Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

И ходил на своей 'Червонной Розе' по Средиземному морю. Не повезло.

Турки, будь они прокляты.

Налетели аж тремя галерами, закидали ядрами… и те, кто выжил, позавидовали мертвым. Следующий год Поль провел прикованным к веслу турецкой галеры. Отвратительная пища, тухлая вода, бич надсмотрщика… ему хотелось умереть, но мужчина стискивал зубы. Самоубийство — грех, к тому же… вдруг его освободят или выкупят? Бывало всякое…

И его надежда сбылась.

Поль плохо представлял себе, что произошло, он был прикован на галере. Просто среди ночи что‑то громыхнуло, поднялось зарево на полнеба — и сгинуло, а потом, ближе к утру пришли русские. Всех расспросили — кто, откуда, чем занимался, переписали, расковали, перевязали раны, накормили и напоили, поселили в опустевшие дома по нескольку человек, чуть ли не десятком, но никто не протестовал. Буянить тоже никто не решался. Русские слыли дикарями, с которыми опасно связываться. Обидно ведь будет потерять жизнь на пороге свободы? Или ежели тебя медведям скормят, или в Сибирь отправят, а там такой холод, что вороны на лету падают…

К тому ж и правила поведения им объяснили достаточно быстро.

Сидеть и не дергаться. Тогда и жив останешься, и домой вернешься.

Одним словом — недавние узники сидели тихо аж два дня. На третий к ним в дом пришли. Молодой человек в странной одежде поинтересовался, есть ли среди спасенных моряки — и не желают ли господа поработать по специальности за хорошие деньги.

Конечно, Поль тут же сделал стойку.

В родном Марселе его ждала семья. И то, что отец попал на галеры, наверняка сильно ударило по бюджету. А дочкам нужно приданное…

Мужчина выслушал Поля, кивнул — и попросил его прийти к полудню на площадь. Там перед моряками и выступил boyarin Romodanovski. Как понял Поль — это нечто вроде графа или герцога, только на Руси.

Вот граф и разъяснил, что освобожденных, конечно, отправят домой, но будет это не сразу. Им надобно будет выйти в Черное море, оттуда уже далее… одним словом — это не так просто. А вот чтобы было проще и быстрее, не хотят ли господа помочь своим освободителям за хорошие деньги? В чем?

Есть корабли. Гребцами обеспечим. Нужны люди, чтобы провести корабли вдоль побережья к Ени — Кале. Провести, обеспечить высадку…

Сможете? Возьметесь?

Хорошо заплатим, поможем на родину вернуться, а кто остаться пожелает — так и тут поможем.

Долго Поль не раздумывал. И с подлыми язычниками поквитаться хотелось, и денег за это получить, да и Азовское море — это не Средиземное. К тому ж пойдет эскадра в несколько десятков кораблей, так что с пиратами разберемся.

Это, конечно, не прямо сейчас. Для начала надобно Азов за собой удержать, посмотреть, чем у турок война с ляхами кончится, стены укрепить, корабли сюда перегнать — есть они, просто быстро их сюда заполучить не выйдет, опять же, команды сбить…

Пьер слушал со все возрастающим изумлением. И понимал — в этом году он домой не попадет. Но это‑то ладно, он и вовсе не чаял в живых остаться.

А вот когда боярин сообщил, что сейчас ребята всех перепишут, кто пожелает остаться, жалованье им платить будут, да еще и часть жалованья постараются передать на родину, надобно только сказать, куда, кому и сколько….

Вот тут изумление Пьера достигло пика.

Но… а что он терял?

Остаться? Попробовать заработать у этих русских?

Надо попробовать! И после выступления Пьер, не раздумывая, направился к одному из специально установленных столов, за которыми сидели молодые, лет по пятнадцать — шестнадцать, мальчишки. Кстати — отлично говорящие по — латыни, по — англицки, ну и по — французски тоже. Так что проблем с пониманием у Пьера не возникло. А услышав о сумме жалованья, он окончательно решился.

Остаемся!

Надо ж туркам отплатить за все?

Еще как! Тем более — за хорошие деньги и с умными людьми.

Второго августа султанское войско расположилось на берегу Днестра. Теперь их сдерживал только Жванец. Захватить его, разбить Каменец — Подольский, а там идти полным ходом на Бучач и Львов. Казалось, никто и ничто не помешает этому плану…

Ан нет.

Первый удар ждал турок именно здесь. Тщательно подготовленный Володыевским, Собесским и Лянцкоронским.

Переправа…

Не то, чтобы слишком узок был Днестр в этом месте, зато мелководен и небыстр, что позволяло людям легко переправить лошадей и самим на плотах переправиться без опасения.

С носилок взирал на светлую речку Кара Мустафа — паша желал лично наблюдать за переправой, видя, как неисчислимое войско переходит реку — и земля Польская дрожит под его ногами.

Не знал паша того, что и за ним наблюдали, давно рассчитав, где будет он переходить, ибо брод этот был хотя и не единственным, но самым удобным из всех, что были в округе. А потом привезти сюда с десяток пушек, замаскировать их в прибрежных кустах, и поручить Казимиру Гумецкому, который ждал своего мига с нетерпением…

Вот и сейчас мужчина смотрел на роскошные носилки паши со злорадной усмешкой человека, знающего более, чем тот… и это оправдалось.

Он ждал, пока в воду не вошло больше тысячи человек, пока не начали грузить на плоты пушки, а вот потом…

Их пушки были установлены так, чтобы накрывать и берег, и реку…

Казимир сам лично навел дуло пушки на роскошные носилки, перекрестился, благочестиво возведя глаза к небу — и кивнул пушкарям.

— Огонь!

От похода этого ждали турки богатой добычи, светлокожих невольниц, огня, веселья и денег, взятых в захваченных городах. Но вот чего не ожидали они — это того, что с берега шарахнут по ним пушки. Картечью.

Скашивая, словно траву, животных, людей на плотах, сея панику и сумятицу.

Паша Мурад, командующий переправой, ничего не успел сделать. Картечь оборвала его жизнь, не поглядев ни на чины, ни на древность рода.

Алым окрасились воды Днестра в этот день…

Лишившись командира, турки заметались, а батарея вела свой огонь, покамест не кончились снаряды, и было их много. Кто уцелел — бросились от берега, давя своих же, внося беспорядок и сея смятение в рядах турецкого войска….

Не меньше трех тысяч людей полегло под огнем храбрецов.

Но вот все реже стреляла батарея, все меньше слышался басовитый пушечный рокот — и опять осмелели османы.

Опять волна людей нахлынула на берег — и пушки молчали. И опять молчали они, пока не дошли враги до середины Днестра.

Ужасен был первый залп, но второй раз вышел еще страшнее.

И опять окрасились воды великой реки алым, и опять понесла она вниз тела людей и лошадей, и опять отхлынули враги. Опять замолчала батарея, стрелявшая до последнего, но теперь не торопились уже турки на переправу, понимая, что и еще раз…