Императрица - Шань Са

Я не знала, кто из этих детей привел другого ко мне, и не сумею объяснить, что стало истоком нашей дружбы, впоследствии превратившейся в союз тех, кто готов стоять вместе не на жизнь, а на смерть. Принцессе было девять лет, князю — одиннадцать, а мне — четырнадцать. Зачарованные моей силой, оба видели во мне образец для подражания и защитницу. А я сострадала их печали, так похожей на мою собственную. Мне не хватало Младшей Сестры. Пытаясь заполнить эту пустоту, я отдавала время и сокровища терпения принцессе.

Маленький Фазан разделял мою страсть к лошадям и стрельбе из лука. И мы пролагали на географических картах пути его будущих походов. Благодаря ему я хотя бы отчасти могла воплотить свою мечту быть свободным и сильным мужчиной. Со временем этот бледный, худой, но удивительно гордый мальчик открылся мне, рассказав, как ему страшно и одиноко. Все братья уже покинули «Запретный дворец», а самый старший, сын той же матери, как Наследник, жил в Восточном дворце и вел себя крайне заносчиво, не допуская даже намека на неповиновение младших. Любимые наложницы государя пытались отдалить Маленького Фазана от родителя, а тот, слишком занятый государственными делами, иногда по месяцу, если не больше, не говорил сыну ни единого слова. Незаметный и робкий, Маленький Фазан довольствовался существованием в воображаемом мире, где я отныне стала постоянной спутницей великих побед за морями.

Прелесть взросления мимолетна. В четырнадцать лет Маленький Фазан поднял со лба волосы и стянул их узлом. После церемонии советники объявили государю, что оставить в Женском покое мужчину было бы нарушением приличий и правил. Так Маленький Фазан, покинув нас, обосновался в собственном княжеском дворце. А несколько месяцев спустя он в одеянии императорского чиновника явился ко Двору и стал участвовать в решении важных вопросов. Достопочтенная Великая Принцесса Обоюдный Мир[10] сосватала Маленького Фазана с одной из своих некровных внучек — высокородной барышней из клана Вань, уроженкой провинции Бинь, чей дед был Главным Советником при дворе династии Западная Вэй, а дядя только что женился на удельной принцессе.[11]

После отъезда любимого брата Бычок как будто потеряла душу. Девочка чахла на глазах, мучая меня жестоким вопросом: «Почему вся жизнь — сплошные расставания?» В день свадьбы князя она затворилась у себя в комнате и не желала ни с кем разговаривать. Чрезмерная тоска подорвала ее силы. С приходом зимы у сестры Маленького Фазана началась сильная лихорадка, а три дня спустя она ушла на небеса.

Я вновь увидела князя на церемонии уложения во гроб. Он заметно вырос. И уже не мальчик, но мужчина в белых одеждах выплакивал свою боль. Я хотела избежать встречи, но Маленький Фазан заступил мне путь. В голосе его тоже появились низкие нотки, как и положено взрослому.

— Я убил ее, — князь затопал ногами. — Это я ее убил!

Оба мы оказались виновны в том, что нас любили. И я, забыв обо всех правилах достойного поведения, вместе с Маленьким Фазаном плакала на ветру.

С неба, устилая землю, падал снег моего восемнадцатилетия.

В Императорском парке[12] за Северными воротами, к западу от дворца, тянулись богатые самой разной дичью леса и рыбные реки. Осенью, когда опаленную солнцем листву окрашивало охрой, земля содрогалась от трубных звуков рогов и рокота барабанов, заливистого лая собак и рыка ручных леопардов. Яростно стучали копыта. Всадники со значками и знаменами мчались, подобно рою обозленных пчел. Развевались полотнища священных стягов, и сам Император, под желтым зонтиком сидя на любимом скакуне, спускал тетиву украшенного золотыми пластинами лука. Когда он посылал коня в галоп, мощная фигура утрачивала грузность, словно вдруг становилась легче. Гибкий и подвижный, Повелитель Мира вновь был непобедимым героем, покорившим Империю силой оружия.

На берегу реки устраивались пиршества. На вертелах жарились кабаньи и оленьи туши, а охотники тем временем ставили деньги на того или иного из тюркских вождей, боровшихся полуголыми и намазав тело жиром. Князья и советники исполняли новейшие монгольские танцы, а сам Император милостиво отбивал ритм, потрясая бубном.

В тот день пьяный и довольный праздником государь велел привести к его шатру коня по имени Крылатый Лев, подаренного одним из владык Запада. Военачальники и полководцы по очереди пытались укротить это гигантское златогривое чудовище ради чести испить вина из кубка, обещанного в награду. Гремели барабаны. Крылатый Лев ржал, взбрыкивал, изгибался дугой или, вдруг остановившись на полном скаку, сбрасывал воинов наземь.

Люди кричали от удивления и досады. А Император, воспламененный этой жестокой игрой, приказав, чтобы ему подкололи рукава, объявил, что принимает вызов. Государственные советники пали на колени:

— Сыну Неба надлежит беречь свое божественное тело.

— Рисковать жизнью — недостойно повелителя.

— Мудрые осудили бы вашу неосторожность.

— Господин, не забывайте о долге перед государством!

В замешательстве Император топнул ногой и огляделся по сторонам:

— Неужели никто не способен справиться с этим конем?!

Услышав этот призыв, я выступила из ряда охотниц и распростерлась у ног повелителя:

— Ваша прислужница просит дозволения попытать удачу!

Впервые за все эти годы государь взглянул на меня. Просьба моя его удивила и позабавила:

— Мои военачальники не сумели справиться с чудовищем, а ты, девочка, не боишься умереть под окованными железом бешеными копытами моего скакуна?

Я сама не подозревала, что у меня хватит духу ответить Императору так спокойно:

— Повелитель, тех, кто жесток, следует укрощать еще большей жестокостью. Осмелюсь попросить, чтобы мне предоставили три орудия: кнут, молот и кинжал. Сначала я дам коню урок, укрощая его хлыстом. Не станет меня слушаться — стукну молотком по голове. А вздумает бунтовать и далее — перережу горло.

Император расхохотался, похвалил меня за твердость характера и сказал Сыну-Наследнику, что это превосходное отражение тактики его собственного подхода к монголам. Наутро повелитель перевел меня на службу во Внутреннем покое своего дворца. Надев мужской костюм, с табличкой и тушечницей у пояса, а также воткнутой в узел волос кистью я присоединилась к толпе секретарей владыки.

Дворец Драгоценной Росы окружали клумбы ирисов и орхидей. Высокие, как небесный свод, потолки, занавеси из жемчужин, каллиграфически расписанные зонтики, извилистые крытые переходы — все это сплеталось в паутину дворцовых тайн. Бесчисленное множество дверей (сквозь проемы можно было увидеть крохотный кусочек неба, покатую крышу, окно в форме полной луны, камень, обвитый глицинией, изумрудного цвета пруд и танцующих там белых журавлей). Какая изобретательность требовалась, чтобы создать у любого из приглашенных впечатление, будто он один наслаждается благосклонностью Сына Неба!

Со своего места за обтянутыми воздушной тканью ширмами и раздвижными дверями я видела процессии ревнивых наложниц и мечтающих о признании князей. Даосские монахи и лекари обсуждали снадобья, дарующие бессмертие. Когда в потайных ходах появлялись или исчезали советники и полководцы, я знала, что где-то в Империи полетят головы смутьянов.

Поэтесса Цзу слабо защищалась от совместных действий соперниц. После преждевременных родов Утонченная Наложница удалилась из непосредственного окружения Императора и вела одинокую, очень невеселую жизнь. Прелестнейшая Супруга все еще храбро сражалась, дабы сохранить благоволение Господина. А я стала на полголовы выше женщины, открывшей мне упоение и мерзость любви. Я смотрела на Янь с пренебрежением, тогда как она пыталась меня соблазнить. Глаза ее утратили былую томную негу. Свинцовый оттенок кожи выдавал участие в бесконечных оргиях. Жеманное сюсюканье превратилось в смехотворный змеиный шип. И меня удивляло, как я могла сходить с ума по такому кошмару.

Но я научилась играть с женщинами. Чтобы не нажить опасного врага, я льстила Прелестнейшей Супруге, осыпая ее лживыми посулами и хвалами. Мои обещания позволяли обуздывать ее похоть, так как я больше и не думала ей уступать. Первая любовь — путешествие без возврата.

Иногда я видела Маленького Фазана, когда он являлся на поклон государю. Отослав под каким-нибудь предлогом своих евнухов, князь увлекал меня за колонну или дерево и тайно совал в ладонь купленные на простонародном торжище подарки: деревянный гребень, глиняную фигурку, лошадку из сахара. Эти столь заурядные во Внутреннем покое безделушки были бесценным сокровищем. А Маленький Фазан хотел, чтобы я выслушивала рассказы о его запутанных любовных похождениях и давала советы. При виде того, как мой князь взрослеет, у меня щемило сердце. Он уже не был лихорадочно возбужденным подростком, грезившим о великих битвах с варварами. Взрослая жизнь обернулась чередой побед над женщинами, и слава этих подвигов исчезала наутро после победы. В поисках женщины-совершенства вечно неудовлетворенный Маленький Фазан с упоением отдавался надуманным страданиям и мимолетному счастью на ложе. Но будучи, как и я, рабом дворцового закона праздности, мог ли он найти лучшее лекарство от забвения, чем любовь?