Крылья Тура-3. Истребитель истребителей - Олег Языков

Бежала ко мне царевна-лебедь…

-Ну, здравствуй, Катюша! Здравствуй, моя радость!

-Здравствуйте, товарищ капитан!

-Катя, да ты что? - я немного обалдел. - Ты что? Не рада?

-А чему мне радоваться, товарищ капитан? Почти месяц ни привета, ни ответа…

-Катя, побойся бога! Я же в Москве, в командировке был. Тебе что, не передали, что ли, ребята? Ну, я их…

-Не сердись, Витя. Сказали мне твои ребята… А я вот подумала - а что же ты сам мне не сказал?

-Да я не хотел тебе на глаза попадаться… Со своим глазом-то подбитым. Вот такая опухоль была. Вылитый Карабас-Барабас!

-Эх, Витя-Витя! Здоровый вымахал, а дурной! Не испугал бы меня твой глаз… А вот то, что избегал ты меня…

-Катя!

-Ну что - Катя… Ладно. Что прилетел-то?

-Да вот, пакет…

-Пакет? А ты вскрой его, Витя…

Я недоумевая посмотрел на пакет, на Катю, снова на пакет. Потом подцепил пальцем уголок пакета и дернул. В нем лежала тщательно разглаженная и уложенная дивизионная газета…

-Катя, ну - прости меня, Катя! - я бросил злополучный пакет на крыло, шагнул вперед, обнял и поцеловал девушку в приоткрытые, ждущие губы. - Я люблю тебя, Катя! Прости…

В общем - получил я прощение… А потом и поцелуй…. И как это женщины так могут устраивать, что как бы мы, мужики, не поступили, - а все равно остаемся виноватыми? Вот, летучее племя! Я, конечно, имею в виду, что все женщины - ангелы! Как минимум - феи… А вы что подумали? О метле вспомнили? Кх-м-м, да… Тоже - летают, ведь… Да как бы и не большинство, если разобраться… Но - т-с-с! Об этом - молчок!

Сменившая гнев на милость царевна-лебедь незаметно забрала пакет, а потом повела меня обедать… Обед под ее пристальным взглядом не шел. Абсолютно. Потом поем. А сейчас надо чаровать и голубить…

-Царевна, а вот, посмотри… Нравится?

-Что это, Виктор? Это мне? А зачем?

Вот, прости меня, Отец воинов, - бабы! То - "не любишь!", то - зачем это? Как зачем? Чтобы понравиться тебе, вот зачем! Чтобы заохала ты, чтобы глазки засверкали… Хотя - да… Это я здорово промахнулся. Лет этак на шестьдесят. Другие здесь пока девушки, не те, которых я знал в молодости. Те, считай, скромницы были, а эти… эти вообще - монашки… Ни косметики у них нет, ни белья красивого, ни цацек всяких… Нет, конечно, старший лейтенант Лебедева хорошую косметику, красивое белье и бижутерию, наверное, уважает. Или так думает. Да вот беда - нету ни того, ни другого, ни третьего!

А я сразу расстарался - бриллиантовую каплю ей притащил…

С этой висюлькой тоже интересно получилось. Я как в Москве-то очутился, сразу замыслил - нужно Кате что-нибудь в подарок подыскать. Что-нибудь интересное и памятное. Но что? Вот в чем вопрос! О бриллиантах я даже и не мечтал - не мой уровень. Да и не разбираюсь я в них. Хотя… Как я помню, и сейчас - во время войны, и потом - десять-пятнадцать лет спустя, и при Брежневе - бриллиантовый дым многим глаза слепил… Много скандалов было в Москве, много было громких краж, даже убийств. Что они все в этом углероде находят? Не понимаю… От голода не спасет, от холода не согреет, от пули - не защитит… Может, это я такой, примитивный? Ну, не дано мне, не дано…

Однако. После нашего выигрыша на бегах я подошел к Капитолине. И задал простой вопрос - а что, Капитолина свет Сергеевна, можно было бы купить в качестве подарка красивой, как царевна-лебедь, девушке? Простому старшему лейтенанту из ночной бомбардировочной авиации?

Помню, Капа долго смотрела на меня, с жалостью и непониманием смотрела… Как на дурачка деревенского, честное слово. Может, и правильно смотрела, как я сейчас понимаю. Наконец, он спросила: "Что за девушка?" А я что скажу? Я правду и сказал: "Бриллиант, мол, чистой воды!"

Вот бриллиант и подари, ответствовала опытная Капа. Да где же я в Москве бриллианты найду? Я даже ювелирных магазинов и не видел. Да и есть ли они сейчас? Есть то они есть, да не про твою честь, ответствовала опытная Капа. А с бриллиантом я тебе помогу, сокол ты наш военно-воздушный. Есть у меня подруга лет преклонных, всю родню она уже потеряла… Часть на той, на Гражданской, часть на этой - Отечественной войне… Одинокая, больная старуха. А жить-то надо, жизнь-то не остановишь. Вот она и обратилась к Капе за помощью. Надо было пристроить в хорошие руки кое-какие драгоценные вещицы…

Я сразу и резко отказался. Даже еще высказал что-то. Типа - я не мародер! Ага, не мародер ты, согласилась мудрая Капа. Болван ты, молодой и здоровый, который настоящей беды еще и не нюхал. И не видишь, что в беде человек, что помочь ему надо. Да я и так помогу вашей подруге, не нужны мне ее цацки… А не возьмет она у тебя деньги. Просто так - не возьмет. Ты бы в такой ситуации принял бы? Или подачкой посчитал? Дворянка она, из старой и знатной фамилии. Одна только гордость и осталась от ее рода. Кто на фронтах погиб, кто в эмиграции сгинул… А последний - племянник, офицером он был, погиб недавно, смертью храбрых погиб. Моряк-подводник он был. Не вернулась их лодка из похода. Вот и совсем сдала подруга, недолго ей осталось землю-то топтать… Вот у нее и возьми бриллиантовую каплю, а ей лекарства да еда нужны. Ну и немного человеческого тепла…

Мне стало стыдно. Я опять вызвонил к порученцу Коле, рассказал о своей нужде и подрядил его на не очень-то чистые махинации. Короче, удалось нам у одних спекулянтов и лекарства купить, и продукты. Да какие еще продукты! И мед, и масло, и шоколад, и другие вкусности разные. Денег я не считал, честно говоря, мне было стыдно, до горящих щек стыдно. Взяв Капу, мы на машине поехали к ее подруге. В квартиру я не хотел подниматься. Но Капа цыкнула на меня, взяла половину пакетов, а на остальные показала мне глазами.

В темной, из-за забранных шторами окон, комнате нас встретила сидящая в кресле у стола хозяйка. Сухая, немощная, но с прямой спиной и гордым взглядом из-под нависших век. Капа начала что-то ворковать, расставляя на столе пакеты и банки, а я как привязанный смотрел в глаза пожилой женщине. Жизнь уже оставляла ее. Да и она уже не хотела цепляться за жизнь. Они, видимо, уже договорились и поняли друг друга. Без взаимных обид поняли…

Вдруг она слегка улыбнулась.

-Не терзайтесь, господин офицер, тут нет ничего постыдного. Вы дарите мне мгновенья жизни, а я дарю вашей любимой часть моей молодости… Это равноценный обмен. А еще я даю вам память обо мне - вы ведь не откажетесь это принять?

-Нет, не откажусь… - помотал я головой.

И она вынесла мне вот эту бриллиантовую каплю. С пожеланиями всего самого хорошего для девушки, которая ее будет носить…

Вот это все я Кате и рассказал. А она слушала, держа бриллиантовую слезинку в руке. А потом молча одела цепочку, расстегнула воротничок гимнастерки и опустила камешек туда, на грудь…

-Ты все правильно сделал, Витя… Ты ее не оскорбил, ты ей помог. А эта капля - это на память… Как на нее поглядим, так эту сильную и гордую женщину и вспомним, правда?

-Правда, царевна, правда. Она, наверное, на тебя похожа… Такая же смелая и красивая, как ты, мой старший лейтенант! - я обнял Катю и немного помолчал. - Катя… а ты знаешь…

-Знаю, Виктор, я чувствую… Ты прощаться прилетел, правда?

-Правда… Я улетаю под Курск, месяца на два… Ты жди меня, и я вернусь, только очень жди. Хорошо?

-Хорошо, только ты возвращайся скорей… Ко мне возвращайся, голубь ты мой сизокрылый! Или - позови меня, и я прилечу к тебе…

Глава 11.

…В общем - последний поцелуй перед расставанием был уже на фоне заходящего солнца. Как в голливудском блокбастере, честное слово! А еще говорят, что Голливуд - это фабрика грез… Оказывается - реальнее не бывает! Кате скоро надо было работать - ночь самое время для "ночных ведьм", а мне, мне пора было лететь домой, в полк… Там уже ждали меня друзья.

Сел я уже в сумерках, но нормально сел, ничего не сломал. Однако, вредный Антоха весь избурчался, бросая на меня короткие, негодующие взгляды. Из его бормотанья можно было понять, что боевая семья ждет своего непутевого сына, а он шляется по каким-то непонятным делам, неведомо где, а в расстегнутом кармашке гимнастерки какой-то полевой василек торчит, форму одежды нарушает. А от расстегнутой пуговицы до летного происшествия…

-Так, Антоха! Перестань бубнить! Я уже не мальчик и все тебе говорить не буду! У Кати я был, прощался… Через денек мне улетать - когда вновь увидимся - не знаю…

Антоха устыдился и замолчал. Я скинул парашют, сунул ему в руку шлем и, хлопнув его по плечу, свистнул дежурке - "В штаб!"

…Когда я с вещмешком зашел в барак, отведенный первой эскадрилье, меня ждал строй улыбающихся лиц и дружный туш: "Та-та-тарам! Бац! Бац!" Это кто-то изобразил не то тарелки, не то литавры.

-Здравствуйте, воздушные бойцы!

-…Здрав… жел… тащ капитан! Поздравляем вас с высоким званием… Качать его, ребята!

-Стойте! Стойте, черти! Не в бараке - о потолок расшибете, в побелке перемажете!