Приключения 1978 - Сергей Наумов

— Ну, что скажете?

Коротким жестом Петров разрубил воздух:

— Расскажу правду. На меня напали… Шел поздно ночью домой. Возвращался из деревни с праздника. На Грабиловке ко мне приблизились трое, стали требовать деньги. У меня ни копейки. Один из них выхватил нож и замахнулся. Я поднял руку и сразу же почувствовал в ней боль и убежал.

Петров умолк. Пристав коротко рассмеялся:

— Ничего не утаили? Так. Но почему же вы сразу не рассказали о нападении на вас? Плели о рубке мяса. Совсем нелепо!

— Я боялся, — признался Петров. — Не убивал я. Хотелось подальше быть от подозрения.

— Уведите! — сказал пристав.

Сорокатрехлетний пристав Андрей Андреевич Октаев, хитрый и опытный полицейский страж, в своем активе имел немало запутанных, сложных уголовных дел. Такая важная улика, как калоша с вложенным в носок клочком хлопка, оставленная на месте убийства, казалась Октаеву кончиком нити, который поможет размотать весь клубок преступления. Пристав стал искать калошу в цехах фабрики Берга. Он ходил от станка к станку, присматривался к обуви мужчин. Подошел к ткачихе Матрене Уткиной:

— Скажи, любезная, почему соседа нет у станка?

— Пошел за маслом.

— А кто на этом работает? — Октаев указал на станок.

— Иван Соколов.

— А не припомнишь ли, голубушка, в чем обут твой сосед?

— О чем вы, барин?

— В штиблетах или в сапогах ходит Соколов на работу?

Матрена пожала плечами, не понимая, зачем это полицейскому начальнику понадобилось.

— В штиблетах с калошами. Он у нас форсный. — Матрена подумала и добавила: — Сегодня пришел в сапогах.

— В сапогах?

Пристав дождался Соколова, подошел к нему, тронул за плечо.

— Пройдемте к нам в участок, шумно здесь, — сказал Октаев.

Диалог пристава Октаева с ткачом Иваном Соколовым продолжался в канцелярии третьей части. Допрос производился по всей форме. Ответы Соколова фиксировались в протоколе. Родился в деревне Казино Новинской волости Тверской губернии. От роду 20 лет. Холост. Четыре года работает ткачом у Берга. Жил у сестры Марии, ткачихи Морозовской фабрики, сначала в фабричных спальнях, потом на разных квартирах, сейчас — на Птюшкином болоте. Не судился.

— Знаете ли вы Павла Волнухина? — спросил пристав.

— Впервые слышу.

— А что вам известно про его убийство?

— Говорили на фабрике, что Павлуху зарезали…

— «Павлуху»? — Октаев переспросил с еле скрываемой радостью. Испытанный его прием сработал и на этот раз.

— Да, Павлуху!

— Откуда же вам известно его имя, если вы Волнухина не знаете вообще?

— Фабричные бегали смотреть труп, говорили: «Павлуху убили». Я и запомнил.

Пристав ухмыльнулся:

— Вы на фабрику все время ходили в штиблетах с калошами. А сегодня пришли в сапогах. Где же ваши калоши? Пройдем на Птюшкино болото и в вашем присутствии произведем у вас обыск. — Пристав поднялся из-за стола, подошел к Соколову: — Ну, ну, пошли!

Названия многих улиц, площадей, уголков Твери шли от метких прозвищ, данных им горожанами: главная улица именовалась Миллионной; здесь жили миллионеры Коняевы, Морозовы, Нечаевы, Берги; фабричный район, где ютился рабочий люд, кто-то окрестил Грабиловкой. Днем его обитателей грабили те, кто жил на Миллионной, а ночью на неосвещенных, грязных улицах орудовала шпана. Городская окраина, к которой подступала топь, называлась Птюшкиным болотом. Здесь жил со своей сестрой ткач Иван Соколов.

Пристав с городовыми и Соколовым вошли в каморку. Сесть негде.

— Ялымов, приступайте! — скомандовал Октаев.

— Калош нет, ваше высокородие! — поискав, сказал городовой. — У господина Соколова было время подготовиться к нашему приходу.

Вечером того же дня Октаев докладывал судебному следователю первого участка Тверского уезда о ходе допроса Петрова и Соколова:

— Они убили! Видит бог, они!

— Надо доказать!

В кабинет вошел делопроизводитель и подал Успенскому запечатанный конверт. Следователь вскрыл его, извлек бумажку, молча прочитал ее, сказал, как бы продолжая разговор со своим собеседником:

— Вот послушайте, что пишет мне господин прокурор окружного суда: «Имею честь предложить Вашему высокоблагородию передать судебному следователю по важнейшим делам для дальнейшего производства следствия возникшее в Вашем производстве дело об убийстве рабочего Павла Иванова Волнухина…» Так-то вот! — Следователь перевел взгляд на пристава.

— Выходит, жандармское управление будет продолжать следствие?

— Правильно! Вам не по носу табак, господин Октаев.

II

Еще гремела музыка в клубе Дворянского собрания и титулованные особы, промышленные воротилы и финансовые тузы развлекались в уютных залах и гостиных дворца, еще прогуливались щеголи возле пылающих огнями окон ресторанов, еще не угомонились обитатели ночлежек и воровских притонов, а утомленная дневным трудом рабочая окраина Твери уже давно спала. Ни одно из окон казарм Ямской слободы, погруженной в осенний ночной мрак, не светилось, когда надзиратель при фабрике Товарищества Тверской мануфактуры с двумя полицейскими и двумя понятыми постучался в дверь комнаты Александра Петровича Вагжанова.

— Кто там? — послышался сонный женский голос из-за двери.

— Открывайте, — потребовал надзиратель, — полиция.

Женщина за дверью испуганно запричитала.

— Немедленно открывайте или взломаем дверь! — еще более строго приказал надзиратель. — Ломов, приступайте!

Полицейский, однако, не успел схватиться за ручку, как брякнул, спадая, крючок, скрипнула дверь, и спокойный мужской голос остановил гостей:

— Что вам угодно, господа?

— Вы Александр Петров Вагжанов? — оттолкнув полицейского, надзиратель выступил вперед.

— Да, — последовал ответ.

— В порядке государственной охраны мы имеем приказ произвести у вас обыск.

— Смею спросить, на какой предмет? — спокойно спросил Вагжанов.

— Узнаете в жандармском управлении…

Больше часа продолжался обыск. Квартиру перевернули вверх дном, надзиратель убедился, что найти ничего не удастся, он повернулся к Вагжанову:

— Ждали меня? Признавайтесь!

Вагжанов в тон ему:

— Как отца родного!

Надзиратель, достав из портфеля бумагу, ручку, пузырек с чернилами, пододвинул поближе лампу и стал составлять протокол. Писал он не торопясь, четко выводя каждую букву. Когда документ был написан, он прочитал его вслух:

«Полицейский надзиратель при фабрике Товарищества Тверской мануфактуры вместе с подписавшимися понятыми прибыли в новые морозовские дома № 8/8 в квартиру крестьянина Новинской волости Ямской слободы Александра Петровича Вагжанова, где в порядке государственной охраны произвели обыск и ничего по обыску преступного не нашли. Постановили: записать в настоящий протокол».