Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник) - Наталья Павлищева

Поутру мальчиков разбудили рано, едва рассвело – ехать пора. Все трое были возбуждены, хотя ни Дмитрий, ни Владимир старались этого не показывать. Дмитрий – потому что князь и ему негоже трястись по каждому случаю, а Владимир – потому что норовил во всем держаться не хуже брата. Пытался и Ванятка, который вообще копировал князя, даже ходил важно, как ему казалось, очень похоже на Дмитрия. Все вокруг по-доброму посмеивались над маленьким княжичем.

Во дворе суетились люди, запрягали лошадей, укладывали вещи в возки, переругиваясь и отпуская беззлобные шуточки. По всей округе разносились запахи стряпни, приятно щекоча носы. Княгиня, несмотря на совсем раннее утро, была в полном одеянии и ходила по палате, комкая в руках платок. На глаза то и дело набегали слезы. Александра старалась их не допускать, понимая, что если начнет плакать, то уже не перестанет.

Бояре увозили уже не одного Дмитрия, а всех троих мальчиков неведомо куда. Пусть вчера митрополит, а потом весь вечер родич Василий Васильевич Вельяминов убеждали, что сберегут князя и княжичей, сами костьми лягут, а их в обиду не дадут, что не посмеет князь Дмитрий Суздальский супротив московского войска выступить… Все равно, мать готова была спрятать младшенького хоть под подол, только бы не забирали. Но Александра понимала, что ей и Ванятку не удержать, Дмитрий в таком возрасте уже в Орду плавал, а его вместе с братьями по своей земле не отпускают?! Пришлось смириться, хотя сердце, конечно, ныло.

Будь у княгини жив муж, она спокойно отдала бы княжичей отцу… Подумала так и поняла, что нет, и тогда материнское сердце ныло бы, как ноет всякую минуточку, когда не видит своих ненаглядных мальчиков. Все, что могла мать – благословить сыновей в дорогу и проследить, чтобы при сборах не забыли чего.

Они и прощались с матерью наскоро, все недосуг, все торопились. К Александре подошел Василий Вельяминов:

– Ванятка только сперва на коне поедет, потом его в митрополичий возок пересадят. И охрана хорошая, и митрополит рядом.

– Нет, он не сядет! Если братья будут верхами ехать, то и он поедет. Растрясется же!..

Сейчас княгине казалось самым страшным это – растрясет младшенького, у которого на широкой конской спине ножки в разные стороны разъехались шире некуда, разболеется он, а пожалеть, приласкать некому будет. Вельяминов чуть улыбнулся в усы:

– Пересядет! Договоренность у нас с митрополитом есть. Заставят.

И снова Александре было жаль младшенького. Заставят… А ему обидно будет, заплачет, и снова не приголубит никто…

Так и осталась слезы без повода лить. А сыновья руками помахали, причем Дмитрий всего лишь раз, Владимир, которого уже своим сыном считала, тоже, а Ванятка все норовил обернуться и еще раз махнуть. Пешцы, что шли по обоим бокам лошади и осторожно придерживали княжича, чтоб не соскользнул, едва справлялись из-за его верчения.

Но вот вереница коней и пеших во главе с новым великим князем Дмитрием Ивановичем скрылась с глаз. Москвичи еще долго обсуждали, что хотя и молод Димитрий Иванович, а вон как силен! Живо нашлись те, кто подтвердили: на деда Ивана Даниловича похож, точно сын его, а не внук! Эта похожесть народ очень порадовала, что скрывать, боялись, что из-за малолетства Димитрия на Москве многое порушится. Но Господь миловал, и митрополит вовремя вернулся, и бояре друг дружке бороды не повырывали в споре за власть, и сам молодой князь толковым оказался.

Вокруг невысокого мужичка на торге собралась толпа любопытствующих. Он оказался очень осведомленным – плавал с князем в Сарай и воочию видел, как Димитрий Иванович себя у татей ордынских вел! К рассказчику протиснулся похожий на только что вылезшего из берлоги медведя-шатуна кожемяка. Он него несло кислыми кожами и п о том, но сейчас никто этого и не заметил, правда, пропустили, потому как больно плечист и крепок оказался.

Рассказчик вдохновенно врал:

– Тут и сказал Дмитрий Иванович поганому хану ордынскому, топнув ножкой: «А давай-ка ты мне, чудище, ярлык великокняжеский, не то как возьму одной рукой да об землю и ударю! Останешься ты, чужище чужеродное, лежать бездыханным!»

Толпа ахнула от смелости своего молодого князя. Ты глянь, сколько князей с трясущимися руками и ногами в Сарай ездили, а этот и чудища не испугался! Кожемяка, однако, не совсем поверил, засомневался:

– А чего ж стража ордынская молчала? Неужто у них мечей вострых нет, что не порубали за такие слова нашего князя?

Мужичок и ответить не успел, окружающие, возмущенные ненужным сомнением в таком лестном для князя рассказе, принялись орать на кожемяку. Одна из баб пошла на него приступом, уперев руки в бока:

– Сказано же тебе, что перепужались! Ишь какой недоверчивый!

К бабе живо присоединились еще несколько, наскакивали на здоровенного кожемяку, хотя и были ему не выше плеча. Тот отбивался, как мог:

– Да я что, я только спросил, куда охрану дели! Порубали или как?

– Ясно дело, порубали! – решили вокруг и, бросив бедолагу на произвол судьбы отбиваться от возмущенных баб, снова окружили рассказчика, продолжившего врать с удвоенным воодушевлением. Бабы, быстро осознав, что, расправляясь с возмутителем спокойствия, пропустят самое интересное, бросили свое преследование и заработали локтями, пробиваясь обратно в круг. Их пропускали, уважая за заступничество.

Сам кожемяка чуть постоял, раздумывая, стоит ли также послушать, но решил, видно, не рисковать, привычно полез пятерней в затылок, подумал и, махнув рукой, отправился восвояси. А слушатели немного погодя понесли слухи один другого чуднее, как их молодой князь Димитрий Иванович расправился с ордынским ханом, только вот разные люди звали хана по-разному. Кто говорил, что то был Жанибек, кто звал Наврузом, а кто и вообще Мамаем…

Не ведали москвичи, что пройдут годы и они уже безо всяких слухов смогут гордиться своим князем за победу над тем самым Мамаем на поле Куликовом. И не только они, но и много столетий спустя их потомки. Не всех героев земля Русская помнит, но есть такие, которых никогда не забывала. Дмитрий Иванович, прозванный позже Донским за Куликово поле, из них.

А сам молодой князь, не ведая еще о своих будущих победах, ехал вместе с братьями боярами изгонять из града Владимира самовольного князя Дмитрия Константиновича, чтобы занять великокняжеский стол.

К Дмитрию подъехал Матвей Бяконт:

– Димитрий Иванович, глянь-ка на брата, едва в седле держится. Скажи, чтоб в возок пересел, не то и правда зад набьет так, что не одну седмицу на пузе пролежать придется.

Дмитрий и сам видел, что Ванятка едва держится на лошадиной спине, тряско все же, не первый час едут, да и широк для него лошадиный круп. Кобылу выбирали смирную, широкую, что твоя лавка-лежанка, поначалу сидеть удобно, но широко разведенные в сторону ноги быстро устают и начинают болеть. Это князь по себе помнил, когда только учился ездить верхом. Он покачал головой: