Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь в детстве Хаттусили был слабым и болезненным ребёнком, так что даже отец его, великий Мурсили, второй с таким именем, не знал, выживет младший сын или нет. Хастияру, который был на пару лет младше царевича, тот казался ровесником. Пока однажды старшему брату, Муваталли, не приснился вещий сон, в котором богиня Шаушка[29] объявила свою волю царской семье. Она повелела отдать Хаттусили служить в её храм.
Так, постепенно, во время храмовой службы Шаушка, жизнь у царевича наладилась. Он посвящал всё больше и больше времени военным упражнения, со временем перестал болеть и делал большие успехи в учёбе. Так что вскоре они с Хастияром соревновались, кто из них лучше пишет на языке Бабили или знает больше слов из древнего языка черноголовых[30].
— А брат тебя хвалил, — рассказывал Хаттусили, — говорил, что ты молодец, и людей достаточно от союзников привёл, и не лишь бы кого. Все отличные воины! А я, знаешь, тоже постарался! Пять сотен! Пять сотен колесниц!
Хаттусили обернулся и обвёл рукой часть лагеря.
— Это всё мои!
Верно, даже беглого взгляда хватило, чтобы понять, насколько велико было войско, которое привёл наместник. Сотни воинов в это время выходили из лагеря в поле и занимали отведённое им место, строились в линию.
— Какие новости у тебя? — продолжал расспрашивать его Хаттусили. — жена молодая, скучает, когда тебе дома нет, наверное?
Он разговаривал с Хастияром, то и дело оборачиваясь на своих воинов, следя, всё ли правильно они делают, нет ли какого беспорядка. Хастияр в свою очередь расспрашивал приятеля о новостях.
— Ты же письмо прислал последний раз осенью, так? Писал, что всё у тебя хорошо, воюешь с каскейцами.
— Да! У нас, в Верхних Землях, на севере, такие дела делаются! Но, Шаушка, госпожа моя, без помощи не оставляет! Хотя, с нынешней войной это не сравнится! Мицрим — это наш главный противник. Каскейцы, это так, по мелочи!
Внезапно Хастияр замолчал, перестав и слушать, и вовсе обращать внимание на слова приятеля. Ведь к ним приблизилась колесница, на которой стоял воин довольно странного вида. Он был чуть ли не голову ниже Хастияра, но едва ли не вдвое шире. Внушительности воину придавала медвежья шкура, надетая наподобие плаща. Морда зверя была надета сверху на шлем, а передние лапы перекрещены на груди.
— Это кто? — негромко спросил удивлённый Хастияр у приятеля.
— А, это каскеец и есть!
— Каскеец?!
Удивлению сына Тур-Тешшуба не было предела, ведь каскейцы, жители гор, на севере от Верхних Земель, были давними врагами страны Хатти. Они то и дело вторгались в пределы великого царства, опустошали земли на севере, и не раз уже угрожали столице. Не одну сотню лет хетты видели в каскейцах только врагов, причём врагов беспощадных и диких. С которыми невозможен не только союз, но и любой договор.
— Это сотник мой, — небрежно сказал Хаттусили, будто речь шла не о том, что взял он в собственное войско дикого горца, а о какой-то незначительной мелочи, — я поставил его сотней каскейцев командовать.
— У тебя их сотня?!
— И не одна! — усмехнулся Хаттусили, — знакомься! Хамс-Хартагга, «внук медведя», по-нашему!
Ни малейшего желания знакомиться с горцем у посланника не возникло. Каскеец, похоже, это понял. Он в свою очередь бегло оглядел Хастияра. Верно, сразу отметил дорогое оружие, где золота было не меньше, чем бронзы. Узорчатые накладки на ножнах сверкали на солнце. Красотой их мог затмить только ярко-алый плащ Хастияра.
Хамс-Хартагге не очень понравилось бесцеремонное разглядывание своей персоны посланником.
— Э, генцувала,[31] дорогой, что смотришь? Медвэда нэ видэл? Нелза смотреть, нелза, — неразборчиво проговорил горец.
— Нельзя на них смотреть, нельзя, — зашептал посланнику на ухо Хаттусили, — если долго смотришь, значит, что-то против него замышляешь.
Хастияр несколько обалдело посмотрел на приятеля. Удивительно, как он смог перетянуть на свою сторону каскейских горцев? Спросил негромко:
— А правда, что у них молодёжь не сажают за стол с воинами, пока они не добудут голову несили?
— Не, неправда, — тоном заговорщика прошептал Хаттусили, естественно на языке черноголовых, чтобы сотник не понял его, — у них нет столов.
Он всё же решил наладить общение и сказал, указывая на каскейца:
— Хамс-Хартагга, первый поединщик у меня!
— Э, так уж пэрвый. Генцувала, дорогой, ты мнэ топор подарил. Как тепер пэрвым не быт? Тепер точно пэрвым буду! Хаттусили, брат цара мнэ топор подарил! Тепер и мнэ, как брат! Из желэза топор!
— Хамс-Хартага, да у тебя же получше нашего топор есть! Покажи!
Каскеец подчинился словам наместника и протянул Хастияру топор. Хастияр мельком взглянул на оружие каскейца. Топор оказался из кремня. И рассматривать особо не надо, точно, каменный. Хастияр слышал о таких, но вблизи видел впервые в жизни.
— От предков топор, предки мои в ном, — подтвердил каскеец.
— Удачу приносит! — согласился с ним Хаттусили, — предки с ним. Хамс-Хартагга топором рубит, предки ему помогают!
— Ничего себе, у тебя воины! — искренне удивился Хастияр, — я не удивлюсь, если у тебя вместо лошадей в колеснице Змей и его сыновья запряжены.
— Э, генцувала, дорогой! Если Змея встретим, то и ему голову срубим! — самоуверенно заявил горец.
— Срубим непременно! — согласился Хаттусили и добавил, — иди к своим, Хартагга. Сейчас брат мой уже будет выезжать.
Едва горец удалился, Хастияр спросил друга:
— Это он шкуру деда своего на голове таскает?
Хаттусили хохотнул.
— Не знаю, как-то не пришло в голову спросить.
— Слушай, как ты этого добился, расскажи?
— Расскажу, потом, — пообещал Хаттусили, — всё расскажу вечером, после совета. И ты мне свои новости расскажешь. Смотри, вон брат уже выезжает. Пойдём быстрей!
Тем временем жрецы установили в поле алтарь. На четырёх его сторонах был изображён Бог Грозы, убивающий Змея. Тонкий лист бронзовой чеканки заблестел под полуденным солнцем. Казалось, что фигуры Громовержца и Змея стали объёмными, вышли за пределы алтарного камня и ожили. Бог Грозы летел над облаками на огненной колеснице, поверженный Змей изгибался всем телом, пытаясь избавиться от копья, пронзившего сердце, но тщетно.
Войска хеттов и союзников выстроились в поле. Тысячи людей замерли, разговоры смолкли, словно подчиняясь неслышимому приказу. Наступила тишина, небывалая тишина. Войска застыли в ожидании.
И тут на поле появился царь. Великий лабарна Муваталли, Солнце, выехал на площадь на колеснице, запряжённой лошадьми белой масти. Они шли шагом, словно
