Роман, написанный иглой - Вали Гафуров

Речушка всего ничего, а как долго переплывали…» — подумал Рустам.

Вот… наконец и берег. Бойцы соскочили с плота, не шлепались в прибрежный песок. Лейтенант Смирнов, как бешеный, перекрывая грохот взрывов и пулемётную трескотню, заорал: «…мно…иий!» — и тяжело побежал в темноту. Рустам вскочил, задыхаясь от восторга и ужаса, кинулся вслед за взводным, на бегу оглянулся, ища Фазыла… Вот он, рядом. Они добежали до небольшой рощицы, там снова залегли.

Рустам лежал, уткнувшись лицом в рыхлый снег, и думал теперь почему-то не о том, что его могут убить сейчас, искалечить, а о Фазыле. Вот эго парень! Настоящий йигит. Всё ему нипочём. Первый раз в бою — и так здорово держится. Даже мне полегчало… Рустам приподнял голову.

Немцы шпарили трассирующими. По этим бешеным пунктирам легко угадывался передний край врага. Ага!. Справа, возле отдельного дерева, — судорожные вспышки. Пулемёт! Рустам тщательно прицелился и саданул по вспышкам очередью на полдиска. Немецкий пулемёт умолк. У Рустама перехватило дыхание. Срезал! Подавил!!

Фазыл радостно хлопнул Рустама по плечу, и тут как раз проклятый пулемёт вновь брызнул огненной струёй. «А вот я тебя сейчас!..» — подумал раздосадованный Рустам, прижимаясь скулой к холодной ложе «Дегтяря» — и тут же раздалось протяжное «Ра-а… Ра…».

Батальон рванулся в атаку. Рустам засуетился, выпустил суматошную очередь в сторону живучего пулемёта, увидел перед самым носом новый диск, протянутый Фазылом, перезарядил «Дегтяря» и, спотыкаясь, оскальзываясь, побежал вперёд, подстёгиваемый неистовым воплем: «Ра… Ра!..» Упал, вскочил. Что творилось вокруг— он не видел. Теперь он вообще ничего не видел… И вдруг перед ним, словно из-под земли, появился обезумевший человек: рот, разодранный беззвучным криком, вместо глаз — белые шары. Рустам даже не успел испугаться. Просто тупо подумал: «Вот он — фашист».

И ещё другая, почти безразличная, мысль: «Вот он в меня стреляет!» На кончике автомата фашиста плясало пламя. И вдруг оно погасло, а фашист медленно повалялся мордой вперёд. Рустам не сразу сообразил, что это он срезал фашиста — скосил густой очередью. Он споткнулся о тело сражённого им безумца, упал, вскрикнул от ужаса и тут же вскочил, словно подброшенный пружиной, побежал дальше. Сердце его исступлённо колотилось в груди, отдавая в голову тяжёлым гулом, он задыхался и всё бежал, бежал, ведя огонь с руки… Вновь нажал на гашетку — «Дегтярёв» молчал.

Фазыл! Где Фазыл?! Рустам похолодел. Где Фазыл? Куда девался? Рустам оглянулся и чуть не закричал от радости: Фазыл протягивал ему снаряжённый диск!

За увалами притулилась крохотная деревушка. Батальон кинулся на неё в штыковую, но голубоглазый лейтенант потащил взвод в обход деревушки. Рустаму сперва показалось, что взводный струсил. Потом сообразил и восхитился. Молодец, лейтенант, хочет отрезать фашистам путь к отступлению. Он установил на сошки «Дегтяря», взял на прицел разбитую, всю в рытвинах, дорогу… Появились тёмные силуэты, брызгающие пучками трасс.

— Ого-онь! — завопил лейтенант.

Рустам нажал на гашетку и держал её до тех пор, пока в диске не кончились патроны.

… И всё же гитлеровцы пробирались из окружения и ушли во тьму. Где-то там, за оврагом, как объяснил взводный, у фашистов был опорный пункт.

Пришёл приказ закрепляться на занятом рубеже. Бойцы, измученные, с ног до головы забрызганные грязью, талым снегом, радовались, как дети. Первая победа! Их теперь не очень-то пугали автоматно-пулемётная трескотня и начавшийся миномётный обстрел. Лейтенант покрикивал на бойцов, без нужды высовывавших головы из захваченных немецких окопов.

— Эй, вы, чудо-богатыри! Головы берегите. Пригодятся ещё… А за бой спасибо. Для первого раза довольно прилично воевали. Жаль, сосед справа залёг, а то были бы мы сейчас в окрестностях Берлина. Точно!

Фазыл, скаля белоснежные, изумительные зубы, охваченный азартом, тормошил Рустама, говорил, захлёбываясь от восторга:

— Всыпали фашистам, а?.. Вот здорово всыпали! Троих-то я наверняка уложил. Честное слово. Один фашист во всё горло заорал перед смертью: «Муттер!» Маму, значит, перед смертью вспомнил. Поздно вспомнил, шелудивый пёс. Звали мы его к нам, а?

Рустам устало улыбнулся.

— Слушай, Фазылджан, а ты вспомни, может быть, фашист и другое орал… «Вир бауэн моторен, вир бауэн тракторен, вир бауэн машинен, вир бауэн турбинен!» Не орал этого стишка?

— Нет, не орал, — Фазыл подозрительно покосился на друга. — Зачем ему перед смертью орать такие стишки?

— А затем, что кроме «муттер» и этих стишков ты, Фазылджан, ничего больше по-немецки не знаешь… Эх и выдумщик ты! Фантазёр. Шум-гром бушевал, а ты — «муттер»!

Фазыл не обиделся, тоже заулыбался.

— Э-э, дустым, у меня, знаешь, какой слух?!. Ой-бо!.. Что это? Никак, светать начинает?

Рустам глянул и поразился: далеко-далеко занималась варя — странная, не тихая светло алеющая полоска, а багровый всполох, шевелящийся, как живой.

— Заря! — не унимался Фазыл. — Заря…

— Заткнись со своей зарёй, — пробасил Валентин Туманов. — Пожары это.

Миномётный обстрел прекратился. Солдаты обживались в окопах, санитары перетаскивали раненых. Друзья сидели пригорюнившись. Фазылу было нестерпимо стыдно. Обрадовался «заре», дурень! Рустам переживал за друга.

И вдруг они увидели Катю. В шинели нараспашку она несла в паре с пожилым вислоухим красноармейцем носилки.

— Катяджан, дорогая, салам! — крикнул ей радостно Фазыл. — Поздравляем с боевым крещением! Как дела?

— Ой, здравствуйте, ребята!.. Четверых вытащила. Вот!

Вислоухий и Катя поставили носилки на дно окопа. Фазыл с Рустамом бросились было ей на помощь, но она руками замахала.

— Не надо, я сама. Вот только передохнем… — девушка вдруг умолкла, бросилась на колени, приникла к лежащему на носилках.

В тёмном небе вспыхнула ракета, стало нестерпимо бело вокруг, и при этом химическом, угнетающем душу свете друзья увидели поднятое к ним лицо Кати, искажённое мукой.

Рустама пробрала дрожь — человек, который ещё несколько минут, несколько секунд назад дышал, думал, надеялся, — умер, осталась лишь видимость человека.

Невозмутимый усач мелко перекрестил свой живот и не спеша снял ушанку. Рустам сдёрнул свою порывисто, торопясь, а Катя, тяжело поднявшись на ноги, бросилась к Фазылу, уткнулась лицом в его плечо.

— Он… Он был ведь жив! — рыдала девушка. — Мы его несли, и он даже пошутил: вот, мол, какой он — женщины его на руках носят… Он и не стонал. Как же это?

Рустам, потрясённый не меньше Кати, дал ей отхлебнуть из фляги. Фазыл молча гласил её по плечу.

Немцы вновь ударили из миномётов. Близкий взрыв бросил всех на дно окопа. Кто-то крикнул испуганно: «Санитара!» Катя вскочила и словно растворилась во мгле. Появился лейтенант Смирнов.

— Опять в атаку, братцы. Не подкачайте.

И вновь грохот взрывов, автоматная трескотня, дикая свистопляска огненных трасс. Фазыл вырвался, чуть вперёд, Рустам — за ним… Вскочив в неприятельский окоп, в сумятице рукопашной схватки, они потеряли друг друга из виду. Рустам расстрелял весь диск, хватился товарища, но того и след простыл. Хорошо хоть немцы не выдержали натиска, отступили, а то плохо пришлось бы Рустаму. Пулемёт без дисков — не пулемёт. Так, дубинка. А много ли с дубинкой навоюешь!

«Плохо мы сражаемся, неумело, — подумал Рустам. — Увлекается Фазыл, храбрый парень, по слишком увлекается… Однако где же он?»

Фазыл исчез. И произошло с ним вот что.

Спрыгнув в немецкий окоп, он уложил ударом приклада одного фашиста, проткнул штыком другого, и тут же на Фазыла обрушился ещё один — здоровенный детина. Гитлеровец повалил Фазыла, обдавая смрадом водочного перегара и застарелого пота, навалился на парня, всей тушей, норовил вцепиться в горло. Фазыл вывернулся, вскочил и с размаха, по-бараньи, ударил врага головой. Фашист повалился как подкошенный. Фазыл сорвал с себя каску, ударил ею… ещё, ещё… Поднялся, покачиваясь. Горло, измятое пальцами-клешнями, болело, мучила тошнота.

«Куда девались наши? — подумал боец. — Ага… Воя они, штурмуют следующую линию окопов». Фазыл побежал по ходу сообщения, выскочил па поверхность. Только сейчас он заметил, что в руках у него не винтовка, а чёрный немецкий автомат. Фазыл струхнул. Конечно, автомат — штука хорошая, но за утерю винтовки!.. О и повернул назад, и в этот миг перед ним безмолвно вздыбилась земля, пронизанная огнём.

Фазыл взлетел на воздух, широко раскинув руки, и, описав дугу, рухнул наземь. Для него теперь не существовало ни врагов, ни друзей. И сам он исчез с лица земли — рассыпался, растворился. Остался от Фазыла — молодого, сильного, жизнерадостного — лишь тихий звон, Но и звон угас, превратившись в ничто.

На востоке сквозь тяжёлые грозовые тучи пробивался рассвет. Рустам всё искал друга, В окопе, возле группа фашиста с разможженным лицом, увидел брезентовую сумку с пулемётными дисками и каску. Вспомнив о том, что Фазыл раздобыл себе каску, которой страшно гордился, подумал: «Уж не Фазыл ли гитлеровцев приголубил? Наверное, он. Однако где же сам Фазыл?»