Между жизнью и смертью - Олеся Шалюкова

Аркат, выпускал подотчетные себе стихии, он звал их вслух и они откликались ему. Земля закричала — десятки каменных пик вошли в тела жертв, но многие — убили второго вампира.

— Играй, вода!

И вода играла. Разорвав свои оковы-трубы, она вырвалась на поверхность, истребляя тех нападавших, которых могла… как и последнего вампира.

А мужчина наслаждался. Стихии играли с ним. Огонь танцевал с ним свой божественный танец, в котором вел Аркат, Повелитель Стихий.

— Пусть все горит… пусть они закричат. Сжигая ложь, разжигая страсть, сжигая себя и восставая из пепла. Я пройду в этом танце, но пусть все горит! Пусть все кричат! Пусть ревет вода в порогах, грохочут камни в скалах, а ветер завывает в деревьях — пусть все горит, пусть… Пусть будет вальс, пусть все горит… — Нашептывали стихии. Аркат шел в танце и стихии плели для него свою мелодию, выстилали у него под ногами свою песнь…

— Пусть все кричат, пусть все горит! Сжигая ложь, разжигая страсть. Сжигая себя и восставая вновь, пусть все кричат, пусть все горит! Сгорая дотла, в ветрах восстает, в воде застывает и камнем падет… пусть все сгорит!

Вампиресса не успела увидеть, что случилось с той женщиной, чем завершился завораживающий, смертельно прекрасный танец стихий. Прошлое сменилось будущим.

Деметра видела себя. Деметра видела Арката. И они стояли друг перед другом, глядя глаза в глаза.

— Пусть все горит… — вывели губы Арката, и пламя рванулось во все стороны. Оно жгло все. Район запылал как сухая трава. Горело все: асфальт, машины, земля, дома. Горело то, что не должно гореть, а ветер ревел в пустых коридорах домов. Будь здесь хоть один человек — он был бы в ужасе, от происходящего. А Аркат наслаждался видом этого прекрасного пламени, величественным пожаром, игрой стихий.

Деметра с ужасом оглядывалась вокруг, пытаясь понять, как остановить это сумасшествие. Как можно что-то сделать. Она даже не задумалась о том, что в видении она сделать ничего не может.

А позади, за ее спиной, стихии были счастливы вновь прийти в повиновение Аркату, первому и единственному Повелителю Стихий, сгинувшему давным-давно…

… «Больно! Больно!» — Деметра металась по кровати. — «Горячо!»

«Тише, тише», — девочка с болью в глазах смотрела на вампирессу. Видела и испарину на ее лице, и как впали черты лица, заострились, искаженные смертной мукой.

«Не хочу… Больше не хочу!» — глаза Деми распахнулись, а потом снова закрылись, пока она сотрясалась в безумном рыдании. — «Десятый…»

Видение не пришло. Десятая душа скользнула из чертогов на землю. Уютная, надежная, теплая. Душа коснулась Деметры, закрывая от нее Плач Душ, скрывая от нее видения, погружая в сон.

Отпущенная на волю, вампиресса засыпала. И чудилось ей, что стоит над ее колыбелью, в которой она еще маленькая, высокий мужчина и улыбается.

«Спи…»

Дем поднимался по лестнице в спальню Деметры и мечтал, чтобы все это закончилось…

Не прошло и получаса с их не слишком-то триумфального возвращения, как отец вызвал его к себе. Как ни пытался отвертеться Демиан, но идти и объяснять состояние сестры пришлось. Хотя и не упоминая неких деталей вроде той же безымянной девочки.

Но и тут неприятности не кончились — Грандсир не стал ждать, в надежде, что дочь сама придет в себя, и вызвал Лазаря. По пути обратно к сестре Дем ломал голову, как же объяснить появление в особняке девочки, имени которой он до сих пор не знал.

А когда вампиры вошли в спальню Деметры, оказалось, что девочки нет. Вообще. Ни следов, ни ее самой в башне не наблюдалось, и это была первая хорошая новость за день… и последняя.

Лазарь ничего не смог сделать, он лишь покачал головой и виновато произнес:

— Я ничего не могу сделать. Видения держат Деметру, и пока она не досмотрит все до конца — она не очнется.

— Значит… — Мстислав запнулся, но заставил себя договорить. — Мы можем только ждать… пойдемте.

Мужчины дошли до скрытого выхода из башенки, когда Дем вдруг отказался уходить. Он просто заявил, что не оставит сестру, пока та не очнется. А если у Грандсира есть на его счет планы, то Грандсир в пролете — в таком состоянии его чадо работать не может и не будет.

Возражать никто не стал, связь близнецов была неоспоримой и незыблемой. Поэтому старшие вампиры удалились, оставив Дема в одиночестве, под давлением бесчисленных вопросов и — усталости.

Первой, кто встретила Демиана, после возвращения в спальню сестры, была безымянная девочка. Сидящая с постным видом на кровати и задумчиво цедящая кровь. На Деметру она поглядывала с сочувствием, на Дёма, появившегося в дверях, посмотрела с искренним удивлением.

— Я вырубился… и мне все это глючится… — Пробормотал Дем, залезая в тайник сестры, чтобы взять крови себе. — Дети не пьют кровь, это моя больная фантазия… а еще они не исчезают и не появляются из ниоткуда…

Девочка наморщила нос, явно пытаясь сдержать смех.

— А еще они не превращают стоянки в руины простой истерикой… это неправильные пчелы и они делают не правильный мед… тьфу, то есть это не правильные девочки, и они мне глючатся на почве нервного перенапряжения и усталости… — Пробурчал маг, садясь около сестры и ласково ее поглаживая, без аппетита потягивая кровь.

«Она сейчас не очнется», — тихая мысль «постучалась» в виски Дёма. Усталый женский голос звучал еще и немного надтреснуто.

Демиан первый миг просто таращился на девочку… но потом просто недоуменно спросил:

— То есть как, не очнется?!

«То есть так, она еще где-то на двадцатой душе», — девочка нахохлилась, допила бокал одним глотком и отставила его в сторону. — «Ее поймал Плач Душ».

«А можно доступным простому скромному магу языком?» — Мужчина едва подавил желание протянуть руку и взлохматить ребенка.

Она, уловив это движение, неожиданно оскалилась, демонстрируя длинные и тонкие клыки.

«Очень не люблю, когда меня касаются. Поэтому лучше не лапай!»

«Я тебя еще и пальцем не коснулся» — Раздраженно отозвался Дем. — «Кто ты?» — спросил он, меняя тему.

«Ты пожелал этого», — отозвалась девочка. — «Я… просто ребенок. Несчастный ребенок…»

«Это было не желание, а рефлекс. Именно из-за твоего несчастного состояния. Нормальный порыв утешить или развеселить несчастного ребенка». — Вампир вздохнул, — «А имя у тебя есть, несчастный странный ребенок?»

«Имя…», — девочка покачала головой. — «Мое имя скажет обо мне больше, чем я могу сказать сама».

«Откуда столько таинственности и пафоса? Можно подумать, это такая великая тайна, раскрытие которой приведет к концу света».