Томек в Гран-Чако - Альфред Шклярский

– Ян, жуй коку, вот как я! Правда, у меня во рту уже все омертвело и язык еле двигается, но индейцы таким вот образом обманывают кокой желудок и легче переносят всякие тяготы. Если уж дикари убедились в достоинствах коки, так что же нам отказываться?

– От этих дикарей многому можно научиться, особенно что касается жизни в тропическом лесу, – возразил Смуга.

– И то правда, каждый умен по-своему, – поддакнул Новицкий. Он выплюнул за борт волокнистый шарик, отдающий ромашкой, в него при пережевывании превратились листья коки. А потом продолжил: – Индеец в джунглях всегда найдет что перекусить, а у нас кишки играют марш.

Время тянулось, зной усиливался. Солнце помалу продвигалось к зениту. В воде, как в зеркале, отражались почти уже прямые лучи. Река просто сверкала в потоках ослепительного света. Джунгли давно уже умолкли, птицы исчезли с берегов.

Смуга прищурился, поглядел на небо:

– Все живое укрылось в чаще. Пора и нам убраться от этого адского зноя.

– Золотые слова! – с радостью откликнулся Новицкий. – Если кампы гонятся за нами, то и им придется переждать в тени. Мы прямо как в печке. Ребята Тасулинчи, небось, дрыхнут себе.

– Поворачивай вправо, – посоветовал Смуга. Лодка вплыла под кроны деревьев, свисающих над берегом реки. Ослепительный блеск воды немного ослаб, и течение здесь не было таким сильным. Правда, плыть от этого легче не стало. Под зеленым пологом не хватало воздуха, одурманивали испарения от гниющих листьев.

VII

В ТРОПИЧЕСКОМ ЛЕСУ

Лодка неторопливо плыла вдоль правого берега, в тени. Новицкий и Смуга напряженно вглядывались в нависающую над ними густую зелень, маневрировали в мешанине выступающих из земли корней. Через какое-то время они увидели маленькую бухточку в высоком берегу, подмытое быстрым течением дерево низко свисало над рекой, его крона уже погружалась и воду. Только благодаря мощным корням, цепко ухватившимся за берег, и лианам, подобно канатам оплетшим соседних лесных великанов, дерево еще не полностью погрузилось в воду.

– Пристань, прямо как из сказки, – тихо обрадовался Новицкий. – Лодку укроем в чаще ветвей, а сами отдохнем на берегу.

– Ты прав, надо переждать зной и немного отдохнуть, – согласился Смуга. – Только смотри, Тадек, чтобы не сломать ни единой ветки. Индейцы такой след не пропустят!

Лодка углубилась в гущу ветвей. Пока Новицкий привязывал ее к ветке, Смуга взобрался на склоненное дерево. Раздался визг обезьян, писк и трепет крыльев. Смуга присел на ствол.

– Подай мне штуцеры и мешки!

Новицкий вскоре присоединился к нему и оба перебрались на берег. Освещенные ярким светом берега и опушки леса заросли непроходимой чащобой. Густая поросль не давала пройти вглубь леса. Разные породы пальм с растрепанными султанами, колючий, растущий только в Южной Америке бамбук, тростник, буйно разросшиеся кусты и высокие травы – вот оно, отпугивающее преддверие джунглей. Только подальше от реки лес поредел[23].

В тени высоких палисандровых деревьев и американских кедров царила влажная прохлада. Солнечные лучи лишь изредка проникали через свод из перевившихся лиан и вьюнка, которые высоко над землей оплетали и соединяли кроны деревьев. Одни лианы тянулись к солнцу, другие свисали с зеленого потолка к земле подобно фантастическим, ажурным гирляндам, расцвеченным пылающими чашечками цветов. Высокие деревья росли по одному, иногда парами и группами, иногда среди них попадался одинокий великан, сам по себе представлявший отдельный мир.

Смуга и Новицкий озирались в мрачных, влажных, угрюмых джунглях, завистливо стерегущих свои несметные богатства. Росло здесь ценнейшее черное дерево, золотоносные каучуковые деревья, хлебное, гуттаперчевое, лаковое, коричное, фиговое деревья, железное дерево[24] с такой твердой древесиной, что не брал его топор, такие деревья, сок которых давал пропитание и лечил, и такие, вытяжки из которых ослепляли и умертвляли.

В джунглях царили первобытные нравы. Деревья разрастались, тянулись к солнцу, а когда наступал им конец, падали от старости. Замшевшие, упавшие стволы образовывали непроходимые преграды. Повсюду виднелись следы частых ураганов – вырванные дьявольской силой деревья висели между других деревьев, оплетавшие их лианы не давали им падать на землю. Сквозь переплетение толстых корней, поломанных ветвей пробивались папоротники, самые разные травы, целительные свойства которых знали и использовали индейские жрецы. Росли там ядовитые и хищные растения. Воздух был пропитан одуряющими ароматами орхидей, ванили, запахами гниющих растений.

Смуга и Новицкий с превеликой осторожностью пробирались сквозь чащу, стараясь не оставить заметных следов. Кроме развеселых обезьян и птиц, они не видели и не слышали никаких других животных. Но это ничего не значило, ибо звери, ведущие ночной образ жизни, отдыхали в своих логовищах, а дневных пугал каждый подозрительный шелест или незнакомый запах. В чаще таились ядовитые змеи, надоедливые насекомые и паразиты. Смуга высмотрел громадное, отдельно стоящее дерево, с его раскидистой кроны свисали связки лиан, они ограждали великана от других лесных растений.

– Вот здесь и остановимся, – сказал он, указав на одинокое дерево.

– Можно, оно нам подходит, – подтвердил Новицкий, но как-то приглушенно, ибо огромные стволы напоминали величественные храмовые колонны, а резкие ароматы – запах ладана. – А, акула тебя проглоти, какое-то странное дерево ты выбрал.

– Верное замечание, капитан! – похвалил его Смуга. – Не кто-нибудь, а сам Гумбольт признал его самым выдающимся творением тропической природы. Это сапуцая, американский орех[25]. Ел когда-нибудь такие?

– А как же, только Томек говорил, что это не орехи, а семена.

– И был парень прав, – признал Смуга. – Но для нас важно, что их можно есть сырыми. Перед тем, как снова пойдем, нужно будет их собрать. Капитан, только не ложись на землю!

– Да помню я, помню! Тут-то человека и ждет какая-нибудь паршивка. На часок-другой повесим гамаки. Деревьев здесь навалом, места хватит.

Новицкий внезапно замер. Поблизости послышалось как будто постукивание по железу, а потом несколько ударов по наковальне. И снова, после короткого перерыва, постукивание и удары.

Правая рука Новицкий нащупала рукоять кольта. Он посмотрел на Смугу, но тот спокойно прислушивался к непонятным звукам, разглядывая ветви ближайших деревьев. А Новицкий стоял, как вкопанный.

Удары молотком повторились и в третий раз. Смуга протянул руку, указывая на что-то другу. Новицкий посмотрел в ту сторону. На ближайшей ветке сидела белая птица с зеленым подгрудком, черным клювом и коричневыми лапами. Во всей птичке от клюва до хвоста, было не больше двадцати пяти сантиметров, но вот она подняла голову, и раздалось постукивание и удары по наковальне. Трепеща крыльями, присела рядом светло-зеленая самочка с темно-зеленой головой и желтым брюшком.