'Орлы Наполеона' - Александр Григорьевич Домовец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марешаль с Долговым уже сидели за столом и беседовали с мужчиной и женщиной, расположившимися напротив. Увидев Сергея, француз поднялся.
— Позвольте вам представить русского живописца мсье Белозёрова и его помощника мсье Фалалеева, — несколько церемонно сказал он, адресуясь к собеседникам. — Мы все участники одной, так сказать, художественной экспедиции.
Сергей с Фалалеевым слегка поклонились.
— А это наши соседи по гостинице, — продолжал Марешаль. — Мсье и мадам Лавилье.
Мсье и мадам? Муж и жена? Сергей-то было решил, что перед ним отец с дочерью.
Мужчина медленно, словно с трудом привстал и наклонил голову. Было ему лет за пятьдесят, и ничего интересного в нём не наблюдалось. Высокий, худощавый, гладко выбритый. Лицо невыразительное, отличающееся разве что нездоровым, каким-то блёклым цветом и устало полуприкрытыми глазами. Одет в приличный костюм, который явно знавал лучшие времена. И запонки на манжетах дешёвые. Небогат мсье Лавилье, заметно, что небогат…
Его супруга была не в пример интереснее.
Она выглядела намного моложе мужа — лет тридцать пять, не больше. Чуть курносый нос придавал приятному облику что-то милое и девически-простодушное.
Взглядом художника Сергей мгновенно схватил в лице мадам Лавилье главное — контраст между белокурыми локонами и большими чёрными глазами, опушёнными длинными ресницами. ("Очи чёрные", — мелькнуло в уме.) Контраст этот придавал ей то, что французы именуют шармом, сиречь очарование. Синее платье из недорогого муслина плотно облегало красивую фигуру и очень шло ей, как и скромная шёлковая косынка, скрывавшая декольте.
На стол подавала хозяйка заведения (по словам Марешаля, мадам Арно), дородная широколицая женщина в белом полотняном чепце и в белом же переднике, опоясавшем мощные чресла. Выпили по бокалу вина за знакомство и приступили к луковому супу. Знаменитое французское блюдо Сергея разочаровало. Ничего хорошего в пустой похлёбке из лука, кроме покрывавшей её сырной корочки, он не ощутил. Зато тушённый в красном вине кролик был хорош. И поданный на закуску сыр пришёлся по вкусу.
— У них тут кухня своеобычная, — заметил разомлевший после третьего бокала Фалалеев. — Наслышан, да-с. Надо будет завтра лягушек спросить.
Марешаль хмыкнул и выразил мнение, что борьба русского желудка с французской лягушатиной закончится плохо. "Ну, вы понимаете… Закажите что-нибудь попроще. Например, улитки…"
Попивая приятное, немного терпкое вино (как пояснила хозяйка, с местных виноградников), Сергей заметил некую странность. Сидевшая напротив очаровательная мадам Лавилье нет-нет да и поглядывала на одного из присутствующих мужчин, однако не на него. Это-то и было странно. Себе и своей внешности Сергей цену знал. Со времён гусарской юности он в любой компании привык к дамскому вниманию и ласковым женским взорам. И это, что скрывать, ему нравилось. Быть верным мужем не означает быть совершенным монахом…
Но сейчас мадам Лавилье почему-то украдкой смотрела на Марешаля. Самое интересное, что и Марешаль время от времени искоса смотрел на неё и, встретившись глазами, отворачивался. Впечатление, что интересуются друг другом, однако интерес этот скрывают.
То же самое заметил и подвыпивший Фалалеев. После ужина, покуривая во дворе, импресарио игриво ткнул в бок француза, с которым уже был накоротке:
— А что, Гастон, хороша бабёнка? — спросил, вкусно затягиваясь.
Марешаль очень естественно изумился.
— Ты о ком? О мадам Лавилье?
— Ну, не о хозяйке же. Не притворяйся! Эк вы глазки друг другу за ужином строили. Можно сказать, амуры…
Долгов засмеялся. Марешаль пожал плечами:
— Это, Семён, тебе показалось. Мадам недурна, кто спорит, однако она замужем, и муж рядом… Какие там амуры!
Из дверей гостиницы вывалилась троица подвыпивших крестьян. Не обращая внимания на Сергея со товарищи, они дружно устремились в ближние кусты, откуда сразу же донеслось нестройное журчание. При этом пьянчуги громко обсуждали какую-то красотку Мари, которая ломается, как сдобный пряник, и всё ждёт какого-то принца. Тоже, принцесса… А чего ждать? На сеновале важна не корона, а мужское достоинство! Обсуждение сопровождалось взрывами дикого хохота.
Сергей брезгливо нахмурился. Справлять нужду чуть ли не на глазах окружающих — дело скотское. Вот тебе и Европа… Понятно, что с пьяного быдла взять нечего, но всё-таки настроение отчего-то мигом испортилось.
— Пойдём, — сказал он своим, направляясь к входу.
В дверях он столкнулся с женщиной, закутанной в тёмный плащ. Чуть поклонившись, пропустил. Женщина легко сбежала с крыльца и наткнулась на пьяную троицу, бредущую в трактир допивать. Попыталась обойти, но не тут-то было.
— Ба, кого я вижу! — заорал один из них, плечистый детина, хватая женщину. — Крошка Жаннет, чтоб мне провалиться! Попалась!
В тусклом свете фонарей, освещавших гостиничный двор, двое других с хохотом обступили собутыльника, который, не теряя времени, грубо тискал плачущую жертву.
— Эй, Жак, не увлекайся! Нас тут трое! — осклабился низенький крепыш.
— Да брось ты! По очереди всем хватит! — хрипло возразил верзила в круглой шляпе, сдвинутой на затылок. — Тащи её, Жак, вон там кусты погуще! А мы следом!
— Твоя правда, Жильбер, — согласился Жак, легко поднимая женщину на руки.
Та истошно вскрикнула. Замолотила кулачками по кудлатой, нечёсаной голове.
Сергей резко обернулся и в два шага очутился рядом.
— Отпусти её, — коротко велел обидчику.
Жак тупо уставился на Сергея.
— Эт-то что ещё за гусь? — спросил крепыша, икнув.
— Ну, этот… сегодня вечером приехал, — объяснил тот и сделал движение к Сергею. — И говорил не по-нашему.
— A-а, чужак, значит, — глубокомысленно сказал Жак, прижимая к груди трепещущую в его руках женщину. — Ну, так ты ему объясни, Анри, чтобы свои порядки тут не устанавливал. И чтобы в наши дела не лез. Хорошенько объясни, ладно?
— Это можно, — согласился тот.
И без лишних слов двинул Сергея в скулу увесистым кулаком.
Всякое в жизни случалось, но чтобы на тебя подняла руку неумытая деревенщина… И пусть даже кулак просвистел мимо (успел увернуться) — без разницы… Гусарская кровь ударила в голову, и Сергей забыл про всё. Про статус. Про Европу. Про осторожность, необходимую в чужой стране. На него напали, — тем хуже для обидчика.
Английскому боксу Сергей не учился, но на силу и быстроту не жаловался, да и рука была тяжёлая. Не успевший опомниться крепыш Анри с воплем полетел на землю, хватая воздух разбитым ртом и ощущая, что число отпущенных природой зубов вдруг уменьшилось. А Сергей уже крепко схватил за горло застывшего от удивления Жака.
— Отпусти её! — прорычал, тяжело дыша, и детина нехотя повиновался.
Женщина с громким плачем
