Завтрак на руинах - Майкл Муркок

Дверь снова распахнулась. За дверью стояли двое, один позади другого. Оба были толстыми. На обоих были черные пальто с меховыми воротниками и котелки. Оба выглядели как преуспевающие бизнесмены. Тот, что стоял впереди, улыбнулся.

— Ну вот, наконец-то! — сказал он по-русски.

Карл заметил, что у второго под мышкой шляпная коробка. Коробка не соответствовала ситуации. С этой коробкой что-то было не так. Карл начал медленно отступать вверх по лестнице.

— Задержите его! — крикнул первый толстяк. Из тени на второй площадке выступили еще двое. В руках у них были револьверы. Карл замер посреди лестницы. Так вот что значил звук открывающейся двери, который привел их с Ковриным сюда, вниз!

— Недурственное прикрытие, товарищ Песоцкий, — сказал главный. — Сегодня вы, кажется, так зоветесь?

Песоцкий пожал плечами. Он, похоже, совершенно пал духом. Карл гадал, кем могут быть эти хорошо одетые русские. Ведут себя как полисмены, но британская полиция, насколько Карлу было известно, не берет на службу иностранцев.

Коврин хмыкнул.

— Малыш капитан Минский, не так ли? Или вы тоже успели сменить имя?

Минский облизал губы и сделал несколько шагов по коридору. Было очевидно: он не ожидал, что Коврин его узнает. Он уставился Коврину в лицо.

— Я вас не знаю.

— Ну-ну-ну, — сказал Коврин спокойно. — Что это вас в иностранный отдел перевели? Или ваше варварство даже для Петербурга оказалось чересчур?

Минский улыбнулся, будто услышал комплимент.

— В Петербурге мне нынче делать нечего, — сказал он. — И народ интересный перевелся, и работенки-то толковой нет. Вечная трагедия полицейского. Стоит добиться хоть какого-нибудь успеха, как тут же становишься ненужным.

— Вампир! — прошипел Песоцкий. — Неужто тебе еще мало? Неужто тебе нужно высосать последнюю каплю крови?

— Очень, очень похоже на вас, Песоцкий, — терпеливо заметил Минский. — Вам положительно необходим мелодраматический элемент, всегда и во всем. Если мне позволено будет заметить, это ваша главная слабость. Знаете, что я вам скажу? Все вы — несостоявшиеся, непризнанные поэты. Для политической карьеры людей хуже вас трудно себе представить.

Песоцкий мрачно пробурчал:

— Ну, на этот раз вы оказались в дураках, господин Минский. Типографии-то здесь нет, хоть тресни. Здесь просто подпольная швейная потогонка.

— Я уже отметил вашу прекрасную маскировку, — возразил Минский. — Или ваши поэтические души жаждут еще одного комплимента?

Песоцкий пожал плечами.

— Ну, тогда желаю вам удачного обыска.

— У нас нет времени для нормального обыска, — сказал Минский. Он кивнул в сторону человека со шляпной коробкой. — У нас тоже, знаете ли, возникают трудности. Дипломатические проблемы и тому подобное. — Минский извлек часы из-за пазухи. — Впрочем, я думаю, у нас есть еще целых пять минут.

Карлу было почти что смешно. Похоже, капитан Минский всерьез считает, что здесь спрятан печатный станок.

— Начнем сверху? — осведомился Минский. — Вы ведь оттуда спустились, насколько я понимаю?

— Как может быть печатный станок наверху? — фыркнул Песоцкий. — Никакие перекрытия не выдержат.

— Последний обнаруженный мной станок был самым аккуратненьким образом распределен по нескольким соседним комнатам, — сообщил Минский. — Прошу наверх.

Они поднялись по лестнице на первую площадку. Карл предположил, что жители комнат на этом этаже наверняка уже проснулись и прислушиваются за дверьми. И снова Карл испытал острое чувство превосходства над ними. Один из людей, находившихся на площадке, помотал головой и указал выше.

Всемером они медленно поднимались по ступенькам. В руке у капитана Минского был револьвер. Карл отметил: рука была в перчатке. Трое других незнакомцев тоже держали в руках револьверы, подталкивая совершенно раскисшего Песоцкого и кипящего от бешенства Коврина. Карл указывал дорогу.

— Мои папа и мама здесь работают. Никакой типографии здесь нет, — проговорил он.

— Мерзость какая! — бросил Минский своему лейтенанту со шляпной коробкой. — Использовать детский труд на этой скотской работе. Вон там из-под двери пробивается свет. Открой-ка нам дверь, мальчик.

Карл открыл дверь рабочего помещения, изо всех сил пытаясь скрыть ухмылку. Его отец и мать все еще спали. Молодая женщина, которая ворчала на него, подняла голову и злобно посмотрела на них. Затем все семеро ввалились в комнату.

Минский сказал, обращаясь к Песоцкому и Коврину:

— О, какой невинный вид! Я тронут. Но только меня не проведешь. Я знаю, чем вы тут занимаетесь. Где станок?

Теперь все, кто сидел за столом, отложили работу и удивленно смотрели на Минского, в то время как он методично простукивал стену возле камина. Звук был глухой, но Карл понимал: это лишь потому, что стена тонкая. С другой стороны стены должна быть точно такая же комната. Однако Минского эта стена почему-то устроила.

— Клади ее сюда, — сказал он человеку с коробкой. — Нам пора уходить.

— Ну что, нашли станок, а? — Карл уже ухмылялся в открытую.

Минский ткнул его в рот стволом револьвера. Карл застонал, когда кровь потекла по левой щеке. От удара он упал на спящих родителей. Они зашевелились во сне.

Коврин выхватил свой револьвер. Он водил им из стороны в сторону, переводя дуло с одного агента тайной полиции на другого.

— Бросьте оружие! — крикнул он. — А ты давай, бери свою шляпную коробку!

Агент нерешительно посмотрел на Минского.

— Механизм уже установлен. У нас всего несколько секунд.

Карл понял, что в коробке бомба. Он попытался разбудить отца, чтобы сказать ему об этом. Теперь и люди, что работали за столом, повскакивали с мест. Все разом начали кричать. Дети вопили, женщины визгливо кричали, мужчины орали и ревели.

Коврин выстрелил в Минского.

Один из людей Минского выстрелил в Коврина.

Коврин начал валиться назад через дверь, и Карл услышал, как он упал на площадке. Песоцкий бросился на человека, который застрелил Коврина. Раздался еще один выстрел, и Песоцкий упал на пол. Кулаки его сжимались и разжимались, из живота толчками выливалась кровь.

Отец Карла наконец проснулся. Его глаза расширились от изумления, когда он увидел, что происходит. Он схватил Карла и притянул к себе. Проснулась и мать Карла. Она завизжала. Карл увидел, что Минский мертв. Трое других русских опрометью бросились из комнаты. Слышно было, как они бегут вниз по ступенькам.

Затем раздался взрыв.

Карл был защищен телами своих родителей, но почувствовал, как они содрогнулись, когда взрыв настиг их. Он видел, как маленький мальчик летит и ударяется о дальнюю стену. Он видел, как идет трещинами и вылетает окно. Он видел, как подается дверь, и как ее выдувает в темноту лестничной площадки. Он видел, как огонь взрыва медленно протянул щупальца во все стороны, а затем столь же медленно вобрал их. Он видел, как рабочий стол встал на торец, да так и остался, прислоненный к стене. Стол был обуглен и расщеплен. Штукатурка обрушилась со стены, обнажив кирпич. Кирпич теперь тоже был черным. Что-то оглушительно ревело. Затем все расплылось, и Карл увидел только слепящую белизну.

Карл закрыл глаза, а затем снова открыл их. Глаза саднило, однако он, пусть с трудом, но мог видеть, хотя газового рожка больше не существовало. В течение секунды или двух во всей комнате царила мертвая тишина. Затем со всех сторон раздались стоны.

Вскоре стоны заполнили собой все помещение. Карл заметил, что пол вздыбился там, где он еще недавно был ровным. Он увидел, что наружная стена раскололась. Сквозь громадную трещину в комнату вливался лунный свет. На полу двигались черные тени.

Теперь вся улица за домом наполнилась голосами. Голоса слышались сверху и снизу. Карл услышал, как кто-то бежит по лестнице. В глаза ему ударил свет. Кто-то сунулся с лампой в дверной проем и тут же со сдавленным воплем отпрянул. Карл поднялся на ноги. Он был невредим, хотя кожу саднило, а тело было исцарапано. Он увидел, что у его отца больше нет правой руки, и что из культи хлещет кровь. Он приложил ухо к груди отца. Отец все еще дышал. Мать держалась за лицо, повторяя, что она ничего не видит.

Карл выбрался на площадку и увидел людей, столпившихся на лестнице выше и ниже. Человек с лампой был сам мистер Армфелт. Сейчас он был в ночной рубашке. Выглядел он неважно. Мистер Армфелт стоял, уставясь на фигуру, прислонившуюся к стене напротив двери. Это был Коврин. Коврин истекал кровью, но все еще дышал. В правой руке у него по-прежнему был странный пистолет. Карл ощутил лютую ненависть к Коврину. Коврин был главным виновником происшедшего. Он подошел и снизу вверх посмотрел в глаза высокого русского. Протянув руку, Карл взял пистолет из вялых пальцев Коврина. Стоило пистолету перекочевать в руку Карла, как Коврин тут же упал на пол, будто пистолет поддерживал его. Карл посмотрел на него — теперь уже сверху вниз. Коврин был мертв. Царило молчание. Люди стояли и смотрели, будто бы перед их глазами разворачивалась какая-то особенно ужасающая мелодрама.