Приличной женщине нельзя... - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где твоя спальня? — от его срывающегося шепота у меня самой отказали голосовые связки, и я только махнула рукой в нужную сторону.
Он подхватил меня под бедра и безошибочно вписался в нужную дверь.
Я хотела пискнуть что-то про «уронишь, дурак, я тяжелая», но его напряженные плечи так манили, что я не удержалась и вонзила зубы в упругие мышцы. В горле Демьяна что-то заклокотало, и дернулся острый кадык. Он уронил меня на кровать, забыв одернуть платье — но у меня в планах не было стесняться, поэтому я раздвинула ноги шире, с удовольствием ловя прыгнувшее в горло сердце, когда он сглотнул, голодно глядя на меня.
Я потянула белый шарфик, до сих пор болтающийся на его шее, но Демьян отклонился:
— Нет уж. Это мой подарок. Не отдам.
— Так и будешь в нем?.. — я приподнялась на локтях, чтобы ухватить его за этот шарф и дернуть, роняя на себя.
— Так и буду.
— Балбес… — проговорила на ухо шепотом, обнимая его за шею и прикусывая наконец так манившие меня колечки в ухе.
— Не буду спорить, Алена Ивановна, вам виднее с высоты прожитых лет… — у него бы гораздо лучше получился бы издевательский тон, если бы его дыхание не срывалось на каждом слове.
Его руки замерли на моих бедрах под платьем, словно он не решался двинуться дальше. Или — наслаждался тем искрящим электричеством между нами, которое неизбежно должно было взорваться, и чем дольше длилось ожидание, тем мощнее обещался взрыв.
Я потрогала кончиками пальцев его татуировку на левом предплечье, потрогала натянутые жилы на руках, провела ладонью по напряженному животу и — наконец! — расстегнула тугую пуговицу на джинсах, ощущая нетерпение его тела.
Но — только тела.
Сам Демьян ждал и смотрел.
Смотрел и ждал.
Пока я освобожу его.
И ахну.
Кажется, в разговоре с Марией я даже немного недооценила его одаренность.
Или там, в яблоневом саду он слегка замерз.
Потому что мои глаза, кажется, расширяются немного больше, чем было дано природой.
— Эм-м-м-м…
Демон смеется, целуя меня в губы, прикусывает острыми зубами шею и предлагает:
— Повторим первый раз? Без экстрима?
— Ну уж нет!
Нашел кого на слабо брать! Пусть его девочки боятся!
И — как мы оба ни стараемся замедлиться, особенно чтобы совпасть размерами и готовностью, но первый раз все равно получается быстрым и ослепительно-ярким, до искр из глаз.
Слишком долгим было ожидание — мое нетерпение умножается на терпение Демона, рождая огненную химеру, которая кусается, рычит и взрывается фейерверками.
— Надеюсь, ты не думаешь, что это все? — интересуется Демьян, когда перед глазами перестают плыть огненные круги и затихает дрожь. — У нас сегодня будет очень, очень долгая ночь…
Он выполняет свое обещание на двести процентов.
Он выполняет все свои обещания — высказанные и не высказанные за время нашего знакомства.
Он так до неприличия хорош, что я ловлю себя на грешных мыслях — зачем я искала любовников среди мужчин постарше? Что за дурь, ясно же, что… Ох…
Хороши длинные музыкальные пальцы, умело извлекающие из моего тела стоны наслаждения.
Горячие губы, умеющие быть жестокими и ласковыми.
Язык — острый, жестокий, изощренно-искусный его язык, умеющий ох, как много всего интересного…
Хороши дерзкие взгляды Демона, мгновенно заводящие меня своей бесстыжестью.
И все остальное тоже очень, очень хорошо.
— А все, кто бережет себя до свадьбы так умеют, или только ты такой уникальный? — ехидно интересуюсь я в минуты краткого отдыха.
Он только смеется. Наглец. Лжец. Оборзевший щенок.
Господи, какой он сладкий…
— У тебя есть музыка? — спрашивает он. — Включи.
Я хмурюсь, затрудняясь с ответом:
— В гостиной колонки, ну и ноут еще, но я не помню пароль от…
— Ладно, проехали, — машет рукой Демьян, тянется за своими джинсами, выуживая из них телефон и беспроводные наушники.
Один вставляет мне, другой себе, нажимает кнопку — и что-то электронно-неземное уносит нас обоих, сплетенных в тугие объятия, далеко за пределы мира.
В самые жаркие моменты мы смотрим друг другу в глаза, проговаривая губами слова песни, и это сближает нас еще больше, сплавляет не только телами, но и мыслями.
Пожалуй, нынешняя молодежь знает толк в удовольствиях!
— I was made for loving you, baby… — подпевает Демьян мне на ухо где-то в середине ночи, когда движения уже ленивые и плавные, но мы еще не насытились друг другом до конца и еще не хотим останавливаться.
«Я бы создан, чтобы любить тебя», — мне кажется, что это самые точные слова для того, чтобы описать происходящее.
Я даже не понимаю, насколько права.
Но я вообще не думаю о будущем в тот момент.
Ясно же, что его нет. Так что толку волноваться.
…делать пирсинг и визжать на рок-концертах
Это были лучшие зимние каникулы в моей жизни.
Со времен, когда к нам два года подряд приезжал с севера мамин брат и водил меня на все подряд елки и детские спектакли в лучших театрах города. Меня тогда больше интересовали конфеты и игрушки в сладких подарках, но чуть позже я оценила ощущение сказки, которое держалось все новогодние праздники.
Словно совсем другая жизнь — кусочек безвременья и ярких огней, когда можно не думать о будущем, а просто наслаждаться красивым, вкусным и интересным.
Мы с Демьяном гуляли по городу, пили глинтвейн на пешеходных улицах, целовались под наряженными елками, спрятавшись среди колючих ветвей.
Перекусывали пиццей прямо в постели или устраивали романтические ужины в ресторанах с серебряными приборами и белоснежными скатертями.
Заказывали суши среди ночи, зверски проголодавшись от очередного любовного марафона, а потом не выпускали друг друга из объятий до утра и полдня отсыпались.
— Ты не хочешь с друзьями повидаться? — спрашивала я, вдруг вспоминая свои заморочки про возраст.
— Ты меня выгоняешь? — щурил он прозрачные глаза и жестоко впивался пальцами в мои бедра.
— Нет, но…
— Все равно бы не получилось.
Его наглость оказалась напускной.
О, нет, конечно, все, что он обещал сделать со мной в постели — он сделал.
Но даже и близко не был эгоистом или нарциссом, заботящимся только о своем удовольствии. Скорее ласковым котиком, обожающим нежности и поцелуи.
Моя кожа была зацелована, как никогда в жизни. Каждый ее сантиметр — буквально, подробно, тщательно. Даже те места, к которым за всю жизнь ни разу не прикасались
