Дочери моря. Люси - Кэтрин Ласки

Миссис Сноу остановилась и повернулась к дочери. Несколько мгновений она молча смотрела на неё:

– Люси, когда ты в шляпке, не стягивай волосы так туго: пусть торчит пара локонов. – Она протянула руку под поля её шляпы и потянула завиток. – Мы же не хотим, чтобы ты выглядела сельской учительницей.

– О, мама, ты же знаешь, как я ненавижу возиться с волосами!

– Люси, не употребляй слово «ненавижу», это неподобающее гадкое слово. Лучше говори «отношусь с неприязнью» или «не имею склонности».

Люси подняла взгляд на мать:

– Мама, ты действительно относишься с неприязнью к Анне Грин?

– Почему ты вдруг спросила об этом? Почему мне кто-то должен быть неприятен? Она просто не нашего сорта, вот и всё. Это вовсе не вопрос приязни или неприязни.

Люси плотно сжала губы, поправила шляпку и пошла дальше.

Марджори ускорила темп, чтобы не отставать от дочери:

– Я полагаю, герцог высоко ценит искусство. Ты могла бы рассказать ему о выставке, на которую ходила весной.

– Об Арктический культуре в Музее естественной истории?

– Нет, не естественной истории. Выставка живописи в Арсенале. На которой выставлялись картины Стэнниша Уитмана Уилера, ведь мистер Уилер будет здесь этим летом. Идеальная тема для разговора.

С прядями, кокетливо выбивающимися из-под шляпки, вооружённая идеальной темой для разговора, Люси чувствовала себя полностью подготовленной к предстоящему чаепитию. На сей раз они были приглашены миссис Ван Викс, миссис Форбс и миссис Бэннистер, истинными столпами летнего общества.

– Ведь не просто же так у него уже есть именная вазочка. Представляешь? Я считаю эту традицию клуба такой оригинальной. – Марджори было невозможно остановить, когда она расписывала достоинства герцога.

Люси не могла понять, почему эта «оригинальная традиция» была так важна для матери и так занимала её мысли. Вазочки клуба Абенаки представляли собой небольшие деревянные розетки, в которые помещалось полстакана варенья, подаваемого к послеполуденному чаю вместе с воздушной сдобой. Имя человека появлялось на такой вазочке, если летнее бар-харборское общество принимало его в свои ряды. Судя по всему, герцог уже преодолел сей переломный момент социальной эволюции на острове. Марджори и преподобный пока только обсуждали возможность достижения этой невообразимой вершины. Вазочка старого епископа продолжала стоять на полке в гостиной, и супруги Сноу не могли не согласиться с тем, что, пока он жив, было бы неуместно ставить вазочку с их фамилией рядом.

Мать с дочерью пересекли лужайку перед зданием клуба и поднялись по широкой лестнице на веранду. Люси подумала, что белые подлокотники плетёных кресел делали людей, сидящих в них, похожими на гигантских бабочек.

– Мы пришли не слишком рано и не слишком поздно. Ах! Прекрасно. Миссис Бэннистер уже здесь, а миссис Ван Вик и миссис Форбс ещё нет. Думаю, её дочь Матильда тоже приедет. Они называют её Маффи, но, возможно, тебе лучше называть её Матильдой. Не стоит бросаться с места в карьер. Знаешь, она ведь помолвлена с графом… графом… каким-то.

– Мои дорогие, присаживайтесь, – проговорила миссис Бэннистер, указывая на стулья. – Остальные скоро прибудут. И я взяла на себя смелость пригласить герцога Кромптона. Он такой очаровательный молодой человек. Мы все просто без ума от него. Он такой остроумный. Душа любой компании. А вот и он с Форбсами и Корнелией Ван Викс.

– Маффи без особого труда обыграла Тома Бенедикта в теннис, – объявил герцог. – Могу себе представить, как будет доставаться её будущему мужу, графу. Вам нужно попробовать травяное покрытие, дорогая.

– Травяное! – потрясённым голосом повторила Маффи. – Я играла только на земляном. Надеюсь, папа всё устроит.

– Конечно же, устроит. – В его ярких тёмных глазах блеснула искра насмешки.

Люси посмотрела на маму: она была само внимание и с восторгом ловила каждое слово герцога.

Герцог продолжал:

– Я думаю, Англии есть чему поучиться у молодых американских леди. А то мы утратили – как бы это лучше сказать – некоторую гибкость.

– Как вы хорошо сказали, ваша светлость. – Миссис Сноу буквально светилась.

– Во-первых, нет никакой необходимости называть меня «вашей светлостью». Просто Перси, будьте так добры. А во-вторых, я говорил это не потому, что это хорошо или плохо. Это просто моё мнение. Я считаю, что нам есть чему поучиться у таких, как вы. – На этот раз он смотрел прямо на Люси.

Его речь была вежливой и обходительной. Своими изысканными манерами Перси выгодно отличался от Элдона Дрекселя и других молодых джентльменов, с которыми ей доводилось встречаться в Нью-Йорке. Она должна попытаться понравиться ему хотя бы для удовольствия матери.

– Я не уверена, посещали ли вы её, когда были в Нью-Йорке, – начала Люси, – но там проходила замечательная выставка портретов Стэнниша Уитмана Уилера. – Она взглянула на мать, и та одобряюще кивнула. Тогда девушка рассеянно подняла руку и начала накручивать локон на палец. «Я смогу, если как следует постараюсь, – подумала она. – Всё не так уж и плохо».

Она снова украдкой взглянула на мать: удовольствие, казалось, исходило от неё волнами, как круги на пруду.

– Мистер Уилер будет рисовать меня, – сказала Матильда Форбс пылко. Люси показалось, что она не хвастается, а действительно взволнована.

– Какая честь! – заставила себя воскликнуть Люси. – А вы уже решили, что наденете, Матильда?

– О, называйте меня Маффи, пожалуйста! – проговорила она с улыбкой. – И я понятия не имею, что надеть. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

Люси услышала, как её мать с трудом подавила краткий, но отчаянно радостный вопль, замаскировав его под покашливание.

– Почту за честь, – произнесла Люси, чувствуя, как на сердце у неё теплеет. Маффи оказалась такой хорошей, не то что Ленора Дрексель или любая другая молодая леди, с которыми ей доводилось встречаться на приёмах в Нью-Йорке.

– О, а вот и ты, Долли! – воскликнул герцог проходящей мимо служанке с двумя корзинками булочек. – Я написал об этих булочках маме в Англию. Как ты думаешь, тебе удастся разузнать их рецепт у повара? – и он начал неторопливо, палец за пальцем, стягивать перчатки, Долли казалась загипнотизированной этими изящными движениями. Она уже рассказала другим девочкам на кухне о галантном англичанине, который носил прекрасные перчатки даже в жаркую погоду. Люси опустила взгляд: граф стоял, скрестив ноги, его изящные лаковые кожаные туфли бежевого цвета казались такими же мягкими, как и перчатки. Ей сразу вспомнились грубые сапоги Финеаса Хинсслера в разводах от солёной воды.

– О, это нетрудно, сэр, – просияла Долли. – Я сама запишу его для вас. Знаете, я разбираюсь в выпечке.

– Не знал, но теперь знаю. – Долли была уже в предобморочном состоянии. Она была явно очарована герцогом Кромптоном, его сиреневым шёлковым шейным платком, изысканным льняным жилетом, ярким полевым цветком на лацкане. Он настолько отличался от рыбака из Мэна, насколько это вообще было возможно. Долли расставила вазочки с вареньем, все именные, кроме вазочек для семейства Сноу, выглядевших вызывающе голыми.

– Должен признаться, мне нравится непринуждённость, царящая здесь: мы знаем всю прислугу по именам в отличие от Ньюпорта, – сказал герцог, когда Долли ушла.

– О, Долли Бил. Все здесь знают Билов, – кивнула миссис Форбс. – Она сама, её мать, бабка и прабабка работали здесь, в Абенаки. Они часть его. Что касается Ньюпорта… когда я была маленькой девочкой…

Пока миссис Форбс и герцог обменивались мнениями о Ньюпорте и Бар-Харборе, Люси проследила за маминым взглядом: та переводила глаза от одной вазочки к другой. Люси могла с лёгкостью прочитать мысли матери и потому высоко оценила её молчание на протяжении этого оживлённого разговора. Но то было затишье перед бурей: Марджори Сноу упомянула тётушку Присси по крайней мере трижды, прежде чем герцог наконец-то спросил:

– Присцилла Бэнкрофт Деврис?

– Несомненно. Мы из Балтимора. Присси – крёстная мать Люси. Долгие годы мы были лучшими друзьями… почти семьёй. Собственно говоря, она подарила Люси кукольный домик, являющийся точной копией её Белых Дубов.

– Действительно? Как это чудесно, – сказал герцог.

– Да. Она просто обожает Люси.

– Это меня ничуть не удивляет. – Он улыбнулся. – А у миссис Деврис есть собственные дети?

– Нет, Господь не даровал ей такой радости, как нам, – с этими словами миссис Сноу крепко сжала руку Люси. – Люси ей как дочь. Как единственный любимый ребёнок.

– Я понимаю, – мягко проговорил герцог.

Люси стало не по себе от того, в каком русле пошла беседа. Она повернулась к Маффи и завела разговор о её предстоящей свадьбе с графом Лайфортом.

– Ваше платье шьёт Чарльз Уорт? Это так волнующе!

– Да, в начале сентября мы едем в Париж на примерку. Папа хотел, чтобы он приехал к нам, но его график оказался слишком напряжённым. Я так счастлива! Но мне немного жаль, что мы не можем пожениться в Париже.