Мечтательница из Остенде - Эрик-Эмманюэль Шмитт

— Перчатка мужчины, — мягко возразил я.

Она улыбнулась, поняв смысл моих слов.

— Ага, ясное дело.

— Какая-нибудь невинная встреча на балу. А все остальное она придумала. Незнакомый красавец, у которого она ее стянула, так никогда и не узнал, что произошло… Вот как я думаю, Герда.

— Да и я то же самое.

Подняв голову, я снял с полки томик, стоявший на самом виду.

— И мне нетрудно угадать, что за книга подсказала ей этот сюжет.

Я открыл изящное издание «Сказок» Перро и отыскал нужную страницу.

— «Золушка»! Она оставляет туфельку на лестнице, убегая с бала. Принц поднимает туфельку и пытается отыскать ее владелицу.

Я взял в руки перчатку.

— Вот она — перчатка принца, которая вполне стоит Золушкиной туфельки.

— Бедная моя тетя! Не удивляюсь, что она вычитывала свои любовные романы в сказках. Судьба обошлась с ней слишком круто, верно я говорю? Тетя Эмма была мало что калекой, она к настоящей жизни была не приспособлена. Только и умела, что мечтать.

Я молча кивнул.

— Ну ладно, посмеялись, и будет, — решительно сказала Герда. — Я уважу тетину последнюю волю. Откуда бы ни взялась эта перчатка, я положу ее в гроб.

— Я помогу вам.

Мы вошли в комнату умершей, где царила торжественная тишина, и должен признаться, что был искренне растроган, вкладывая эту перчатку — именно потому, что видел в ней воплощение грез, — в руки старой женщины, сложенные на груди, на сердце, которое жило только мечтами.

На третий день мы все — Герда, ее муж, дети и я — вошли в комнату, где покоилась Эмма Ван А., чтобы отдать ей последние почести, а затем, в ожидании похоронного катафалка, сели играть в карты Таро.

Когда в дверь позвонили, я крикнул Герде, которая вышла в кухню:

— Не беспокойтесь, я сам открою.

Отворив дверь, я с удивлением увидел перед собой только одного человека.

— Здравствуйте. Вы… один?

— Простите, месье, это дом госпожи Эммы Ван А.?

Его слова разъяснили мою ошибку: посетитель вовсе не был гробовщиком, тем более что в этот момент из-за угла с торжественной медлительностью выплыл катафалк.

— Извините, я принял вас за служащего похоронного бюро. Вы, конечно, знаете, что мадам Эмма Ван А. скончалась?

— Да, месье, я пришел сюда именно по этому поводу.

Обернувшись, он взглянул на людей, выходивших из кабины катафалка.

— Я рад, что подоспел вовремя. Могу ли я побеседовать с вами наедине?

Он был одет в элегантный, темный, безупречно скроенный костюм с галстуком, и в его голосе звучала спокойная властная уверенность человека, привыкшего устранять препятствия на своем пути. Я безбоязненно провел его в гостиную.

— Надеюсь, вы меня простите, месье, если я сразу приступлю к делу, — сказал он на хорошем, почти без акцента, французском. — Я пришел сюда со странной миссией, суть которой непонятна мне самому. Прежде всего позвольте представиться: Эдмонд Уиллис.

И он помахал передо мной визиткой с гербом, которую я не успел рассмотреть, поскольку он снова заговорил, понизив голос:

— Вот уже пять лет я служу секретарем по общим поручениям во дворце королевского семейства. Когда мне разъясняли мои обязанности, я получил от моего предшественника — который, в свою очередь, получил его от своего предшественника, и так далее, уходя назад во времени, — одно весьма туманное предписание. Не знаю, утратило ли оно смысл в процессе передачи от поколения к поколению, или же его специально сделали таковым, чтобы запутать следы, но факт остается фактом: сегодня в королевском доме никому не известно, кто именно его отдал… В любом случае приказ есть приказ, и он гласит следующее: если секретарь дворца узнает о кончине госпожи Эммы Ван А., проживавшей на вилле «Цирцея», дом два, по улице Рододендронов, в Остенде, ему следует доставить туда эту перчатку и положить ее на грудь покойной, перед тем как гроб этой дамы будет закрыт.

И он протянул мне белую перчатку, под пару той, что Эмма, на своем смертном ложе, прижимала к сердцу.

Совершенное преступление

Пер. Екатерина Драницына

Если все пойдет хорошо, через несколько минут она убьет своего мужа.

Узкая тропинка извивалась по круто вздымавшемуся над долиной склону. Еще сотня метров, и любое неловкое движение окажется смертельным. Оступившемуся не за что будет ухватиться: ни дерева, ни куста, ни уступа, только острые камни, готовые пронзить своими зубьями падающее тело.

Габриэлла замедлила шаг и огляделась. На дороге ни одного любителя горных прогулок; долины, раскинувшиеся на другой стороне ущелья, тоже безлюдны. Итак, свидетелей нет. Не считая, конечно, кучки баранов, пасшихся на лугу в пятистах метрах южнее и жадно поглощавших траву.

— Что, старушка, устала?

В ответ она скорчила гримасу: «„Старушка“ — вот чего тебе не следовало говорить, если дорожишь своей шкурой».

Муж обеспокоенно оглянулся:

— Ну же, соберись с силами. Здесь слишком опасно останавливаться.

В голове Габриэллы какой-то злобный голосок высмеивал каждое слово будущего покойника. «Ты сам это сказал „опасно“. Так опасно, что ты отсюда не выберешься живым, старичок!»

Раскаленное добела солнце заливало ярким светом притихшие, жаждущие хоть легкого дуновения ветерка Альпы, словно хотело испепелить и людей, и растения, уничтожить все живое, чего коснулись его палящие лучи.

Габриэлла догнала мужа и пробурчала:

— Иди вперед, все в порядке.

— Дорогая моя, ты уверена?

— Ну, я же сказала.

Он будто мысли ее читает. Возможно, она, сама того не замечая, ведет себя необычно? План оказался под угрозой, и Габриэлла постаралась беззаботно улыбнуться, чтобы успокоить мужа:

— Правда, прекрасно, что мы сюда поднялись. Я в детстве тут часто бывала с отцом.

Муж обвел взглядом крутые склоны:

— Здесь чувствуешь себя таким маленьким!

Внутренний голос проскрипел: «А скоро станешь еще меньше».

Они продолжили подъем, он впереди, она за ним.

Только не давать слабины. В нужный момент без колебаний толкнуть его. Не вызвать подозрений. Не встретиться с ним взглядом. Вложить все силы в точно рассчитанный бросок. Важен результат, только результат. Решение Габриэлла приняла уже давно и не отступится.

Он приблизился к опасному повороту. Габриэлла незаметно, стараясь даже не дышать, чтобы не привлечь его внимания, ускорила шаг. Она была так напряжена, что второпях чуть не поскользнулась на некстати подвернувшемся под ногу камешке. «Нет, только не ты! — раздался в ее сознании насмешливый голос. — Не хватает самой убиться, когда свобода так близко». В этом внезапном упадке сил она почерпнула мощный заряд энергии, кинулась на маячившего впереди мужа и изо всех сил толкнула его в спину.

Он изогнулся, потерял равновесие, и тогда она довершила дело ударом по щиколоткам.

Тело взмыло с тропинки и рухнуло в пропасть. Габриэлла в страхе отпрянула и прижалась к скале, чтобы не упасть и чтобы не видеть того, что она натворила.

Ей достаточно было слышать…

Исполненный ужаса удаляющийся крик, потом удар, еще удар, вопль боли, новые удары, хруст ломающихся костей, грохот камнепада и, наконец, полная тишина.

Ну вот! Получилось. Теперь она свободна.

Вокруг нее простирались величественные и приветливые Альпы. В чистом, омытом дождями небе парила над долинами птица. Ни обличающего визга сирен, ни размахивающего наручниками полицейского. Казалось, сама царственно безмятежная природа была ее сообщницей и защитницей.

Габриэлла оторвалась от скалы и склонилась над пропастью. Лишь через несколько секунд она увидела разбившееся тело — оно лежало не там, где она ожидала. Кончено! Габ не дышал. Все оказалось так просто. Она не чувствовала вины, только облегчение. Впрочем, ее уже давно ничто не связывало с лежащим внизу трупом.

Она опустилась на землю, сорвала бледно-голубой цветок и стала его пожевывать. Теперь у нее будет время понежиться, поразмышлять и ее больше не будут мучить дела и секреты Габа. Она возвращалась к жизни.

Сколько минут прошло?

Далекий звон колокольчиков прервал ее блаженные мечтания. Бараны. Ах да, нужно спускаться, разыгрывать комедию, звать на помощь. Проклятый Габ! Не успел умереть, а она опять вынуждена посвящать ему свое время, заставлять себя что-то делать ради него! Отвяжется он от нее когда-нибудь?

Немного успокоившись, она гордо выпрямилась. Главное сделано, теперь пути назад нет и до долгожданного покоя всего несколько шагов.

На обратном пути она освежила в памяти свой сценарий. Забавно было вспоминать об этом плане, который она составляла в прошлой жизни, еще обремененной присутствием Габа. В другой жизни, уже такой далекой.