Охота на охотников - Дмитрий Красько

Так и не сумев разгадать эту замечательную головоломку, в десять ноль-ноль я отправился за машиной. Ахмет, который стоянку не только сторожил, но и жил в вагончике (а зачем на съемную квартиру деньги тратить, когда тут койка есть, телевизор есть, холодильник есть, дровишки регулярно хозяин подкидывает? Да и в месяц выходит тридцать дежурств вместо десяти, как у других сторожей), уже не укорял меня отсутствием костюма и жипа. Просто проводил грустными глазами — сперва, когда я проходил мимо к машине, потом — когда выезжал из ворот. Видимо, в его глазах я стал зажравшимся жлобом, раз отказался от такого замечательного прикида и крутой тачки в пользу затертых джинсов и потрепанного универсала. Хотя он и сам года три назад променял ишаков с финиками, вкусный плов на достархане и теплое узбекское солнце на наши снега по пояс, морозы по тридцать-сорок градусов, сторожку на колесах и двух облезлых дворняг, строивших из себя крутых сторожевых псов. С моей точки зрения, он тоже поступил по-жлобски, но ведь я его этим не укорял.

Зуев встретил меня широкой белозубой улыбкой. При взгляде на которую я, почему-то, сразу понял, какие мысли бродят в его в голове. В переводе на общедоступный язык они звучали примерно так: посмотри, какие у меня замечательные, ровные и белые зубы. Ни намека на кариес. Ни одного не сломано, ни одного не выбито. И сейчас я тебя этими красивыми зубами загрызу, а потом съем.

Я подошел к столу, придвинул стул и сел. Приглашения ждать не стал, резонно рассудив, что оно было сделано несколько раньше — в тот момент, когда я возился в кухне с бутербродами. Зуев косвенно подтвердил мои умозаключения тем, что не стал ругаться и ни на миллиметр не сузил улыбку.

— Зачем звал? — я хмуро посмотрел на его зубы. Своего отражения в них не увидел, но впечатлений все равно получил массу. И не самых приятных.

— Тебе кранты, Мешковский, — сообщил он. — Иванец пропал.

Зуев снова растянул губы в улыбке. Я подумал — а может стоит пересмотреть свои выводы относительно его оскала? Такая настойчивая демонстрация зубов вполне могла случиться на нервной почве. Решил — ежели и после следующей фразы оскалится, тогда точно нервное.

— Куда пропал? — автоматически вырвалось у меня. — И почему мне кранты?

— Тебе лучше знать, куда он пропал. Ты же вчера за ним следил. Вот потому тебе и кранты.

И таки ослепил меня зубами. Так и есть, нервное.

— А почем ты знаешь, что я за ним следил?

— А ты почему мне тыкаешь? — запоздало удивился Зуев. Забавный такой. Я ему уже три дня тыкаю (собственно, как и он мне), а до него только сейчас дошло. — Мы с тобой водку на брудершафт не пили.

— Потому что я, в отличие от тебя, человек некультурный, и мне не обязательно пить водку на брудершафт, чтобы на «ты» перейти. И вообще — ты первый начал, так что нечего тут. Так откуда ты знаешь, что я за ним следил?

— Вопросы здесь я задаю! — следователь сделал над собой невероятное усилие и все же сумел спрятать зубы за губами.

— Я тебя умоляю! — я с жалостью посмотрел на него. — Если у тебя в голове возникло таких глупых идей, то пожалуйста — задавай свои вопросы. Только не факт, что ты получишь на них мои ответы. Имею право молчать.

Зуев тяжело вздохнул. Мне даже интересно стало — куда испарился его кураж, которым он поразил меня, когда позвонил ни свет, ни заря.

— Мешковский! — тоном гуру, задолбавшегося наставлять нерадивого ученика, проговорил он. — Неужели ты думал, что мы сидим здесь, сложа руки? Для справки: такие крупные дела обычно сразу забирает себе прокуратура. Пока они почему-то молчат, и я хочу по-быстрому раскрыть это преступление, чтобы утереть им нос.

— Зачем? — задал я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.

— Чтобы меня пригласили работать в прокуратуру, — Зуев был сильно удивлен моей несообразительностью.

— Ага, — я сделал вид, что все понял, хотя нихрена не понял. — А про мою слежку за Иванцом ты все-таки как узнал?

— Боже! — он картинно закатил глаза и даже нервно хихикнул. Латентная институтка, что ли? — У меня такое чувство, что я на допросе у следователя. Сам у себя, хи! Мы тоже следили, понимаешь? И за тобой, и за Иванцом. Тебя, правда, ребята во дворах потеряли. А когда вернулись — Иванца уже не было. И сейчас нет. Ни дома, ни на работе. И мобильник отключен. Зачем ты за ним следил?

— То есть как — зачем я за ним следил? — удивился я. — По-моему, это невооруженным глазом понятно. Он решил повесить на меня всех собак. Вот я и решил выяснить — зачем ему это надо? Закон же этого не запрещает? А вот зачем вы за ним следили, раз главный подозреваемый — я?

— Эх, Мешковский, Мешковский! — укоризненно сказал Зуев. — Ты своей самодеятельностью всю работу нам испортил. Что — так сильно хочется доказать, что не виноват? Ну, может быть, может быть. Хотя я на девяносто процентов уверен, что это ты наводчик. Только, понимаешь, как бы я ни был уверен в этом, я обязан отработать и другие версии. В том числе и такую, что Иванец сам подстроил ограбление. Это, конечно, из области фантастики — что ни говори, а в него стреляли, и хорошо еще, что он успел рукой прикрыться, иначе бы погиб. Но версия-то имеет право на существование? Ну что, удовлетворил я твое любопытство? Вот, видишь. Я ведь не зверь какой… А теперь ты удовлетвори мое. Куда делся Иванец?

— Без понятия, — я пожал плечами. — Я после потасовки сразу домой свалил. Ты же в курсе, что там легкая потасовочка случилась? Твои люди должны были доложить. За мной они сразу после нее увязались, раз во дворах меня упустили. Это я так домой торопился. Следить все равно уже смысла не было, сам понимаешь. А дома чай стынет, колбаса плесенью покрывается… А если намекаешь на то, что это мои мифические дружки-грабители его исхитили, то сам их на эту тему и поспрашивай. Если найдешь, конечно.

— Да, — Зуев грустно кивнул головой. — Значит, доверительного разговора у нас так и не получилось. А ведь я хотел, как лучше.

— Какой доверительный разговор?! — взорвался я. — Что ты от меня сейчас услышать хочешь? Как я Ваню зверски похитил? А зачем он мне, ты не хочешь сказать? Домой, вместо вешалки, чтобы было, куда шляпу вешать? Так я тебе скажу — шляпу на крючок удобнее вешать. Он железный и жрать не просит. А Иванца я тупо не прокормлю — я безработный, а у него харя сам видел, какая. Гадом буду — в два раза больше меня жрет. Так что я его не похищал. И не грабил. Следил — было дело. Но если я за ним следил, то так прямо и говорю — я за ним следил. Если бы я был наводчиком, тоже прямо сказал бы — я наводчик. И вообще, я честный человек, я после каждого секса женюсь! Задолбался уже штампы в паспорте выводить! И у тебя хватает совести мне не верить?

Зуев в изумлении уставился на меня. Такой убедительной речи ему, наверное, слышать еще не доводилось. И я таки заставил его задуматься! Он даже почесал пятерней нижнюю челюсть и с минуту вращал глазами. Но потом справился с наваждением и решительно тряхнул головой:

— Сильно задвинул. Цицерон в уголке рыдает. Только, понимаешь, Мешковский, моя работа заключается в том, чтобы ни одному твоему слову не верить. И я не верю.

— То есть, мне все-таки нужно было прихватить с собой мешочек с сухариками? — разочарованно уточнил я.

— Нет! — отрезал он. — Я же тебе сразу сказал, что закрывать тебя не собираюсь. А я, между прочим, тоже человек честный, хоть и не женюсь после каждого секса. Глупо как-то по три раза в неделю на собственной жене жениться… Короче, как честный человек честно тебя предупреждаю — ты у меня под колпаком. И, если ограбление, а теперь еще и похищение Иванца — твоих рук дело, или твоей шатии-братии, то ты сядешь. Надолго.

— Ты меня не пугай, — проворчал я. — Я нынче без подгузников, мне нельзя пугаться… Ты мне лучше скажи — нахрена ты меня сюда вызывал?

— А чтобы ты понял, — ласковым голосом объяснил он, — что, если это ты со своими дружками умыкнул Иванца — лучше выпустите его. И на будущее — не усугубляйте ситуацию. Не делайте новых глупостей. И без того два трупа на вас висит.

— Ты по гороскопу — баран? — догадался я.

— Нет, скорпион.

— Да нет, баран. Скорпионы такими упертыми не бывают. В сто пятьдесят первый раз тебе повторяю — я к проблемам Иванца никаким боком не прислонялся. Не веришь — хрен с тобой, не настаиваю. Я только прямо предупреждаю — сейчас отсюда выйду и буду сам в этом деле ковыряться. Раз уж моя милиция, вместо того, чтобы меня беречь, пытается меня за решетку упрятать.

— Ну-ну, — хмыкнул Зуев. — Ты, смотрю, неплохой образ себе придумал. А можно вопрос? В каком направлении копать-то собрался? Ну, какими они будут, твои следственные действия? Ты уж поделись профессиональным секретом со мной, с дилетантом.

— Не знаю, — огрызнулся я. — Пофигу. Поеду сейчас к той девятиэтажке. Иванец там по-любому должен нарисоваться. Дома может не появляться, на работе может не появляться. А там — должен. Следил же он за кем-то. И не выследил. Потому что я помешал.