Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - Точинов Виктор Павлович

К тому же в одном месте Стивенсон прокололся. Недоглядел. Не переделал первоначальный вариант. Описания острова перекроил, а про карту позабыл, и на ней гора по-прежнему единственная: Подзорная Труба, да и то небольшая, Хокинс называет ее холмом, говоря о первом своем знакомстве с картой Флинта: «Мы заметили две гавани, хорошо укрытые от бурь, и холм посередине, названный „Подзорная Труба“».

С карты все началось. Причем Стивенсон отмечал, что для него карта не просто некое второстепенное дополнение к тексту. Он писал:

«Я его (роман „Остров Сокровищ – В.Т.) написал по карте. Собственно говоря, карта отчасти породила фабулу“.»

Отчасти, наверное, да… Приключения в чужой локации Стивенсон придумывал сам. Но лишь отчасти. Множество деталей в тех приключениях и отдельных сюжетных ходов позаимствовано опять-таки у Жюля Верна. Доказать это несложно, сличив внимательно тексты двух романов. Этим и займемся.

Прежде чем заняться слоном, разберемся с козами.

За них многие Стивенсона попрекают, даже те, кто не склонен к особо вдумчивому чтению. Дескать, эта копытная и рогатая деталь пейзажа Острова Сокровищ – не что иное, как реверанс в сторону Даниэля Дефо и его «Робинзона Крузо», а так-то козы не живут в тех краях и широтах.

На самом деле всё не так однозначно.

В естественных условиях крупные млекопитающие чаще всего на небольших островах не живут.

Причин тому две. Во-первых, небольшие клочки суши могли никогда не иметь сухопутной связи с материком, либо иметь во времена слишком давние, когда эволюция еще млекопитающих не породила. И на отдаленные острова прилетали птицы, приплывали по воде тюлени и родственные им виды, ведущие полуводный образ жизни. И всё. Исключения – места северные, где моря замерзают. Там четвероногие обитатели континента вполне успешно заселяют острова. Мамонты, например, заселили по льду остров Врангеля – и обитали там, как в заповеднике, очень долго, многие тысячелетия после того, как их материковые собратья были полностью истреблены и съедены. Островные же мамонты лишь обмельчали на скудной диете.

Вторая причина состоит в том, что кормовая база небольшого острова способна прокормить лишь малочисленную популяцию крупных животных, и даже таких относительно крупных, как коза. И такие популяции очень уязвимы перед всевозможными случайностями: выдались из-за погодных условий два-три бескормных года подряд, и условные козы на острове вымирают, им некуда откочевать в поисках пищи. А позже, когда дела с кормом поправятся, новые копытные не могут занять опустевший ареал по причинам, изложенным в п. 1.

Но закономерности эти неизбежно действуют лишь на длинных дистанциях (изолированная популяция может благоденствовать и век, и два, и три, и дольше, даже не на тысячелетия история может растянуться, как у мамонтов Врангеля) и не учитывают влияние человека.

А люди, едва началась эпоха океанских плаваний, занялись расселением на островах новых видов животных, иначе говоря интродукцией, хотя этот термин не был тогда придуман. Иногда все получалось случайно (корабельные крысы, сбежавшие с кораблей собаки и кошки), но гораздо чаще моряки вполне осознанно выпускали домашних животных, пригодных в пищу.

Метод сохранения мяса на долгий срок использовался тогда один: засолка. Иногда просолившиеся мясо коптили, но гораздо чаще засаливали в бочках, в них же и хранили для большей сохранности от крыс.

Но солонина продукт не самый полезный. Голод утолить позволяет, но теряет многие полезные для организма микроэлементы. Помогающие, например, избежать цинги, в те годы обычной в дальних плаваниях.

Короче говоря, моряки создавали себе кладовые свежего полезного мяса на будущее – на островах, где обитают лишь птицы да ящерицы, трудно запастись провизией. С особой охотой занимались этим делом пираты, имевшие возможность пополнять запасы далеко не в каждом порту (а порой вообще не имевшие такой возможности, как мы видели на примере тихоокеанских приключений Флинта-Тейлора).

Но не только пираты и не только европейцы практиковали вселение новых видов. На многих изолированных островах Океании живут дикие свиньи (мелкие, заметно уступающие размерами европейским кабанам), чужие для местных биоценозов. Они в незапамятные времена расселены там полинезийцами.

Процесс интродукции шел бессистемно: какие животные случались на борту, тех и высаживали на подвергнувшийся островок. Приживутся – хорошо, а нет, так островов в океане много.

По результатам выяснилось, что самый пластичный и приспособленный к выживанию вид домашних животных – европейская коза. Козы успешно приспосабливались и размножались на островах самым разных климатических зон в трех океанах. Они реально водились на острове, где бедовал Александр Селькирк. А в романах Дефо и Стивенсона козы вполне достоверная деталь. (У Жюля Верна иначе, на его о. Линкольна мореходы никогда не высаживались, европейским козам взяться было неоткуда – и автор заменил их муфлонами, якобы изначально жившими на острове).

Второе-третье места в заочном чемпионате по приживаемости на островах поделили свиньи и кролики, иногда соседствуя с козами. А на острове Гаити, например, одичали и в огромных количествах размножились быки и коровы. На Виргинских островах (на Британских) до сих пор существует на радость туристам достаточно экзотическая популяция одичавших ослов – а козы там не прижились, о чем напрочь забывают стивенсоноведы, отправляющие в те края Остров Сокровищ. На отдельных островах Антилов тоже можно встретить диких осликов, снова ставших почти ручными от близкого соседства с людьми.

Илл. 13. Вот такие дружелюбные ишачки водятся на острове Бонэйр (Малые Антилы).

А вот стада одичавших овец на островах не встречались. Овца животное своеобразное, тупое и ленивое, козы в сравнении с ними настоящие интеллектуалы, даже не вспоминая свиней, умом не уступающих собакам. Овца жрет и жрет свой подножный корм, пока не сожрет подчистую, оставив голую землю. Потом переходит на другое место, где всё повторяется. Без пастухов, перегоняющих с места на место, не позволяющих безвозвратно погубить пастбища, жизнь овец на острове долгой не бывала. Едва размножившись, все подчистую сжирали и подыхали от голода.

На этом зоологический экскурс заканчиваем и переходим к давно анонсированным пиратским войнам, случившимся на двух островах, Линкольна и Сокровищ. К сходству этих войн, явно не случайному.

Начнем с нумерологии. С числительных.

Когда к о. Линкольна прибывает пиратский бриг, островитян, который предстоит противостояние с пиратами, семеро.

Правда, седьмой из них, капитан Немо (отставной индийский принц Даккар), – человек нелюдимый, живет на отшибе в тайной пещере, с остальными не общается. Но существование Немо для островитян не тайна, они его вычислили, даже касательно его личности имеют кое-какие догадки (позже выяснится, что правильные). Так что сосчитать бывшего принца необходимо, тем более что именно он внес коренной перелом в противостояние, подорвав и потопив бриг под Веселым Роджером чем-то вроде мощной самодельной торпеды.

Кстати, о бригах. Шхуна «Испаньола» изначально задумана Стивенсоном как бриг, о чем он сам писал. Вернее, не задумана, а… в общем, понятно. Дословно: «С бригом (а „Испаньоле“ по-настоящему полагалось быть бригом) мне было не управиться, но я полагал, что сумею избежать публичного позора, если пущусь в плавание на шхуне».

С численностью протагонистов Острова Сокровищ разобраться труднее. Она постоянно меняется: одних убивают, взамен присоединяются другие.

Пройдемся по реперным точкам сюжета.

Самое начало противостояния, Хокинс только-только ошарашил кладоискателей известием о зреющем пиратском мятеже и констатирует: «Из двадцати шести человек мы могли положиться только на семерых». Семеро, все как у Жюля Верна.