Борьба с членсом - Егор Радов

Казуар содрогнулся, хлюпнув плазмой.

— Есть Творец, который все создал, как Его зовут, я не скажу, да это и не важно, но этот Бог есть.

— Бог? — спросил Цмипкс.

— Бог, или Богж, можешь называть, как хочешь, — ехидно сказал казуар.

— Богж?

— Богж — Творец, который все создал. Он создал Предъявленных, Явленных и Неявленных.

— Чего?! — осклабился Цмипкс, превратив себя в мини-казуар.

— Предсущественных, Существенных и Несущественных. Можно и так. Можно и так.

— А кто это?

— Предъявленные — это Те, кто вершит Его волю, Их сейчас нет здесь, с нами. Явленные — это Мы, казуары, Мы — Те, кто здесь, это для нас был создан мир, Мы и есть мир. И Неявленные — это разнообразные изменчивые дребудани, возникшие от Соли.

— Как это, от Соли?… — возопил Цмипкс. — Как это, от Соли?!

— Богж создал Соль — великое вещество, которое как бы продолжало его собственное безграничие. Конечно, это иллюзия, ибо Он абсолютно безграничен.

— Еще бы! — самодовольно вякнул Цмипкс.

— Но Соль- его собственное творение — словно давало ему то, чего Он не знает, вносило черты хаоса в Его стройный план, дурманило Его. И сейчас весь мир охвачен и повержен Солью. Богж прибегал к Соли бесчисленное множество раз, я помню это, ведь мы, казуары, общаемся с нашим Творцом — а сейчас уже очень давно Он никак не выйдет из Соляного состояния. Конечно, это — Его воля, но, как известно, сон Богжа рождает всяких жочемуков, и вот они родились. Воник мир, названный нами «неявленным», потому чтоэто все есть пустые видения творца, одурманенного Солью. Сколько он будет продолжаться — нам неведомо.

— А звезды?… — пораженно спросил Цмипкс.

— Звезды — вершина этого искусственного пустого мирка. Не случайно, они уже открыто заявляют о соедиении с Солью, а ощущение подлинной реальности у них сведено до минимума.

— Вот!! — загрохотал Цмипкс. — Вот! А я хочу максимума, хочу настоящей реальности, хочу гнилья, жил, крыл!.. Мне надоело это порхание, не хочу я Соли…

— Без Соли бы тебя не было, — заявил казуар. — Ни так, ни иначе. В чистой, трезвой Вселенной существуют одни только казуары, никаких планет, никаких людей, никаких звезд, никаких точечек. Все это есть Соляное заблуждение. Как только Богж пробудится. — сказал казуар с надеждой, — всё это сгинет.

— А может, Он никогда и не пробудится? — спросил Цмипкс.

— Его воля, — хмуро сказал казуар.

— Хочу реальности! — вскричал Цмипкс.

— Ты не казуар.

— Не хочу быть казуаром! Хочу реальности!

— Нюхни астероидной пыли, уйди в Свет…

— Не-ет!! Я вернусь, я не знаю, но я знаю!.. Я знаю, что я сделаю… Мы должны исправить мир!..

— Это может только Богж!

— Я Им стану!.. — рявкнул Цмипкс. — Я свергну Соль — наше звездное божество — я разорву звездный мир, я получу реальные конечности, а не эти щупики…

— Какая разница, — сказал казуар. — У тебя же все уже было. Но в тебе действительно есть некая цель…

— А! — крикнул Цмипкс. — Прощай, считай, что я с тобой не говорил, да и можно ли вообще говорить с казуаром? Нет, это просто мои представления, педитация. Возвращаюсь на свою постылую Звезду! Всё ясно!

И Цмипкс, отцепившись от казуара, с дикой скоростью заструился куда-то назад.

18

Из небытия, из мрака, из смешанных пыльных частиц сознания, опрокинутого в самое себя и далее вглубь, возник мерцающий цветок света, заполняющий собой иллюзию пространства и магию черноты. Рдение брызжущих сладкой семенной влагой почек мира сменило пустой, густой, бесплотный темный застой мира. Вихрь искр сжигал мрак дыр. Присутствие отменяло отсутствие. Вновь вокруг воцарилась Звезда — воплощенный пучок счастья, чарующий существа. На Звезде не было ничего и никого, поскольку там были все и всё.

Цмипкс плюхнулся с небес в самый разгар застывшего, замершего, застрявшего в расщелине восторга, судзуда. Пол немедленно располосовался.

— Ну как? Ты полетал, попедитировал? Что теперь?

— Сгинь, Соль! — выпалил Цмипкс.

Склага гневственно зюкнул, Пол бдел.

— Мы же — дети Соли, мы стремимся к Соли, мы же — высшие, мы — звезды! — назидательно ввел Пол. — Есть только один выход. Ты — звезд, ты — наш, но ты против. Иди во время, слейся с самим собой на одной из двух Звезд и не яжеложествуй.

— Я говорил с казуаром, — сказал Цмипкс.

— Щу! Казуары — сияющие мертвяки. Разговор с казуаром — просто бред, твой злобствующий маразм!

— Богж в Соли, — упрямо вякал Цмипкс.

— В Соли будем мы!.. Соль уберет то последнее, что есть в нас, она сожжет наши центры!.. И мы будем всем! И со всем! Мы и будем Богжем! И ты с нами!

— Не хочу, — открестился Цмипкс.

— Но как, почему?… Это же наш путь, наш свет, наш радостный вопль!.. Ты должен быть с нами! Соль сольет нас со всем, она развернет нас до конца, ибо мы можем быть всем, да не всем. Иди во время!

— Как? — спросил Цмипкс.

— Каждый звезд может идти во время! Каждый звезд знает «как»! Иди-ка, забери самого себя. Соединись с самим собою, и ты опять будешь собою — звездом!

— А я не хочу быть звездом, — зациклился Цмипкс.

— Во времени ты им и не будешь… на время, — хиханул Пол. — Был Цмипксом, станешь Цмипком. Потом соединишься с Цмипксом и будешь вновь Цмипксом.

— Для чего?

— Для Соли! Для нас! Для Звезды!

— Так где

19

Огромный шебуршаще-сверкающий провал возник в некоей местности среди благолепия и лучезарности общего фона. С неба до почвы распростерся клокочущий непостижимым вечным странным мотором выход, и какая-то шестереночность ощущалась в нем, словно механистическое присутствие, и мигали пронзительные огоньки, олицетворяющие его всамделишность. Внутренний рокот звал войти в свою переходную реальность, чтобы оказаться в мире иерархии мгновений. Бело-огненная граница очерчивала бездонное разъятие этого провала; Цмипкс был подведен сюда.

— Как тебе эта наша нахальствующая антуражность? — спросил предстоящий Оль.

— Я могу лучше, — ответил Цмипкс.

— Правильно! Молодец! Ты — звезд! Это — просто трещина между Звездами, ты должен туда резво юркнуть и очутиться в возлюбленном тобою местечке.

— Ты — машинист времени?

— Мы все машинисты! — гаркнул Оль.

— Зачем нужна эта расщелина, ежели мы и так прошли сквозь все, вышли внутрь и находимся вовне? Или ты хочешь мне указать путь туда, за, под, где есть кое-что? — осведомился Цмипкс.

— Вот и вернись за. под, чтоб быть вовне и внутри! — прозлобил Оль. — Найди свое кое-что и верни себе все!

— Зачем?

Оль не ответил.

— Зачем?

Оль смешался, превращаясь в мрачный вопрошающий угольничек. Его бородки трепетали на его колодках; в мирах стыла мгла.

Цмипкс раздраженно выплеснул маленькую чуйку в сторону Оля и тут же заправски вошел в перемещательную часть пышащего одухотворенными маслами временного аппарата.

— В зад времени! — махнул щупиком Оль. — Давай! Удачи! Удачи!

Цмипкс сел в чресле, положив шишок на рычаг.

"Ладно, — взмыслил он, пережив этот миг, как вершину величия. — Они правы, они всегда правы. Ведь я — действительно звезд, а не казуар. Казуары — чушь, Соль — Богж. Или ж Бог. Ведь я все могу, зачем же мне зад?"

Цмипкс сладко вздрогнул. Машинка зашикала; завертелись причендалы, заныли звуки, трогательные, как акт явления нового беззащитного плевка в мир, закачались предметы. Цмипкс блаженно растекся повсюду, и только его рдеющий центр пусто замер в центре.

— А я могу лучше! — разнесся повсюду клич Цмипкса, который придирчиво преобразовывал некоторые подшипнички и щетки.

Щетки времени — главная часть задообразующей временной иллюзии; они сметают тебя обратно, словно застарелый сор, достигший стадию трепетной музейсности.

Цмипкс заменил щетки на розовые пупырышки, переделав всю теорию так, чтобы пупырышки трением отбрасывали время взад, вместе с жаждущим этого существом. Потом он все убрал, оставив лишь голые стены, мягкий дыр, жирный сыр. Но это не было торжеством звездности, влекомой Солью. Цмипкс создал ореол.

И он вошел в ореол, распыляясь на некий ум, и вышел из ореола на планету Зезда, некоторое время тому назад, в облике Цмипка — красный центр, грубые сизые щупики, тяжелый полет, мрачная восторженность.

— Аш! — крикнул Цмипк, яваившись, с удовольствием скрежеща сочленениями, — где Яж?!

И он увидел пред собою огонькистый грунтик Зезды, цветной Хнарь наверху; его опьянил резкий воздух, клубящийся везде, и его изумили жочемуки — их нежная речь, их жизнь. Он увидел чудо Доссь, он вспомнил ее сапожок, он узрел чешек, матово зеленеющих в свете дня, и он ринулся ко всему этому, но тут же взлетел, будто подвешенное убожество.

— Что?… — рявкнул Цмипк, беспомощно ворочая щупиками. — Почему?…