Птицедева - Svetlana Gamayunova

Не глуп лишь дурень, что влюблен

(Франсуа Вийон)

Я поняла, что мои дела плохи. Эта дама не собирается меня отпускать домой и хочет развлечься. А развлекать ее мне почему-то не хотелось. Я попыталась сделать шаг назад и побежать, но под ногами разверзлась пропасть, и я туда чуть было не упала, хорошо хоть затормозила в последний момент.

Дама засмеялась:

– Глупышка, в моем мире существует только мой порядок, работают и осуществляются только мои желания, а я сейчас хочу развлечься.

Осознав, что просто так мне не уйти, я спросила:

– Что я должна сделать, чтобы вернуться?

– Всего-то прожить жизнь. Это так мало, люди проживают живути не замечают, что уже ее прожили. Оглянулись, а уже ее нет – ни молодости, ни зрелости, одна дряхлая старость – плачут, сожалеют, дурашки. Вот и ты проживешь, а я посмотрю. Люди на Первой Земле смотрят кино и сериалы, а это так плоско, мне нравится смотреть жизнь, это куда интереснее.

– Зачем вам это? – испуганно охнула, представив, что жизнь – это так долго, а меня Карен ждет, тетушки, Макошь что-то от меня хочет.

– Скучно. Хочу посмотреть на ту, которую выбрала Макошь. Ей думается, что в тебе есть что-то особенное, вот и я хочу посмотреть на тебя в моей игре.

Я решила все-таки поторговаться, хотя поняла, что дела мои плохи:

– А может, Вы, уважаемая, отпустите меня и будете смотреть, как моя жизнь складывается на Земле, а не в Мире Иллюзий? Обещаю, что не буду прятаться, честно, не собираюсь скрываться, моя жизнь как на ладони, вся прозрачная, и тайны больше никакой нет. Известно, где родилась, где училась, где была. Прозрачно все, смотрите, не жалко.

– Не пытайся меня перемудрить, Лотта, это невозможно, – чуть свысока сказала Дама. – Ту жизнь уникальной птицедевы ты пишешь сама, ну, с небольшой помощью, а я хочу посмотреть, как ты проживешь чужую жизнь и сможешь ли не сломаться. Условия в ней будут тоже не сахар, только начнешь ты ее на Первой Земле. Посмотрю, как справишься.

– Я и на этой земле не очень понимаю, что от меня хотят и что я собой представляю. А Вы меня в другой мир собираетесь отправить.

– Ну и что? – равнодушно кивнула Дама. – Другие изначальные условия, другой мир, другая жизнь, другие мужчины, вот посмотрим, как ты в них разберешься и не потеряешь ли себя, а то тебя тут тетушки учат, Макошь страхует, принцы настоящие на белых конях возят. А я хочу посмотреть, как ты в некоторых ситуациях себя поведешь.

Я гордо вскинула голову, но так хотелось вернуться домой, к теткам. Ну как меня сюда занесло? Ведь предупреждала же Гамаюн, предупреждала. «А может, и знала, – мелькнуло у меня в голове, – только изменить ничего не могла». От этой мысли стало совсем грустно.

– Догадливая девочка. Знала Гамаюн, скорее, догадывалась, но сказать и остановить не могла. Куда же тебя направить пожить? Ладно, в совсем уж низшие слои населения Индии, типа неприкасаемых, тебя отправлять не буду. Родишься в приличной семье, но в жизни не пожалею.

И добавила:

– Не сломаешься, научишься, выстоишь, поймешь, кто тебе нужен и зачем, или не нужен и почему – отпущу; нет – еще кучу жизней проживешь, заодно развлекусь, на это глядючи.

– А что я должна понять? И кто, и что мне нужно? Что это Вы имеете в виду?

– Много чего нужно – и работа, и дети, и мужчины, конечно, тоже. Ты же отдала туфельки Карену и Михелу, значит, и на этой Земле их будешь искать. В другой ипостаси, конечно, только разобраться должна, кто есть кто, кто из них тебе нужен и почему. И в себе разобраться тоже должна. Получится – хорошо, не получится – еще один круг. И так долго и нудно, и больно, а для меня развлекательно.

Я поняла, что не вырваться, что придется вступать в ее игру, но все-таки хотелось узнать хоть какие-то правила.

– А когда начнем и какие правила?

– Да прямо сейчас, чего тянуть-то. Ты живешь жизнь, в ней много чего, как в любой жизни, случается – горе и радость, рождение и смерть. Только ты не вспомнишь, кто ты, что зовут тебя Лотта. Другое имя, другая Земля, другие мужчины. Идея игры для меня в том, что ты должна не потерять себя и понять, кто Карен, а кто Михел, чем отличаются. Ты ведь и сейчас до конца не знаешь, кто тебе нужен точно, вот и там интрига сохраняется. Но еще раз повторяю, ты будешь жительницей Первой Земли, простой девушкой, ничего волшебного.

– А как вы за мной следить будете?

– О, за это не волнуйся, видящих или следящих мы обеспечим, не забудут тебя, будешь под присмотром. Ну что, начнем игру? Чего тянуть время, я, Майя – Иллюзия, не упущу своего.

Она махнула рукой, и я выпала из реальности, меня не стало.

Я не я и судьба не моя, а чья?

Я, Вероника Иванова, сорока лет отроду, читала очередную довольно поучительную книгу перед сном, уже залезла в постель и случайно взглянула в окно, а так как штора была не полностью прикрыта, увидела, что они появились снова. Они появились снова! – и словно удар по голове. Сколько лет их не было? Почти что пять лет я их не видела, и вот опять. Зачем, почему, что изменилось? Подкатило глухое отчаяние – зачем, зачем, зачем и что будет? Сейчас мне не было страшно, как в детстве, я не смотрела с непониманием, как в юности, теперь в голове быстро-быстро, сменяя друг друга, проносились ожидание, непонимание, раздумья. С совершенно ясной головой стала разглядывать силуэты за окном, именно силуэты существ, которые, не отрываясь, смотрели на меня. Если бы кто-то спросил, как смотрели, какие у них глаза, лица, на что они похожи, я бы не сказала – не знаю. Вдруг страшно захотелось плакать, так как четко осознала, что что-то опять изменится, что это, конечно же, неспроста, что просто так ничто не возвращается, тем более они.

Силуэты за окном зашевелились, началось кружение, к стеклу то и дело прижимались и отходили разные особи Глядящих, как я их прежде называла, а я пыталась вспоминать и пробовала трезво осмыслить происходящее. Они не были плотью моей фантазии или больного воображения, уверена, что их видели многие, но почему-то забывали или старались забыть, придумать оправдание своей короткой памяти, выкинули какую-то очень важную жизненную подсказку из головы, чтобы быть как все, как другие, как многие непонимающие.

Никаких звуков за окном, придающих происходящему ощущение реальности, не наблюдалось. Реальность за окном не была шумной, как в то время, когда сексуальный маньяк повадился подглядывать в наше окно, вечером, когда мы с почти мужем ложились в постель. Он гремел подоконником, взгромождаясь на него, перемещался вдоль окна, выискивая место и щель между штор пошире, тарахтел железом, чтобы увидеть чужую жизнь и приобщиться, наверное, к ощущению чужого счастья, секса или скандала. Когда он только появился под окном, я страшно нервничала, боялась: как это так – кто-то подсматривает за тем, как почти муж прижимает меня к себе, устало трется носом по виску, принюхивается к волосам, чуть нервно желает понять мое настроение, узнать, есть ли у меня хоть капля желания уделить ему чуточку тепла, или просто поговорить о случившемся за день. Мы быстро простили парня, пожалели и даже перестали так тщательно бороться со щелями в шторах, больше не выбегали на улицу, смотреть, кто там оставил следы на снегу. Однажды вечером вообще возникла смешная ситуация: мы еще не легли спать, а в дверь требовательно позвонили. Открыла и к великому удивлению увидела двух дружинников (не знала, что они еще существуют), держащих за шиворот мужичка лет тридцати пяти, виновато пытавшегося увернуться. Плюгавый, на вид вполне вменяемый, он даже не производил впечатления больного. Ребята объяснили, что поймали его у нас на подоконнике и привели на опознание. Мы с почти мужем смеялись и уверяли, что на больных не обижаются, знаем мы его и претензий к нему не имеем, пусть они его забирают. Парня увели. Тогда он, этот смотрящий в окно, был совершенно материальным.

Эти были иными в прямом и переносном смысле. Силуэты за окном не пропадали, и я начала вспоминать, когда они появились, начиная с детства.

Все детство я боялась ночи. Наверное, не я одна, многие дети видят тени за окнами, под кроватью, в углах комнат. Дрожат, лежа в кроватках, просят не выключать свет. У меня это было гипертрофировано. Вспоминая, жалела маму. Она терпеливо часами сидела возле моей кровати, напевала или тихо рассказывала мне сказки, шептала, что бояться нечего, что я храбрая девочка, а папа военный и сильный, никто не даст меня в обиду и вообще мне, конечно, это только, кажется. Но, вероятно, маме они тоже были известны, так, как если бы это было по иному, никто бы не панькался со мной так долго, почти до 7 лет. Они, позже я называла их «Глядящие», иногда «Подглядывающие», были очень разные, хочется написать голубые и красные, но нет, они были серые, не злые, но они очень хотели ко мне прикоснуться, возможно, что-то сказать, попробовать узнать, какая я на ощупь. Большинство не могли проникнуть в комнату через стекло и кружились возле окна, прижимаясь безликими лицами к стеклу. Некоторые, как мне казалось, каким-то образом оказывались под кроватью, и мама по моей просьбе каждый вечер мужественно выметала их веником, кричала: «Кыш, бессовестные, дайте девочке заснуть». Но каждый вечер они появлялись вновь. Хотя нет. Они пропадали в детстве несколько раз. Первый – когда меня отправили к бабушке. Она была строгая, педантичная и почти не улыбалась. Когда она смотрела на меня, мне хотелось сесть и быть тише мыши под веником. Она, буравя меня взглядом, приковывала к месту, и я боялась прыгать и даже смеяться. Они, Глядящие, покрутились немного и пропали. Мне казалось, что мама меня разлюбила, бросила, что я одна в этом мире и еще эти, к которым я так привыкла, что так пугали меня, тоже бросили меня совсем одну в чужом мире и городе, в новой, совсем непонятной мне правильной жизни. Мама появилась зимой неожиданно. Воспитательница вывела меня в коридор из группы. Я не помню лица мамы, только черную котиковую шубу, к которой прижималась, пытаясь в ней раствориться. Мир стал яркий и удивительно прекрасный, и вдруг за окном даже среди дня в коридоре школы я увидала Их. Страшно удивилась, даже обрадовалась и подумала: «Может, это мама их привезла с собой?» Сейчас, вспоминая это событие, думаю, что они и правда питались эмоциями – может, моими, может, мамиными, а может, просто появлялись в тот момент, когда происходило что-то значимое. Вот и гадай теперь, а гадать надо. Не просто же так они явились сейчас ко мне, уже немолодой дамочке, жизнь которой не очень гладкая.