Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестно, каким бы ответом тетушка отблагодарила за это пылкое участие к ее старческим недугам, если бы мистер Уардль, не подозревавший этой перестрелки, не вздумал вдруг сделать энергичное обращение к своему слуге.
— Джо, Джо! — Вообразите, этот пострел опять заснул!
— Странный парень! — заметил мистер Пикквик. — Неужели он всегда спит?
— Всегда, всегда! — Полусонный он ходит по улице и нередко храпит, прислуживая за столом.
— Удивительно странный малый! — повторил мистер Пикквик.
— Очень удивительный, и я горжусь им, — отвечал статный джентльмен. — Это редкое явление в природе, и вы не отыщете другого экземпляра в целом свете. Я ни за что с ним не расстанусь. Эй, Джо! — Убери эти вещи и подай другую бутылку! Слышишь ли?
Жирный детина повернулся, встал, протер глаза, проглотил огромный кусок пирога и, переваливаясь с боку на бок, принялся за исполнение данных приказаний, искоса посматривая на остаток роскошного завтрака, в котором он не мог принимать деятельного участия. Ножи, тарелки и салфетки уложены на свое место; новая бутылка лафита откупорена и выпита; опустелая корзинка отправилась на запятки; жирный парень еще раз взгромоздился на козлы; подзорная труба и очки вновь явились на сцену — и перед глазами насыщенной публики снова открылись стратегические маневры великобританских солдат. Ружья и пушки загремели, земля дрогнула, дамы взвизгнули, подкоп взорван, цитадель, к общему удовольствию, взлетела на воздух, и через несколько минут все и каждый спешили отправиться по своим местам. Статный джентльмен и мистер Пикквик, исполненный поэтических наслаждений, искренне делились взаимными наблюдениями и радушно пожимали друг другу руки.
— Так не забудьте, сэр, — сказал статный джентльмен, — завтра мы должны увидеться.
— Непременно, — отвечал мистер Пикквик.
— Вы записали адрес?
— Как же, как же: Менор-Фарм, Дингли-Делль, — проговорил мистер Пикквик, вперив очки в свою записную книгу.
— Очень хорошо, — сказал статный джентльмен. — Надеюсь, на моем хуторе вам не будет скучно, и вы увидите предметы, вполне достойные ваших наблюдений. Неделя мигом пролетит в удовольствиях сельской жизни. Джо — ах, проклятый, он опять заснул — Джо, помоги кучеру заложить лошадей.
Лошади заложены; кучер сел на козлы; жирный парень взгромоздился подле него, и коляска сдвинулась с места. Когда пикквикисты бросили последний взгляд на своих друзей, махавших шляпами и платками, заходящее солнце ярким заревом осветило фигуру жирного детины: он спал крепким сном, и голова его лежала на плече кучера Тома.
Глава V. Мистер Пикквик упражняется в кучерском искусстве. Мистер Винкель показывает удивительные опыты верховой езды
Яркие лучи утреннего солнца озарили всю природу; воздух наполнился благоуханием; птицы стройным хором запели свой утренний концерт. Мистер Пикквик, воспрянувший от сна вместе с восходом великолепного светила, стоял на рочестерском мосту, облокотившись о перила. Он созерцал природу, вдумывался в мирскую суету и дожидался завтрака. Окружающие предметы в самом деле представляли очаровательный вид, способный вызвать на размышление даже не такую великую душу, как у президента знаменитого клуба.
По левую сторону глубокомысленного наблюдателя лежала развалившаяся стена, пробитая во многих местах и упадавшая грубыми и тяжелыми массами на тесный морской берег. Огромные наросты морской травы, трепетавшей при каждом колыхании ветра, висели на острых зазубренных камнях, и зеленый плющ печально обвивался вокруг темных и мрачных бойниц. За этой руиной возвышался древний замок со своими лишенными кровли башнями и массивными стенами, готовыми, по-видимому, рухнуть от первого прикосновения; но все это тем не менее громко говорило о силе и могуществе старинного здания, где, за семьсот лет от нашего времени, раздавался шум веселых гостей, сверкали блестящие оружия, и время сокращалось в продолжительных попойках. По обеим сторонам расстилались на необозримое пространство берега широкой реки Медуэй, покрытые нивами и пастбищами, пересекаемыми по местам ветряными мельницами. Богатый и разнообразный ландшафт становился еще прекраснее от мимолетных теней, быстро пробегавших по этому пространству, по мере того как тонкие облака исчезали перед светом утреннего солнца. Река, отражавшая небесную лазурь, струилась тихо и спокойно, изредка пересекаемая веслами рыбаков, спешивших вдаль на добычу на своих живописных лодках.
Мистер Пикквик стоял и смотрел, погруженный в приятную задумчивость. Глубокий вздох и легкий удар по плечу неожиданно прервали нить его поэтических размышлений. Он обернулся: перед ним стоял горемычный джентльмен.
— Созерцаете поэтическую сцену? — спросил горемычный джентльмен.
— Да, — сказал мистер Пикквик.
— И, конечно, поздравляете себя с утренней прогулкой?
Мистер Пикквик улыбнулся в знак согласия.
— О, да! — человеку нужно вставать рано, чтоб видеть солнце во всем блеске, потому что редко, слишком редко сияние его продолжается во весь день. Увы! Утро дня и утро человеческой жизни имеют множество общих сторон.
— Истинная правда! — воскликнул мистер Пикквик.
— Как справедлива пословица: «Заря быстро всходит и быстрее исчезает!» — продолжал горемычный джентльмен. — Эфемерная жизнь человека — увы! — мелькает как заря. О, боже! — чего бы я ни сделал, чтоб воротить дни своего промелькнувшего детства! Или уж лучше бы забыть мне их раз и навсегда.
— Вы много страдали, сэр? — сказал мистер Пикквик тоном истинного соболезнования.
— Страдал, да, очень много, — поспешно подтвердил горемычный джентльмен. — Моим знакомым теперь и в голову не приходит, что испытал я на своем веку.
Он приостановился, перевел дух и потом, делая крутой поворот, прибавил энергичным тоном:
— Случалось ли вам думать, что утопиться в такое утро было бы истинным счастьем человека?
— О, нет, как это можно! — возразил мистер Пикквик, стремительно отступая от перил из опасения, как бы горемычный джентльмен в виде опыта не вздумал вдруг подтвердить на нем свою теорию счастливого погружения в волны.
— Я так, напротив, часто об этом думал, — продолжал горемычный джентльмен, не обращая внимания на энергичный прыжок президента. — В журчаньи тихой и прозрачной воды слышится мне таинственный голос, призывающий к вечному покою. Прыжок — падение — кратковременная борьба: нырнули, погрузились опять, — и тихие волны сокрыли вашу голову, — и мир исчез из ваших глаз со всеми бедствиями и треволнениями. Прекрасно, прекрасно!
И впалые глаза страдальца сверкали ярким блеском, когда он говорил. Скоро, однако ж, волнение его прошло: он бросил спокойный взгляд на мистера Пикквика и сказал:
— Довольно об этом. Сытый голодного не понимает. Мне бы хотелось обратить ваше внимание на другой предмет. Вечером третьего дня, по вашей просьбе, читал я вам свою повесть, и, кажется, вы слушали ее с большим вниманием.
— Да, повесть во всех отношениях…
— Я не спрашиваю вашего мнения и вовсе не желаю знать, что вы можете думать о ней. Вы путешествуете для собственного удовольствия — этого довольно. Предположите, что я вручил вам свою любопытную рукопись… то есть вы понимаете, что она любопытна не в художественном смысле, а единственно в том отношении, что ею представляется очерк из действительной жизни. Согласитесь ли вы сообщить ее вашему клубу, который, сколько я мог заметить, беспрестанно вертится у вас на языке?
— С большим удовольствием, если вам угодно, — отвечал мистер Пикквик. — Рукопись ваша будет внесена в деловые бумаги нашего клуба.
— В таком случае, вы ее получите, — сказал горемычный джентльмен. — Ваш адрес?
Ученый путешественник поспешил сообщить свой вероятный маршрут, поступивший таким образом во владение горемычного джентльмена. Перед гостиницей Золотого Быка они раскланялись, и каждый пошел своей дорогой.
Товарищи мистера Пикквика уже встали и давно дожидались своего президента. Завтрак был готов, и лакомые блюда в стройном порядке стояли на подносе. Вся компания уселась за стол. Чай, кофе, сухари, яйца всмятку, ветчина, масло и другие принадлежности английского завтрака начали исчезать с удивительной быстротой, приносившей особенную честь превосходным желудкам почтенных сочленов.
— Ну, теперь в Менор-Фарм, — сказал мистер Пикквик, доедая последнее яйцо. — Как мы поедем?
— Всего лучше спросить об этом буфетчика, — заметил мистер Топман.
С общего согласия буфетчик был призван на совет.
— Дингли-Делль, джентльмены, пятнадцать миль отсюда. Дорога проселочная. Ездят в двуколесном кабриолете. Хотите?
— Но в нем могут сидеть только двое, — возразил мистер Пикквик.
— Так точно, прошу извинить, сэр. Не угодно ли в тележке о четырех колесах? — Двое сядут сзади; один спереди будет править… О, прошу извинить, сэр, это будет только для троих.