Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 - Инесса Ципоркина

И прямо из сумрака перед нами соткалась высокая темная фигура. Даже не высокая, а длинная. Словно под плащом ничего нет, никаких выпуклостей, присущих любому телу, включая и тело дистрофика.

— Задавайте ваш вопрос! — безапелляционным тоном потребовала фигура.

— Где Кордейра? — выпалил Дубина. Правильно. Нефиг тратить право на вопрос на всякие идиотские "А вы кто?" и "Это вы мне?"!

— Твоя женщина?

— А это не ответ, — вступила я. — Это другой вопрос.

— Нам интересно. — Фигура вроде бы рассмеялась, хотя судить по колыханию плаща было трудно.

— Она — его женщина, он — мой человек, я — не из вашего мира, нам нечего делить.

Ай да я! Все сведения в одну фразу уложила. Пусть дают ответ и валят… к королеве Маб.

— Ты неправильно спрашиваешь… — Фигура мягким, каким-то балетным движением отвела край капюшона. Внутри оказалось неуловимое лицо. Сказать, старое оно или молодое, красивое или уродливое — и даже человеческое оно или нет — не удавалось. А уж я-то глядела во все глаза, охотясь за малейшей деталью.

— Ты — броллахан! — радостно ляпнул Дубина. И откуда слова такие знает?

— Это что еще за?… — не удержалась я.

— Невоплощенный дух, — пополнил мою копилку знаний Геркулес.

— Я думала, это называется привидением, — пробормотала я, поднимаясь. Дух не сделал даже попытки отшатнуться. Видно, он и вправду невоплощенный, раз не боится ни за себя, ни за одежку свою магическую.

— Что в нашем вопросе неправильного?

— Надо спрашивать не «где», а «когда», огнеед, — любезно объяснил броллахан (будем считать его таковым, коли он сам не отказывается).

Огнеед? Я, конечно, курю, но в своем мире. И даже там углей не ем. Что он имеет в виду? Может, мою драконью составляющую?

Главное — не его мнение о моей сущности. Главное — вот это вот «когда». Если Кордейра не сидит где-нибудь в дупле, зачарованная, словно Мерлин, на сто веков вперед, то… ее перенесли в другое время? Выходит, они тут со временем балуются? И потому в зазеркалье время течет как им угодно? А может, еще и останавливается по их указке?

Вот почему здесь такое глубокое средневековье. Чтобы власть волшебного народца была неоспоримой. Чем дальше в прогресс, тем меньше у фэйри пространства. Лесорубы, пильщики, застройщики — глазом моргнуть не успеешь, как ты сидишь на верхушке последнего дуба в Центральном парке и с тоской глядишь на джоггеров и собачников с плеерами.

— Верни ее — и мы уйдем. Нам ничего здесь не нужно.

— Ты еще не знаешь, как много тебе всего нужно, огненная глотка.

Теперь еще и огненная глотка. Двусмысленность какая. Определенно, я ему нравлюсь. Через полчаса милой беседы, полной намеков, он спросит, какие у меня планы на вечер.

— Вот ты мне и расскажи.

— А ты расскажешь мне о себе.

Ну, что я говорила? Грядет вечер встреч "Кому за триста".

— Рассказ обо всем — за его женщину! — я ткнула пальцев в Дубину. Тот прижал кулак к груди и кивнул. Убийственно серьезный малый.

— Идет. За мной! — Броллахан повернулся, плащ его взлетел, открывая… да ничего, если быть точным, не открывая. Под плащом было такое же текучее, неопределенное нечто. Я и заморачиваться не стала. Просто подобрала ножны и пошла следом.

Нет, нас не привели ни в какие покои в стиле ар деко, как можно было вообразить, исходя из эстетики "Властелина колец". Просто это была первая лужайка, увиденная нами в лесу. Отменная лужайка. Трава под ногами пружинила, между листьями виднелась вода. Там и сям поднимали головы… кувшинки?

Чаруса! Мы стоим там, где стоять нельзя — на травяном покрове над слоем болотной водицы. Будь мы в реальном мире, мы бы уже захлебывались жидкой грязью, беспомощно хватаясь за упитанные ломкие стебли.

Броллахан шел вперед, не отвлекаясь на наши метания. Ну, мы тоже не очень-то метались. Сообразили, что сплетенные болотные растения нас держат — и пошли себе дальше. В конце концов мы наверняка не нуждаемся в воздухе, которым дышим здесь по привычке. И, следовательно, утонуть тоже не сможем. Нечего и отвлекаться от нашей героической — да что там, попросту идиотской — задачи.

Во мне нехорошей мутью поднималось раздражение и беспокойство. Конечно, нас могут заманить в какой-нибудь заколдованный холм и запереть там на века в качестве сказителей. Несмотря на то, что ни я, ни Дубина в Томы Рифмачи не годимся, баллад не поем, загадок не разгадываем и вообще талантами небогаты. Наш предел — это резка по живому вражескому телу. На хрена мы им сдались, этим эйнштейнам с крылышками?

Разумеется, от пришельца из иных миров особых литературных способностей не требуется — пусть расскажет как умеет обо всем, что существует в его вселенной. Она для здешних — зазеркалье. Хотя описывать содержимое нашего измерения придется долго, ой долго…

Разумеется, мы пришли на остров. Могла бы и раньше догадаться, что в сердце трясины, замаскированной под прелестнейшую лужайку — да нет, под целую долину — лежит остров. Человек, если и попытается пройти по таким болотам, утопнет, сопровождай его хоть свора Горлумов. А летательных аппаратов тут еще не изобрели. Да, может, и никогда не изобретут. Все зависит от степени извращенности чувства юмора у здешних эльфов.

Хотя здесь не одни эльфы водятся. Этот, невоплощенный — он же не эльф? И вообще, что такое эльф? То расплывчатое чудище, что заменило мне мамочку? Крошечное дитя со стрекозиными крылышками? Остроухая супермодель в бикини из лепестков?

Каждый волен придумать свой вариант и пользоваться. Разрешаю. Вряд ли нам позволят окончательно и бесповоротно сорвать покров с этой тайны.

Путешествия по зазеркалью имеют свой плюс, но он, волею здешних законов природы, легко превращается в минус: человеческое тело не устает. Не выдыхается, не хочет есть, не чувствует времени, не подает никаких сигналов, по которым можно было бы понять, на какое расстояние мы отошли от точки А, стремясь в точку Б… В результате ты словно подвешен на ниточке над этой землей, которая вращается с одной ей известной скоростью в одну ей известную сторону. А ты ни в чем не участвуешь, лишь наблюдаешь смену дня и ночи. Я, кстати, так и не поняла, сколько часов в зазеркальных сутках.

Размышляя таким образом, мы вышли на твердую (хотя вначале довольно вязкую) почву заколдованного острова. Интересно, как он называется? Надеюсь, не Аваллон. Впрочем, никакой сказитель не стал бы размещать Аваллон посреди болот. Как-то это… неэлегантно.

Обычно заколдованные острова принято подробно описывать. Изображать в деталях ландшафт, общую атмосферу, визуальную перспективу и топографию местности. Так вот: нечего тут было описывать. Тут было симпатично. Приятная такая, слегка холмистая, живописная местность. Не отличающаяся от той, что лежала вокруг замка принцессы-жабы. Разницы никакой.