Записки горного стрелка - Комбат Найтов

— Сейчас получишь деньги за полгода и командировочное в Москву на тебя. Полину переоденешь в гражданку. По плану бортов в ту сторону нет, придётся поездом. Я оформлю отпуск тебе, это ещё деньги. И в Москве, в Управлении получишь свои командировочные и чеки. В поезд и вперёд.

Он позвонил НачФину.

Семёныч разулыбался, долго стучал мне по спине: 'Живой, чертяка! Наши в огне не горят, и в воде не тонут!' Через полчаса, уже с отменённым приказом о снятии со всех видов довольствия, я стоял возле кассы бригады. С боевыми набежала очень солидная сумма. И в Москве будет ещё, мне показали расчётный лист. Если чеки загнать, то даже на 'семёрку' хватит! Я вернулся в кабинет командира.

— Всё? Готов? Полина Васильевна, теперь ко мне! Обедать! Жена и дочь уже ждут! Вы — официально жена Найтова. Так что, никаких секретов мы не откроем. Плюс, мои девицы помогут Вам переодеться и привести себя в порядок.

Мы пришли к командиру: Мария Филипповна и Светка крутят пельмени. Это фирменное блюдо Марии Филипповны, она из Сибири. Бессменный Председатель Женсовета, гроза всех молодых лейтенантов бригады и семейных пар. Светка — студентка Ташкентского Университета. Вечно мне глазки строила и любила потанцевать со мной. Полину, поначалу, восприняли как очередную 'незадачливую жёнушку' молодого лейтенанта. Командир их поправил, сказав, что у Полины несколько 'боевых'.

— Андрюшка! Ты где такую нашёл? — спросила Мария Филипповна.

— Это она меня нашла! Я здесь не при чём! Я просто капитулировал! — за что я получил подзатыльник от супруги.

Светка тоже, сначала надулась, а потом с удовольствием взяла шефство над Полиной, которая была не в зуб ногой в современной моде. В итоге, после обеда, все женщины на 'жигулёнке' укатили 'прошвырнуться по магазинам', так как местный 'Бахор' их полностью не устраивал. Полину переодели в Светкины вещи и повезли одеваться 'для Москвы'! Всё! Плакали наши денежки! Ну, посмотрим, кого они мне вернут обратно! Роберт Павлович хохотал вместе со мной, но отпустил дам в Ташкент. Когда ушли, он налил себе и мне водки.

— Андрей! Давай за тебя и за успех нашего безнадёжного дела. Сам понимаешь: всколыхнуть это болото несколько трудновато! То, что ты выкрутился — это замечательно. Я вылечу самолётом в Москву, и встречу Вас на Казанском. Давай!

Мы выпили.

— Ты Его, правда, видел?

— Да. И 'Вы-2' его тоже видел и разговаривал с ним.

— Ой, не знаю, Андрей. Лезем мы в дебри! Чем это закончится — никому не известно.

— Да, конечно, товарищ полковник.

— Что там сейчас?

— Сняли блокаду Ленинграда, летом. Паулюс капитулировал в Январе, Ростов взяли обратно, тоже в Январе. 'Большой Сатурн' состоялся. Гитлеру — хана пришла. Сейчас его войска окружают под Харьковом.

— Мне бы туда! С сегодняшним опытом!

— Ну, если получится. Главное — здесь сработать. Иначе не с чем будет возвращаться.

— Ты прав!

Командир немного 'нагрузился', думая о чём‑то о своём. Вернулись дамы! Полинку я, практически, не узнал: голубое 'дутик'-пальто, высокие австрийские сапоги, джинсовый костюм, модный парик, большой импортный чемодан в дорогу и норковая шапка. Девочки сходу уселись перед зеркалом рисовать Полине лицо! Пользоваться современной косметикой она не умеет. Я вышел покурить на кухню, там меня перехватила Светка:

— Ты где нашёл такую 'дярёвню', Андрей?

— В Афганистане, Светусик. Вообще‑то, у неё папа — профессор Политеха в Питере, ну, а женские причиндалы она никогда не носила.

— А почему у неё бельё армейское?

— Там другого не выдают, Светка!

— Кошмар! Никогда бы не согласилась такое носить!

— Ещё как согласишься! Поверь!

Глава VIII

Нас посадили в СВ на проходящий поезд Андижан–Москва. Больше всего Полинку поразил телевизор и назойливость дам в Чирчике.

— Как они меня достали, Андрей! Мне хотелось стрелять! — это было первое, что я услышал.

— Привыкай! В маленьких гарнизонах первую скрипку играет жена командира.

— Я бы её убила! А девица, почему‑то, меня ревновала! У тебя с ней что‑нибудь было?

— Нет. Несколько раз танцевали вместе в клубе части.

— И ВСЁ?

— Да.

— Я подумала, что я у неё жениха увела, как минимум. Слушай, это действительно сейчас модно и так одеваются все?

— Не совсем. Так одеваются те люди, у которых есть деньги и связи, чтобы так одеться.

— Ты шутишь?

— Нет. Совсем нет. Тебе то как?

— Очень неудобно, особенно нижнее бельё. Но, красивое. Ещё Светлана что‑то сказала по поводу моей груди, дескать, сейчас это не модно. А что: грудь можно изменить? Я считала, что это от родителей достаётся. А вот брюки очень удобные. Они за ними специально в какой‑то посёлок ездили.

— Джинсы Ли–вайс. Действительно сейчас очень модная штука. Вообще, они старались и одели тебя хорошо.

— А парик зачем?

— Ну, в первую очередь — модно. Во–вторых, короткую причёску, как у тебя, никто не носит. Она мужская.

— Да и у нас никто такую не носит, всё больше косы, это же для разведки. Неужели я так 'страшно выглядела', как они говорят?

— Для меня? Для меня ты выглядела самой красивой девушкой в мире. А на мнение остальных мне было и есть сурово наплевать!

— Ты подлизываешься?

— Нет, солнышко. Можно я тебе, только тебе, признаюсь? Я люблю тебя. Правда!

Полинка ткнулась мне в плечо головой.

— Ты всё врешь! Я тебя очень люблю. Представляешь, Мария Филипповна посоветовала, чтобы мы не затягивали с ребёночком! Она что, не понимает, что идёт война?

— Здесь нет войны, Полина. Давно. Их интересует больше, что 'выбросили' в 'Бахоре', чем всё остальное. Светлана на кухне очень интересовалась твоим армейским бельём.

Полина покраснела.

— Да, они обе на него уставились, как будто в первый раз увидели. Но, этот 'дедерон' здорово щиплется.

— Чай или кофе будешь? Кофе не бери! Он в поездах очень плохой. Это не кофе, а напиток 'лето'! Роберт Павлович дал нормальный, индийский.

На самом деле, Полина почувствовала себя женщиной. Она, даже, продемонстрировала своё бельё, правда, как бы ненароком. Каждой женщине хочется выглядеть привлекательной и желанной. Тем более, после стольких дней воздержания, тяжёлых маршей, ледяной воды, сидения взаперти на старой басмаческой базе!

Ночью мы, практически, не спали, наслаждаясь друг другом. Мерное постукивание колёс, позвякивание стаканов в подстаканнике, время от времени пролетающие мимо фонари настраивают на необходимую волну. Все опасности позади, и, хотя мы оба понимали, что всё только начинается, всё равно мы стремились заполнить эту мирную паузу друг другом. Оба воспринимали это купе как наше свадебное путешествие. До этого момента, у нас не было возможности уделить много внимания друг другу. Теперь мы с лихвой закрывали этот пробел в отношениях. Днем я показывал Полине знакомые с детства места. К вечеру проехали Ленинск, я с гордостью показал ей на космодром. Полине очень понравился Ташкент, она удивилась, узнав, что город полностью был разрушен и восстановлен в 60–е годы. Мы не отходили друг от друга ни на шаг. Для неё, особенно для неё, окунуться в мирную жизнь не сильно получалось: давило то обстоятельство, что сейчас кто‑то гибнет, а мы сидим в вагоне–ресторане и ожидаем неторопливого официанта. Контраст был слишком велик, поэтому на второй день я услышал от неё, что она хочет поскорее вернуться. Произошло отторжение этой реальности. Все эти мелкие мирные заботы её мало волновали. Она не представляла себе ни на секунду, что можно просто выйти из войны в мир, и это новая реальность. Она и её сознание осталось 'там': в 43–ем. Она штудировала Москву, я отвечал на многочисленные вопросы: как купить билеты, сколько стоит транспорт, где могут потребовать документы и тому подобное. Она здесь на нелегальном положении: документов у неё нет, только образца 43 года. И меня она воспринимает как майора ГБ Горского, а не как лейтенанта Найтова. Она не понимает, что это мой мир и мой дом. Что скоро в Москве нас встретят мои родители, полгода назад получившие сообщение, что я не вернулся с боевого задания. Телеграмму им я отправил ещё из Ташкента. Тем не менее, все мои ночи заполняла она и её любовь. Чем ближе была Москва, тем стремительнее преображалась Полина. Утром перед приездом, она уже 'была на задании'. А я ей не говорил, что её ожидает. Толпу на перроне она увидеть не ожидала. Когда нас обоих зацеловали затискали мать, тетка и бабушка, сестра с братом, двоюродная сестра, два дядьки и отец. Рядом на перроне стоял Мосолов. Я представил его отцу. На четырёх волгах двинулись в Ватутинки. Меня заставили переодеться в парадную форму, которую привезли родители. Китель мне оказался чуточку тесноват. За прошедший год я солидно раздался в плечах.

Моим Полина понравилась. Мама придирчиво её осмотрела и не нашла в ней недостатков. Бедная мама! Она даже не представляет, что Полина старше её почти на 13 лет. Но, правильный ленинградский выговор дочери филолога, не испорченный современным сленгом, привёл в восторг маму. Единственное, что она не понимала, где и когда состоялась наша свадьба, и почему мы никого не известили об этом.