Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

Он вернулся через год, привез пояса. Девочки был взволнованы, раскраснелись, мерили. Пояса были несколько велики на них.

В ночь, когда они обвенчались, перед сном сказала им Малка на ухо: «Пойдемте, надену на вас пояса». Девушки были смущены, это ведь был знаменательный день в жизни девушки в Хазарии. Да еще двух сестер в один день.

У Эсти был узкий таз и небольшой зад. Пояса же были шиты на более зрелых женщин, примерно, сорок шестого размера. На Деби пояс чуть не сходился. Но Малка взяла иголку и крепкие нитки, Ушила или расширила, где надо, Кончики нитей связала и закрасила швы, чтобы если кто-нибудь распорет нить, ее можно будет поймать.

Некоторые раввины и мудрецы протестовали против этой традиции использования поясов верности. Они, в основном, были из еврейских общин, пришедших в Хазарию из Египта, Италии, Греции, беженцы с земли Израиля, из Ливана, из Византии, евреи из Испании и Португалии и масса евреев из Вавилона, осевших на землях Хазарии. Другими словами, все те евреи, которые бежали в Хазарию и сумели одолеть границу, охраняемую дьяволом Самбатионом, заграждающим все входы в иудейскую империю.

«Традиция поясов верности, по сути, традиция хазарских колен с языческих времен», – говорили эти евреи, вспоминая «обычаи Аморреев».

Знатоки пользовались древней уважаемой всеми формулой, которая служила началом перехода в еврейство. Но некоторые обычаи были приятны хазарам и приемлемы ими, как, например, правила охоты и молитв, связанных с охотой, свадебные церемонии, ермолка для жениха, и покрытие головы невесты, шляпа с полями из меха у мужчин в праздничные дни. Икра. Ну, и пояса верности для обвенчавшихся девушек, от чего хазары не хотели отказаться.

Кстати, пояса верности весьма понравились девушкам по всей империи, так, что даже девушки-еврейки из общин, не родившиеся в Хазарии, просили матерей купить им эти пояса. Они носили их как знак венчания, как знак того, что у них есть кто-то, кого они любят, как знак страсти и умения воздержания. Попробуй воевать с желанием девушек и их матерей показать, что у них есть друг.

Глава двадцать первая

Весьма некрасиво сидеть, сложа руки, и даром есть свой хлеб. Ферма управлялась со всеми делами наличествующей рабочей силой: мужчиной и юношей при дополнительной помощи женщин. Малка была неутомимой в работе. Кроме тяжелых поездок и возни со всевозможными железками, она управлялась со всем. А дочери помогали ей во всем с восемнадцати лет. Сбор яиц, ощипывание перьев, чистка кожи, отлично выполнялись ими.

Раньше было у них два раба, но когда девушки выросли, рабов продали. Существуют правила, которых надо придерживаться в таких отдаленных и отделенных от городов местах девушкам, достигшим зрелости. На равных работали все члены семьи.

И все же, несмотря на то, что не было особой работы, оба жениха встали рано утром, вместе со всей семьей. Помолились, умылись и вышли в поле. Четверо собирали орехи в корзину, и весь урожай был собран в течение четверти часа. Четверо рубили дерево в лесу одним топором поочередно. Когда работали на улье, новых двух работников не покрывали сетками, и они должны были стоять поодаль, чтобы пчелы их не жалили, но это не помогало. Когда глаза их запухли от пчелиных укусов, Гади позволил себе довольно грубую шутку насчет тех, кто дает рукам волю с девушками, распространенный между пчеловодами рассказ о мужчинах, приходящих в пятницу к ним с просьбой, чтобы пчела укусила их детородный орган, который увеличивался до устрашающих размеров.

Но после двух-трех дней все обрело порядок, частично само собой, частично организационными действиями Малки, частично по инициативе Ахава и Давида. Дом был несколько запущен. Из-за того, что не было мастера по окраске кожи, к примеру, не были нарисованы, по хазарской традиции, цветы вокруг дверей. То, что было нарисовано по краям крыши, стерлось и потрескалось. Однажды утром Ахав сказал: «Если нет ничего более важного, возьмусь за покраску дома».

Это было отличное предложение, требовавшее в первую очередь изготовление кистей. Купили краски – зеленые, красные, коричневые, белые и черные. Для клея при разведении красок использовался яичный белок, его также извлекали из рыбьих костей и деревьев в лесу. О голубом цвете нечего было говорить, как и о золотой и серебряных красках. Во всяком случае, в течение двух недель все части дома, нуждающиеся в окраске и обновлении, были отделаны. Белые анемоны, традиционно рисуемые на притолоках дверей в Хазарии, розовые цикламены над окнами с сердечками по сторонам, а на притолоках окон – цепочки черных прямоугольников – все это сверкало свежей краской. Вокруг дымохода Ахав нарисовал нечто, придуманное им самим – красные и желтые треугольники, обведенные черной линией. Все это выглядело несколько грубовато. Но Ахав разбавил это зелеными прерывающимися полосками, между которыми нарисовал расцвеченные кружки горчичного цвета, этим же разрисовав все перегородки и ширмы. Он также соорудил новые перегородки, в чем помог ему Гади, распилив древесные стволы на доски и обстругав их, а затем, скрепив так, чтобы они стояли твердо и разбирались легко по необходимости.

Когда работа была завершена, отмыли пятна краски на полу, Малка при всех расцеловала Ахава и сказала «Как все красиво, никогда еще наш дом не был таким красивым в преддверии Пейсаха».

И Деби вся светилась радостью.

Он смотрел на ее улыбку, которая действовала на него, как удар, и сказал про себя: «Вечером, вечером. Все удовольствия – вечером».

Глава двадцать вторая

Пояса верности не вели к слишком большому целомудрию до свадьбы, как может подумать читатель. Даже наоборот. Из-за поясов верности, хранящих все, что внутри, делать все, что снаружи, было разрешено. Обвенчанным парам разрешено было уединяться вдвоем, даже на целую ночь.

Хотя речь не идет о совершенно вольном сексуальном поведении, разрешающем любые формы наслаждения, как до появления СПИДа в наши дни, но по сравнению с поведением людей свободных и достойных, нет сомнения, что речь идет о чем-то абсолютно ином. Поэтому никто не перебросился гневным или угрожающим взглядом, когда Деби и Ахав и Эсти и Давид поторопились покончить с яблоками в меду и положить посуду в корыто с водой, подогретой раскаленными камнями. Малка сказала: «Ладно, ладно, я все закончу». Тут же дочери поцеловали мать в щеки и исчезли в последнем свете дня, который и сам почти исчез.

Эсти и Дуди направились к ульям, чуть светящимся красными крышами, в то место, где они уединились еще в первый день их знакомства. Там лежал ствол дерева, полый внутри, куда они еще тогда спрятали одеяло. Там он поцеловал ее в первый раз и был удивлен, что она открыла рот и коснулась его языка своим языком. Он не знал, что она очень боялась того, что он подумает об этом поцелуе, что он не разочаруется в том, что она совсем ребенок и ничего не знает о поцелуях.