Черепашки ниндзя и Космический Агрессор - без автора

Но как-то в праздник Трёх Лун в город пришёл чужеземец. Платье было истрёпано, щеки обросли щетиной. Веки покраснели от усталости и дорожной пыли.

Он, веселя толпу, взошёл на помост преступим ков, показывая только что стянутый у стражника меч, – и объявил, что готов понести наказание. Его явление всех позабавило. Легко и остроумно отвечал пришелец на выпады толпы. Прежний князь, человек добродушный и любивший юмор, не возражал, когда народ выбрал бродяжку в князя праздника Трёх Лун. А пришелец, приняв скипетр княжеского отличия, потребовал себе титул навечно. Себе и своим потомкам.

Так в княжестве воцарился род Наринаго.

– И мой отец безропотно выполнил долг чести – отдал Наринаго город, – довершил рассказ Ямато. – Но, по-моему, и твоему отцу время вспомнить: долги возвращают!

Кин-Чин окаменел: слишком много событий принесла Чёрная Ночь. Мало того, что на принца обрушилось презрение народа, так, оказывается, его отец был вором.

– Но вам нельзя тут оставаться, – только и нашёлся, что ответить, принц. – Вас ищут.

Откликнулся Ямато:

– Ну, твоя спальня – последнее место, где нас станут разыскивать. А, во-вторых, отсюда, поговаривают, начинается подземный ход, выводящий к лесу.

Кин-Чин нырнул в омут с обрыва:

– Я помню этот лабиринт. Я выведу вас!

– Ты славный парень, – хлопнул по плечу Ямато. – Вот и Мицу говорит, что ты симпатичный!

– Эй, ты, – смутилась девушка, покраснев.

С той ночи существование Кин-Чина делилось на две половинки: в замке, где всё стало ненавистным, и в рощице, где его влюблёнными глазами встречала Мицу.

Принц бы и вовсе ушёл в лагерь повстанцев, но Мицу была непреклонна.

– Сейчас время войн, и нет места любви, – убеждала девушка принца. – Стоит тебе исчезнуть из замка, твой отец перевернёт небо и землю. Мы готовим восстание – и не можем рисковать, потакая твоей прихоти. Будут искать тебя, а наткнуться могут на склады оружия, припасы зерна. Кто-нибудь и место лагеря пронюхает.

Неохотно, но Кин-Чин подчинился. Он и сам не понимал, как эта хрупкая девушка в считанные недели приобрела над ним власть: возразить Мицу принц не смел.

Но сейчас у принца был повод: Кин-Чин узнал, что князь, шкурой чувствуя настроения в народе, решил не ждать, а выступить первым. Повстанцев нужно было предупредить.

Наринаго ускорил события. В замок спешно собирались воины из дальних и близких предместий. Склады были набиты оружием. Вокруг Наринаго так и вертелся торговец Уокер. События набирали ход…

Кин-Чин ещё раз попытался оторваться от погони. Скачки продолжались не первый час. Солнце успело добраться до заката и покатиться по другой стороне небесной горки.

Лошадь принца сбивалась с шага. Сам Кин-Чин чувствовал себя вяленой дыней. Предупредить повстанцев он не смог, но теперь хотя бы нужно было увести погоню от лагеря Мицу и Ямато.

Кин-Чин свернул с морского побережья к ближайшему перелеску. Из-за деревьев оглянулся.

– Демон вас побери!

Всадники, спешившись, проследили следы копыт. Помчались к лесу. Солнце садилось у них за спиной, окрашивая прибрежные скалы в алое. Принц подпустил погоню ближе. И снова рванул через лесную просеку. Но воины не отставали, ориентируясь уже по стуку копыт.

Кин-Чин решил заканчивать игру в прятки. Он развернул лошадь навстречу стражникам. Начальник гвардейцев хлестнул лошадь.

Теперь между принцем и стражниками было расстояние в длину меча.

Принц Кин-Чин! Ты должен вернуться в замок! Это приказал князь Наринаго!

– Отдай оружие, принц! – добавил маленький и толстый.

Требование возмутило:

– Лучше убейте меня! – потряс мечом Кин-Чин.

Начальник гвардейцев парировал удар. Завязалась схватка – ловкие выпады, звон металла – впрочем, никому не причинившая вреда: гвардейцы и оцарапать принца не посмели бы.

Одному из стражников, наконец, удалось выбить меч из рук Кин-Чина. Другой тут же ухватил лошадь принца под уздцы.

Принц, порядком запыхавшийся, больше не сопротивлялся.

Кавалькада двинулась в сторону замка.

Спектакль закончился счастливым финалом. По крайней мере, единственный зритель – прятавшаяся в ветвях дерева Мицу – подумала именно так. Она несколько раз порывалась вступить в бой. Но благоразумие одержало верх.

Мицу вздохнула: неприметно для неё принц стал частью её мыслей, надежд. Ей нравилось, как он говорит, с какой непритворной искренностью смотрит.

И ещё Мицу немножко задирала нос: она, видно, и в самом деле необыкновенная, раз её любит такой красивый и мужественный воин. У подружек приятели были попроще. Зато и заботы мучили другие. А Мицу в будущее не заглядывала. Там вряд ли их с принцем ждало что-нибудь хорошее. Наринаго никогда не примирится с подобным союзом единственного сына. А Кин-Чин не сможет жить в хижине, крытой соломой. А ещё эта глупая борьба мужчин за власть! Ямато, Мицу знала, рассказал Кин-Чину не всю правду. Были времена, когда княжеством и впрямь правил род Ямато и Мицу. Но были целые эпохи, когда власть принадлежала роду Наринаго.

И конца бесконечной борьбе не предвиделось.

Эта вражда продолжалась столько лет, что люди уже успели позабыть её истоки. Лишь древние манускрипты могли бы поведать правду, но кому была охота копаться в них?

Лишь песни и легенды намекали об истинной причине вражды двух некогда великих родов.

Кин-Чин, понурившись, плёлся за стражей. Молчали.

Принц вздыхал: так и не успел предупредить Мицу.

Мицу проводила принца, пока прибрежные скалы не скрыли всадников. Свистнула. Из кустарника выбежала лошадь Мицу.

Хищник обрадовался: оказывается, симбионты на этой планете могут обходиться друг без друга.

Хрупкий гуманоид показался Хищнику недостойным партнёром. И потом: иметь дело с сам кой?!

Хищник нагнал всадников у самого замка. Остановился невдалеке от лагеря Уокера и врубил гипноприбор. Гипнополе покрыло пространство. Когда в лагере торговцев появилось странное, полу прозрачное существо, никто не удивился.

– Ты знаешь меня давно. Мы – партнёры. Я – твой повелитель и господин! – Уокер не знал и не помнил, откуда в его мозгу появилось твёрдое убеждение, что Хищника нужно слушаться. Он был теперь пешкой в чужой игре, и, удивительно, Уокера это вполне устраивало.

Убедить остальных, что он – зло давнее и неизбежное, Хищнику тоже проблем не составило.

Когда опустился подвесной мост для торговцев, Хищник затесался в толпу.

Мик наконец-то добрался до подземки. Теперь надо было как-то почиститься и принять независимый вид. Мик с младенческих лет усвоил: лучшая форма защиты – нападение. Но до конца отрепетировать образ не успел. Из-за поворота на Мика накинулся Раф, злой и решительный. Вцепился в непутёвого братца. И черепашки покатились рычащим и кусающимся клубком.

– Бей его! – подзуживал наставник Сплинтер, сидя на возвышении. Сам не вмешивался.

– Вот я тебя! – пыхтел Мик, пытаясь вывернуться из-под навалившихся братьев.

Клубок распался. Мик грозно махал в воздухе кулаками, но к братцам не приближался.

– А теперь давай серьёзно, – Лео уселся на широкую кровать и взбил подушку. – Рассказывай!

Лео шлёпнулся на живот, подперев лапами морду. Раф и Дон устроились рядом. Мик гордо молчал, потирая ушибы.

– Где ты был? – подал голос Сплинтер, стукнув для убедительности лапой по панели.

– И куда ты ходил вчера? – подхватил Раф.

– И позавчера где-то шатался, – напомнил Дон.

– Нам – надоело! – заключил Лео.

– Ишь, прицепились, – пробурчал Мик, направляясь к буфету.

Братья, хмыкнув, переглянулись.

Мик откинул голубую крышку контейнера. Одной лапой пошарил внутри, другой включил автономную скороварку. Лапа ни с чем вынырнула из контейнера. Мик ошарашенно разглядывал пальцы: в них ничего, ну, ничегошеньки не было.

– Так, – покосился Мик на ехидные рожи. – Решили уморить голодом? Хорошо же! – мстительный Мик сцепил лапы на урчащем брюшке. – Перекусив, я как раз собирался рассказать, в какой странной компании видел нашу Эйприл, а теперь – ничего подобного!

– Эйприл! – братья разом вытянули шеи. Даже Сплинтер, никогда в ссоры не вмешивавшийся, выглянул из за перегородки.

Сплинтеру повезло в этом мире ничуть не больше, чем черепашкам-мутантам.

Правда или нет, но Сплинтер клялся, что помнит день, когда появился на свет. Первое впечатление – ярко огненный шар далеко вверху. И крысёнок потянулся к теплу через прутья решётки. И тут же с писком отпрянул: обожжённые лапки болели невыносимо.

– Получилось! Оно соображает! – разнеслось громовым раскатом.

Две огромные лапы подняли крысёнка:

– Я назову тебя Сплинтер, малыш! Крысёнок обнюхал большой палец человека и.

примерившись, цапнул. Так он познакомился сё своим хозяином.

Потом, подрастая, жуя корм или возясь с безмозглыми сородичами, крысёнок обнаружил, что только он один понимает слова хозяина.