Сцены из жизни Максима Грека - Мицос Александропулос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но из всех разговоров трудно было понять, в чем провинился Юрий Малой и за что великий князь так жестоко его покарал. Одни считали князя Юрия ставленником папы римского, другие — императора Максимилиана. И поскольку беда приключилась летом 1514 года, незадолго до того, как великий князь выступил в поход против польского короля Сигизмунда, события эти связали между собой. Говорили, будто князь Юрий перешел на сторону короля Сигизмунда. Будто он вступил в сговор с князем Михаилом Глинским,[85] который, подобно Траханиоту, состоял тогда на службе у Василия, однако вскоре после падения Смоленска открылось его предательство: люди великого князя схватили Глинского, когда он ночью шел встречать литовское войско. С тех пор Василий и держал его в заточении. Князем был Юрий Малой, князем был и Михаил Глинский, оба чужеземцы, с большими связями в Риме и во многих латинских королевствах. Что стоило им вступить в тайный союз с папой римским и императором Максимилианом, покровителями своего единоверца короля Сигизмунда? К такому мнению склонялось большинство знакомцев Максима. Но наблюдательный святогорский монах замечал, что его собеседники запинались, словно сразу теряли дар речи, когда разговор заходил о причинах, побудивших великого князя расправиться с Юрием Малым. Даже словоохотливый Димитрий, лучше всех знавший греко-русские дела в княжестве — отец его был в свите Зои Фоминишны, — погружался обычно в молчание, как только речь заходила о вине старого князя Малого.
Другой грек, поселившийся в Москве много лет назад, рассказал однажды вечером Максиму, что произошло с князем Юрием.
Это был Марк, человек изворотливый, ловкий, занимавшийся в Москве врачеванием. Прежде в Кафе и Константинополе он промышлял торговлей, приехал на Русь скупать меха и преуспел здесь, выдав себя за помощника лекаря. В Кремле, правда, держали другого врача, Николая Немчина,[86] прошедшего курс наук в германских университетах. Но бояре и сам великий князь Василий больше доверяли православному Марку. По какой-то причине, оставшейся в тайне, великий князь целый год продержал Марка в угличской тюрьме. Но недавно его освободили, привезли в Москву и разрешили снова лечить бояр. Он жил припеваючи. Торговал своими снадобьями, вступал в сделки с иностранными купцами. От западных послов получал иностранные монеты, золотые и серебряные. Особенно дорожил Марк венгерскими золотыми, которые были в большой цене. И, расплачиваясь ими за разные товары, получал двойной барыш. Так он разбогател. И теперь рассчитывал уехать в Константинополь, построить себе дворец на берегу Босфора и жить там, как знатные мусульманские беи.[87] Были у Марка и другие источники дохода: епископы и игумены щедро платили ему за перевод греческих священных книг на славянский. В часы досуга он сочинял по византийскому образцу стихиры, кондаки богородице и короткие гимны в честь местных святых. Стихиры и гимны никто ему не заказывал, но за свое усердие он всегда получал от щедрых русских епископов какую-нибудь мзду, деньги либо меха. А теперь вот приехал этот монах с Афона и испортил ему все дело. Максим утверждал, что Марк не сам сочиняет, а списывает с греческих текстов да еще искажает их. И переводы его счел никудышными — Марк, по его мнению, не владел как следует ни тем, ни другим языком. Поэтому в Москве Марк перестал получать заказы, никто не проявлял интереса к его тропарям и стихирам. И он, затаив зло на ученого святогорца, искал теперь заказчиков в дальних монастырях. Но при этом не падал духом, стал заискивать и перед Максимом. Льстил ему в надежде получить заказ на какой-нибудь перевод, не упускал случая навещать его, обращался за разными советами и с вопросами по поводу Священного писания, а также рассказывал новости, услышанные в боярских хоромах и иноземных посольских дворах. Максим выслушивал рассказы Марка, расценивая их так же, как его сочинения, списанные стихиры и тропари.
Но в тот вечер, заинтригованный тайной гонений на князя Юрия Малого, он приветливо встретил лекаря. Усадил его против себя и приказал Афанасию подать изюма и чищеных орехов. Угостил его и чаркой фряжского вина.
Вот какую историю услышал он из уст Марка:
— Святой отец! Как я, темный, прихожу к тебе, просвещенному, со своими недоуменными вопросами относительно Священного писания, — ведь ученого, равного тебе, не сыщешь ныне в православном мире, — так точно пусть поступает твое преподобие, когда желает узнать, чем живут да дышат людишки темные. Правду ты услышишь только от Марка. Интерес твой, владыко, — золото, внимание — алмаз. Не одаряй этими сокровищами кого попало. То, что привелось тебе слышать о князе Юрии и его горькой судьбе, все ложь. Послушай-ка сущую правду.
Честно, благородно, как и подобает истинному византийскому архонту, служил князь Юрий все эти годы великому князю Василию. Так же служил он прежде и отцу его, великому князю Иоанну. Но стал он жертвой зависти и козней.
В тот год султан Селим[88] решил наконец послать сюда, в русское княжество, своего человека, чтобы начать торговать с Русью. Дело это давнее, святой отец. Еще при султане Баязиде[89] князь Иван отправлял в Константинополь посла за послом и грамоту за грамотой, слал дорогие собольи меха и другие богатые дары. Заискивал перед султаном великий христианский государь, называл его славным, любимым братом, предлагал ему дружбу, союз и вечную любовь. Да, да, святой отец, не дивись, простодушный. Все было так, как я говорю. Но султан не отвечал ему.
Прошло много лет, умер Баязид — пусть черви точат его кости, — взошел на трон Селим. Он согласился наконец торговать с русскими. И послал он, как я уже сказал, в Москву своего человека. Послал, но до сих пор его нет как нет! Не думай, однако, что убили его в дороге разбойники, что умер он, утонул в бурю, плывя к Кафе, или что с ним приключилась другая какая беда. Нет, ничего подобного не было. Посол целый и невредимый переплыл море. Прибыл в Кафу. В марте отправился оттуда в русское княжество с русской и татарской свитой. По обычаю, прежде чем приехать в Москву, остановился в пути, дожидаясь дозволения и указаний великого князя Василия. И послал ему самому грамоту с верным человеком, племянником своим Мануилом. Да, святой отец, как заметил ты, посланец турецкий носил христианское имя. Знай, что и грамота, которую вез Мануил, была написана не по-турецки и не по-славянски. Она была греческая! Но поговаривали, будто у Мануила, кроме грамоты великому князю Василию, было запрятано письмо. Его-то он и передал тайком в руки князя Юрия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});