Сын ярла - Андрей Посняков

— Здорово придумано, Заика! — восхитился Хрольв. — Я всегда говорил, что ты умный.

Дирмунд довольно осклабился, не скрывая, как приятна ему похвала.

— Интерес-с-сно, дома ли С-сельма, — почесав рыжеватую башку, задумчиво произнес он. — А то бы з-з-заявились в г-г-гости.

— И заявимся! — поддержал его идею Приблуда. — А что? Пошли-ка! Тем более что Торкель, говорят, на охоту собрался. А мы, ежели шагу прибавим, к вечеру у его усадьбы будем. А потом можно будет в дальний лес махнуть, к Ерунд-озеру, там тетерева да рябчики!

— Через т-т-три дня надо вернуться — С-Сигурд с-с-сказал: в море п-пойдем, з-за рыбой.

— Ну и вернемся. Успеем. А не вернемся — так перебьются и без нас, в усадьбе бездельников много: толстяк Харальд, Ингви Рыжий Червь, да хоть тот же мелкий Снорри.

— Эт-то точно, — согласно кивнул Заика, и приятели, пройдя через заросли ясеня, повернули на дорогу, ведущую к усадьбе Торкеля.

Встретив по пути слуг Торкеля с хворостом, узнали, что Сельма с утра еще отправилась куда-то, скорее всего — к Ерунд-озеру, навестить тетку свою, Курид.

— З-з-знаем, к-к-какую тетку, — буркнул Заика. — От Ерунд-озера д-д-до кузницы Велунда — рукой под-д-дать.

— Так мы туда и собрались! — обрадовался Хрольв. — Я ж и говорю — там рябчики! Ну, сегодня, конечно, заночуем, а уж завтра с утречка… Ух, давненько я рябчиков не едал.

Дирмунд молча кивнул и вслед за приятелем свернул на тропинку, ведущую к лесу.

Они вышли к Ерунд-озеру к вечеру, как и рассчитывали. К этому времени кончился то и дело накрапывавший в течение всего дня дождь пополам со снегом, стих ветер. Озеро было подернуто льдом, тонким, зеленоватым, прозрачным. В блестящей ледовой глади отражались высокие сосны. Далеко, на противоположном берегу, угадывались низкие строения — хутор Курид. Из озера вытекал неширокий ручей, тоже уже почти замерзший. Пробив во льду ручья лунку, приятели наловили рыбы. Хрольв, достав трут, принялся разводить костер. Удар… Еще удар… И вот уже застелился над озером легкий дымок. Хрольв довольно потер руки, обернулся к Заике… а тот вдруг быстро разбросал ногой уже готовый разгореться хворост.

— Ты что, сдурел? — возмутился Приблуда и размахнулся, чтобы наградить приятеля хорошей затрещиной, но тот приложил руку к губам и кивнул в сторону лесной чащи. Хрольв опустил руку и присмотрелся: уже стемнело, и было хорошо видно, как не так уж и далеко от них плясали на стволах сосен красные отблески костра.

— Охотники?

— Вряд ли. Торкель сюда не ходит, а больше некому.

— Чужаки?

— К-к-кто знает?

— Я проберусь, посмотрю… может, и мы там чем поживимся. — Не дожидаясь ответа, Хрольв Приблуда ужом юркнул в кусты.

Он отсутствовал недолго, но Заике так не казалось. Навалилась ночь, озеро потемнело, не видно уже было ни зги, лишь слышалось где-то рядом истошное уханье совы. А может, это и не сова, может — злобные тролли? Заика почувствовал вдруг, как подступает к самому горлу волна страха. Хотел было уж ретироваться на тот берег, поближе к жилым местам, не дожидаясь неизвестно куда сгинувшего напарника, только собрался — как тот и объявился, выскочив из кустов, мокрый, тяжело дышащий, пахнущий холодной болотной жижей.

— Четверо, — отдышавшись и напившись из ручья воды, сообщил он. — Мужичаги во-от с такими кулачищами. Один, кажется, берсерк — уж больно буйная у него бородища, да и глаза… ух, не хотел бы я с ним повстречаться на узкой тропке. У каждого — меч и стрелы. Одеты плохо — точно бродяги. Изгнал, видно, тинг за что-то, вот и шляются. Рябчика жарят! — Хрольв облизнулся.

— Оп-п-пасные люди, — согласился Заика. — Н-н-надобно бы нам убраться п-по-добру-п-по-з-здорову.

— Да, нам с ними не справиться. Пойдем-ка вдоль озера, там где-нибудь и заночуем.

Они проснулись уже утром. Резко похолодало, и Ерунд-озеро заволокло плотным густым туманом. Солнца не было видно, лишь смутно угадывался в хмуром мареве маленький палево-золотистый шарик. Немного подкрепившись сырой форелью — огня так и не разжигали, — Хрольв и Дирмунд Заика решили не искать себе приключений, возвращаясь домой через лес, а пойти в обход, мимо кузницы Велунда. Хоть так и дальше будет — да вернее.

Пройдя берегом, они повернули направо, миновали болото и через несколько полетов стрелы благополучно выбрались на широкую лесную тропинку, ведущую от кузницы к хутору Курид. Выбрались — и сразу же затаились в кустарнике, услыхав приближающийся стук копыт.

Лежа в кустах, Заика почувствовал, как сильно забилось сердце. Неужели — погоня? Нидинги? Но как они их заметили? Мысли эти пронеслись в трусливой душе Заики всего за пару секунд, а потом Хрольв сильно дернул его за руку — смотри, мол.

Дирмунд осторожно выглянул из-за кустов и увидел… Сельму. Дочь Торкеля бонда, спешившись, гладила за ушами каурую кобылу, а рядом с ней… рядом с ней, растянув рот до ушей, стоял ненавистный Хельги и что-то рассказывал, отчего Сельма то и дело смеялась, поправляя съехавший на шею платок, голубой, вышитый желтыми нитками. Заику аж передернуло от вспыхнувшей ненависти и злобы. Руки сами собой потянулись к луку со стрелами… Эх, не был бы он умен… или был бы не так труслив…

Хорошо хоть голубки вовремя разлетелись. Свистом подозвав коня, Хельги вскочил в седло, помахал рукой девчонке. Та улыбнулась и, тронув поводья, на прощанье взмахнула платком. Разъехались, каждый в свою сторону. Хельги — направо, к кузнице, а дочь Торкеля бонда — налево, к хутору Курид.

Выбравшийся из кустов Дирмунд Заика тоскливо посмотрел вслед Сельме. Нагнулся вдруг, поднял упавший на землю платок — голубой, с золотистой вышивкой. Постоял задумчиво и вдруг нехорошо улыбнулся.

— Как придем, надо б сказать Сигурду про бродяг, — подошел к нему Хрольв. — Вместе мы их быстро вытурим, а может, и убьем, если кому повезет.

— С-с-сказать Сигурду про бродяг? — в задумчивости повторил Дирмунд. — А з-зачем? — Он посмотрел на платок. — Пос-с-слушай-ка, Хрольв. Д-давай сделаем так… Сними-ка со своей лошади кк-колоколец, он у тебя все равно коровий… Теперь с-с-слушай дальше…

— Ну, я всегда говорил, что ты умный! — выслушав предложение приятеля, заржал, словно конь, Хрольв. — Вот уж никогда бы до такого не додумался. Башка у тебя соображает, Заика, точно быть тебе хевдингом! Если и не получится — вдруг к тому времени уйдут бродяги, — то и ладно, а получится — так славно выйдет.

Ничего не ответил Заика, лишь слабо улыбнулся. Маленькие глазки его, блеклые, почти что бесцветные, светились злобным торжеством.

Хельги со все большим остервенением занимался у Велунда, осваивая тактику битв. Учился двуручному бою — когда нет щита, лишь два сверкающих клинка птицами летают в воздухе, учился уклонениям от ударов, прыжкам: «прыжку кота» — мягкому, с приземлением на цыпочки; «прыжку медведя» — такому, что сбивал противника с ног; «прыжку лосося», позволяющему пробиться кувырком через головы врагов. Учился метать секиру — страшной убойной силы оружие, действующее иной раз похлеще меча! Не день и не два метал, пока не научился попадать в тонкий ствол ясеня двумя секирами сразу. Потом снова настала очередь меча — Велунд так и предупреждал: о мече забывать не следует, удобное оружие — всегда с собой, а ведь недаром говорится в сагах:

Муж не долженХоть иногдаОтходить от оружья,Ибо как знать,Когда на путиОно пригодится.

— Твой меч — пожалуй, лучший меч в здешних краях, Хельги, — говорил Велунд. — Всегда помни об этом и знай — не стоит, как другие, бояться подставить лезвие под удар — выдержит. Это — выдержит. А ну, смотри!

Кузнец брал в обе руки по мечу и начинал вращать ими — сначала медленно, потом все быстрее, пока лезвия не сливались в два сверкающих круга.

— Пробуй!

Легко сказать!

Как ни бился Хельги — не получалось. Но он не сдавался, поднимал с земли выбитый Велундом меч, начинал снова и снова. И снова ничего…

— Дело не в мечах, дело в тебе, — положив руку ему на плечо, улыбнулся кузнец. — Настройся на битву, слейся с железом, почувствуй его, словно бы это продолжение твоих рук. Давай же, смотри на клинок… ближе к глазам… и не моргай… Не о врагах думай — о холодном железе, о разящей стали, о благородстве кованого клинка. А теперь — пробуй!

Теперь стальные круги заиграли и в руках Хельги… И снова на миг послышались тот страшный грохот, скрежет и вой, что преследовали Хельги во снах, вернее, в том зыбком мареве между сном и реальностью.

Вскрикнув, Хельги выронил мечи, сжал ладонями уши… Затем успокоился, огляделся — не видел ли Велунд? Нет, похоже, не видел. Тем лучше. Подобрал клинки…

Он совсем не чувствовал усталости, лишь утром едва смог подняться. Болели не только кисти рук — все тело, словно и не тренировался он почти все время в беге с камнями и прыжках меж деревьями.