Тождественность любви и ненависти - Чингиз Абдуллаев

– Пусть оставят, – распорядился Давид, – мы не будем есть. Будем только смотреть. А вино ты хотя бы пьешь или от него тоже толстеют?

– Вино почти не пью. Хорошо еще, что ты не предлагаешь мне пива. У них в ресторане бывает хороший солодовый виски. Пусть принесут бутылку.

– Принесите, – согласился Чхеидзе. – Неужели ты пьешь виски? Когда мы с тобой познакомились, ты пила только лимонад.

– Это было в прошлом веке, – невозмутимо напомнила Ирина, – с тех пор многое изменилось.

Официанты бесшумно исчезли вместе с Вебером.

– И ты стала главным редактором журнала, – сказал Давид, – как все это здорово. Значит, твоя жизнь состоялась. Я тогда вернулся из Новосибирска и узнал, что ты вышла замуж. Говорили, что твой тесть был очень важным человеком. Я тогда искренне за тебя порадовался.

– Так порадовался, что даже не позвонил, когда снова вернулся в Москву?

– Я не сразу вернулся. Только через два года. В первый отпуск я поехал в Тбилиси. У меня тогда заболела мать и я поехал к ней. А сюда я приехал только через два года. Мне сказали, что ты замужем, у вас все хорошо. Даже любезно сообщили, что ты успела родить. Поэтому я не стал тебе перезванивать, чтобы не мешать вашему счастью.

– Какое благородство, – всплеснула она руками, – и ты поэтому решил мне не звонить? Так радовался за меня, что даже не захотел меня снова увидеть. Ты всегда был эгоистом, Давид. Извини, что я вынуждена тебе это говорить. Я ведь чувствовала твое отношение ко мне. Ты помнишь, как мы познакомились? Ваша компания была у Владика дома, когда я туда пришла. Мне еще сказали, что у Владика собираются лучшие фарцовщики среди студентов.

– А мне сказали, что придет самая красивая студентка-журналистка, – вспомнил улыбаясь Чхеидзе, – и еще рассказывали о твоем знаменитом папе.

– Поэтому ты сразу запал на меня. Твоему кавказскому «эго» льстило, что ты будешь встречаться с самой красивой студенткой. Ты знаешь, как я об этом догадалась? Когда увидела твои многочисленные фотографии в зарубежных журналах вместе с разными красотками – актрисами, топ-моделями, журналистками. В общем тебе нравится быть в окружении красивых женщин. Это, очевидно, тебя стимулирует.

– Ты мне тогда очень нравилась, – возразил Давид, – и встречался я с тобой не для «стимулирования».

– Возможно, что нравилась. Но еще больше ты любил гордиться мною, выставляя как игрушку, как символ твоего безраздельного могущества. Тебе было приятно, что с тобой рядом находится такая студентка. К тому же все знали моего отца, известного профессора. У него как раз в это время вышла очередная книга.

– Я встречался с тобой не из-за твоего отца, – возразил Давид, чуть покраснев, – ты мне нравилась больше всех остальных. И ты сама прекрасно знаешь, что очень мне нравилась. А насчет отца... Говорят, что это ты выбирала себе мужа из-за его отца. Он ведь был тогда заместителем министра.

– Ах, вот почему ты не позвонил. Решил, что я выбрала себе богатого мужа с хорошими родственниками? Эх ты, значит, ты меня совсем не понимал. Этот парень ухаживал за мной, еще когда мы с тобой встречались. Ты еще так смеялся над Викентием. Да, да, тот самый Викентий Миланич, которого ты тогда считал полным ничтожеством. Он все время бегал за мной как собачонка, готов был выполнить мои любые прихоти, чтобы я только вышла за него замуж. Уже позже я поняла, что нельзя выходить за «собачку». Мужа нужно уважать. Или хотя бы не обманывать. Мой меня очень любил. И возможности имел почти неограниченные. Его отец был не просто заместителем союзного министра, а еще и генерал-полковником. В те советские времена у него была очень большая должность. Только мне от этого было не легче. Я его не любила совсем и самое главное – не уважала. Очень трудно жить с мужчиной, которого не уважаешь. Вот поэтому мы с ним и развелись через два года. И я осталась одна с ребенком на руках.

– Я этого не знал, – сказал несколько ошеломленный таким известием Давид.

– Или не хотел знать, – возразила она, – так было удобнее.

В дверь снова постучали. Чхеидзе крикнул, разрешая войти. Официант вошел снова вместе с Вебером. В руках он держал три бутылки виски разных сортов. Ирина усмехнулась. Очевидно, в отеле уже знали, какой именно клиент у них остановился.

– Поставь на стол и уходи, – приказал Чхеидзе, протянув официанту на чай десять евро.

Официант вышел вместе с Вебером за дверь.

– Это твой телохранитель? – спросила Ирина, указывая на вышедшего Вебера.

– Да. Он прилетел вместе со мной.

– У тебя охрана, как у президента, – заметила Ирина, – ты чего-то боишься?

– Ты же знаешь, что случилось со мной сегодня. Я чуть не погиб. Поэтому мне прислали такую охрану, – он поднял одну бутылку, показывая ее Ирине, и она кивнула в знак согласия. Чхеидзе разлил янтарную жидкость в два больших стакана. Добавил лед. Протянул один стакан своей гостье.

– За нашу встречу, – предложил он.

– За встречу, – согласилась Ирина, чуть пригубив напиток. И поставила стакан на стол перед собой. Затем сказала: – Насколько я слышала, это была случайная авария.

– Ничего случайного не бывает, – возразил Давид, – помнишь, как было написано у Булгакова? Ты тогда попросила меня достать для тебя эту книгу, и я достал ее через знакомых ребят. Даже не книгу, а журнал, где был напечатан роман. Честно говоря, он мне не очень понравился. Я не любил мистику. Но одну фразу насчет упавшего кирпича запомнил. Кирпич просто так на голову не падает, сказал Воланд.

– И ты думаешь, что твою аварию подстроили? Или это была не случайность?

– Я тебе расскажу как было, – сказал Чхеидзе. – И он вкратце рассказал, что с ним произощло, закончив монолог словами: – Так что жить мне осталось два дня. А потом меня убьют.

– Кто убьет? Почему?

– Этого я не знаю. Но цыганка сказала, что убьют. И теперь я начинаю думать, как мне быть, – он взял бутылку и налил себе почти половину стакана. Затем залпом выпил виски, даже не поморщившись.

– Не нужно столько пить, – попросила Ирина, – и ты ничего не хочешь предпринять? Будешь сидеть и ждать, пока тебя убьют? А может, она ошиблась или ты ее не так понял?

– Рядом со мной стояли несколько человек. И они все слышали, что именно говорила цыганка.

– Тогда уезжай, – предложила Ирина.

– Не могу. Звонили из прокуратуры и просили меня задержаться в Москве, хотя бы на два дня. Пока не проведут вскрытие тела погибшего. Как будто они не знают, что именно произошло. У них сотни свидетелей. На глазах у всей улицы, этот грузовик врезался в нашу машину. Но им важно, чтобы я тоже оставался в Москве.

– Ты проверился в больнице? У тебя нет внутренних разрывов, каких-нибудь кровоподтеков?

– Есть, – мрачно сообщил Давид, – и на руке, и на ноге. Я стараюсь об этом не думать. Но ничего серьезного нет. Ребра целы, руки-ноги тоже. Голова не пострадала.

– Тогда тебе действительно повезло, – она подняла свой стакан, в котором было немного виски, перемешанного с уже растаявшими кусочками льда.

– За тебя, – сказала она, – за твое сегодняшнее второе рождение.

– Спасибо, – он плеснул себе еще немного виски, и они чокнулись, перед тем как выпить. На этот раз он только пригубил напиток.

– Ты очень красивая женщина, – задумчиво произнес Давид Георгиевич, – иногда я жалел, что все так глупо получилось. Ты помнишь наш последний разговор у вас дома? Ты пыталась мне что-то сказать, объяснить, а я ничего не понял. И ушел, так ничего и не попытавшись понять. Потом долго ругал себя за свое глупое поведение. Но было уже поздно. Я должен был лететь в Новосибирск.

– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – вздохнула Ирина, – я тогда пыталась тебе объяснить. Но ты ничего не понимал. Ты слушал меня и не слышал. Мне было ужасно больно. А потом ты ушел.

– Ты развелась со своим мужем тогда и с тех пор больше не выходила замуж? – спросил Чхеидзе.

– Выходила. Говорят, что умные учатся на ошибках других, а дураки на собственных ошибках. Я еще раз вышла замуж, уже когда мне было за тридцать. И знаешь, кто был моим вторым мужем? Можешь не поверить. Он был датчанином. Датчанином, который хорошо владел русским языком и был специальным корреспондентом своей газеты в Москве. С ним мы развелись еще быстрее, уже через год. Оказалось, что западный менталитет совсем не для меня. Его отец был миллионером, а сын считал каждую копейку. Буквально каждую копейку. Только не смотри на меня так. Я про его отца ничего не знала, когда выходила замуж. Мне нравился сам датчанин. Очень начитанный умница, хорошо знающий русскую литературу и, в отличие от тебя, даже любивший Булгакова. Мама у него была литовка. И он хорошо знал русский язык. Только оказалось, что культура не может изменить менталитет человека. Он был типичным скандинавским торговцем, какими были его предки на протяжении сотен поколений. Летал только в экономклассе, жил только в трехзвездочных отелях, питался только в самых дешевых ресторанах. Такой умница и такой жадина. Я даже иногда думала, что он притворяется. Но он действительно был таким.