Поиск - 92. Приключения. Фантастика - Александр Крашенинников

Руку саднило. Игорь сдернул ветровку, закатал рукав рубашки. На локте набухла кровь, стекала к кисти. Он сорвал лист подорожника, прижал к пораненному месту. Чертов камень, вот же подставился. Он перемахнул через лоток и, легши на землю, осторожно выглянул из-за угла. Старика нигде не было. Единственное окно помельни весело таяло в лучах солнца.

Рука горела. Он, уже не обращая на нее внимания, спустил рукав.

Сколько он себя помнил, никогда не ввязывался ни в ссоры, ни в драки, ни разу никого не ударил. Бить, а тем более убивать — это было неинтеллигентно. «Ваш гуманизм», — только что сказал старик. Исконно добр человек или исконно зол — задавать такие вопросы не имеет никакого смысла. Но бить и убивать — неинтеллигентно. В сущности, вот она, скорлупка. И чуть надави на нее, треснет, раскрошится. Железные существа, стоящие на скорлупках культуры — вот что мы такое. Или нет?

Сбив дыхание — нелегко дались эти десять метров, — он надел ветровку на палку и, держа ее перед собой, придвинулся к углу сруба. «Б-ба-бах», — эхо выстрела трескуче отлетело от стены леса. Ветровка, дернувшись, упала на землю. Старик стоял на мостике через ручей, доставая из кармана своей угрюмой куртки новый патрон. Ружье было двуствольное, но он заряжал его после каждого выстрела. «Вот собака, — подумал Игорь. — Пристрелит ни за что. Ну, погоди, дерьмо, ну, дерьмо».

Он прижался к стене. Бревна были теплые и шершавые, темно-коричневая древняя капля смолы виднелась на одном. Сруб слегка подрагивал, что-то живое, пульсирующее толкалось внутри него. Внезапная, должно быть, последняя, дождевая капля сорвалась с крыши, больно клюнув Игоря. Он поднял голову. Над углом сруба одна доска слегка была сдвинута, очевидно, гвоздь ее уже не держал, полусгнившую. Игорь взялся руками за концы бревен, поставил, пробуя, ногу.

Минуту спустя он был уже под стрехой и, отодвинув доску, пролез вовнутрь. По всему чердаку лежала серая мучная пыль, птичьи крестики темно, лукаво испещрили ее. Лаз, ведущий вниз, был сбоку, в углу. Согнувшись и подходя к нему, Игорь внезапно увидел горку каких-то шаров с дырами. Он дотронулся до одного и отдернул руку: пальцы нащупали твердый острый костяной край. Это были выбеленные солнцем и ветром человеческие черепа. Игорь нырнул в лаз, поспешно отыскивая ногой ступеньки лестницы.

Внизу стоял в углу огромный золотисто-розовый иконостас. Герои этого странного апокрифа поразили Игоря — несмотря на все его состояние. В центре на троне, похожем на табуретку, сидел голый Шварценеггер с лицом буддийского монаха. Его рука была погружена в утробу полотняного кошелька, справа же, ласково и снисходительно улыбаясь в ожидании сребреников, протягивал к нему ладонь дурак с оловянными глазами. С левой доски триптиха грозно следил за ними чугунного вида козел.

Дверь мельницы была приоткрыта — на ладонь, не больше. Кусок ручья с ныряющей в его волнах веткой и угол помельни виднелись там. Игорь кинулся вдоль стен, заглядывая в отверстия меж бревен — где выпал мох. Играющий серебряными монетами перекат, плоская спина мостика, пихтовый сумрак, островок бархатистой крапивы. Вот он! Старик стоял в тени почернелой от старости липы, цепко всматриваясь в кусты возле мельничного сруба. Игорь замер.

Прошло, должно быть, не менее четверти часа. Спина закоченела, фигура розового культуриста торчала с краю глаза. Старик перебросил ружье из левой руки в правую и гибко, молодо шагнул за липу. Фигура его мелькнула меж березовых стволов, исчезла, вновь показалась и пропала окончательно. Игорь стиснул зубы. Неужели уходит, уйдет?! Он бросился к дверям. Внезапно старик вышел на берег ручья шагах в десяти от мельницы. Игорь отпрянул к стене. Шея разбухла от прилившей крови, в ушах загремело. Если старику удастся обнаружить его — все пропало. Он почувствовал, что холод ненависти наполняет его. Старик как-то странно слился в его сознании со старухой в черных чулках возле универмага. Это не была ненависть к определенному человеку — вот к этому старому дьяволу в штанах из половика. Он ощутил вдруг злобу ко всему человеческому роду, допускающему то, что случилось с ним, Игорем. Ах ты, пес, что ты несешь, разве можно вообще об этом говорить так, как ты!

Старик огляделся, медленно поворачивая голову, сделал шаг в сторону от мельницы, повернулся, подошел к ручью и встал, точно слушая. Внезапная ворона, беззвучно раскрывая клюв, пролетела низко над ручьем. Он проводил ее угрюмым неосмысленным взглядом и, крадучись, пошагал к мельнице. Игорь встал в проеме дверей. Хрустнуло, шаркнуло, дверь заскрипела. И в тот момент, когда за ней, уже полуоткрытой, показалась черная суконная фигура, Игорь ударил старика под сердце. Дверь мощно качнулась, старика развернуло, он взмахнул ружьем и выронил его в омуток под мельницей. Игорь выпрямился, чтобы ударить еще раз, но старик, невероятным, непостижимым образом изогнувшись, пнул его ногой в пах. Меж ног полыхнула боль, облив сознание чернотой и разрывая тело на части. Он повалился на старика, обхватив его за шею. Старик рванулся назад, нагнув голову, стараясь освободиться. Руки Игоря поехали, он схватил старика за воротник и, падая, дернул на себя. Суконная терка шваркнула по носу, колено нещадно уперлось в живот. Но голова уже очищалась. Игорь, что оставалось сил, сдавил ему горло. Старик захрипел.

— Говори, ты, паскуда, — заорал Игорь, не понимая себя от боли и злобы. — Где он? Кто украл?

Лицо старика разбухло, рот открылся. Игорь отпустил горло. Старик лежал, дыша, как при смерти.

— Ну! — Игорь встал, кое-как разгибаясь.

— Не знаю, — вытолкнул старик.

Голову заполнило туманом, горизонт накренился. Чувствуя, что язык уже не служит ему, деревенеет, Игорь молча и с яростью ударил старика ногой в челюсть.

— Откуда же мне знать, — застонал старик еле слышно.

Игорь поднял ногу, чтобы наступить ему на лицо, и в широко раздвинутых глазах старика внезапно, показалось ему, мелькнуло его, Игоря, отражение: злобная нечеловечья маска. Он закричал, сам не зная что, и отскочил. Да что происходит, что делается с ним?!

Пошатываясь, Игорь отошел и сел на берег. Вдруг рот его помимо воли судорожно выдохнул, горло свело. Он упал на траву, вздрагивая от рыданий.

То, что ведьма как-то приближена к Отцу, стало ясно вечером. В квартиру вдруг без звонка, без стука вошел Пан, в оранжевой куртке, длинноногий, сутулый, огненноволосый.

— Привет, — сказал он Дьякону, тревожно сидящему в гостиной, и, подняв кверху палец, свернул на кухню, где краешком было видно — летала по столу рука ведьмы с тряпкой.

Дверь кухни тотчас закрылась. Дьякон посмотрел на Игуменью, стоящую возле кровати с мальчишкой. Она отвернулась.