Нет времени любить - Эмили Лоринг

Наконец Жюли решила нарушить молчание:

— Мистеру Мэнсфилду не понравился этот Чарльз Нортон, тетя Джорджия.

— Правда? А мне он показался забавным, — невозмутимо произнесла принцесса.

— Он лгал, говоря, что давно не был в Италии. Я именно его встретила возле дворца во Флоренции. Я не ошибаюсь. И самое главное, он побывал и в самом дворце раньше меня. Я абсолютно уверена в этом. Он курил турецкий табак, а я все время чувствовала этот запах во дворце.

— Какого черта, — взорвалась принцесса Собелли, — ты оказалась во дворце?!

— Я… Я никогда не бывала там раньше, — смутилась Жюли. — Когда я бывала в Италии, то жила в Риме и Венеции. Мне было любопытно увидеть дворец, о котором я так много слышала.

Тетя произнесла напряженно:

— Как ты проникла внутрь?

— Сторож Джузеппе пустил меня во дворец, когда я сказала ему, кто я.

Принцесса, казалось, немного расслабилась.

— Возможно, это Джузеппе курит турецкий табак? — заметила она подчеркнуто равнодушно.

— Джузеппе не курит и вообще избегает ходить по комнатам. Ему кажется, что во дворце кто-то живет… Призраки, наверное?

— Да он всегда был глуп, этот Джузеппе! Просто дворец медленно разрушается, — бросила принцесса.

— Он в ужасном состоянии, — согласилась Жюли.

— Я уже думала о том, чтобы передать его итальянскому правительству, если, конечно, он им интересен как исторический памятник.

Часы, украшенные драгоценными камнями, тихо прозвонили.

— Пять часов! — заявила принцесса. — Иди-ка ты спать, Жюли! Да и я тоже лягу. Я уже несколько недель не спала спокойно.

Жюли неохотно поднялась из глубокого кресла, где она так удобно расположилась.

— Тетя Джорджия, — спросила она, набравшись храбрости. — Почему вы сегодня вели себя так, словно не видели раньше мистера Сефтона?

Лицо принцессы было холодно и непроницаемо.

— Не будем об этом говорить, Жюли.

Как бы ни хотелось Жюли узнать правду, она не решилась вызвать раздражение тети. Слишком много происходило вокруг такого, чего она не понимала. У нее было странное впечатление, что ею постоянно манипулируют, словно куклой. Теперь-то Жюли окончательно убедилась, что вся эта поездка имела единственную цель — убрать ее с глаз долой на длительное время. Она думала, что визит во дворец кому-то расстроил планы и что леди Мэйдок, Чарльз Нортон и Марк Сефтон были как-то связаны между собой. Связь эта казалась очень странной, поскольку было очевидно, что ни один из них не любит другого. Кроме, пожалуй, Марка и леди Мэйдок, которых она застала в объятиях друг друга. Необходимо стереть из памяти это воспоминание. Или проявить мудрость и запомнить эту сцену.

— Я должна знать, тетя Джорджия, — с неожиданной твердостью заявила Жюли. — Я совершенно уверена, что именно он разговаривал с вами на следующий день после ограбления. Вы еще сказали, будто он…

Голос принцессы Собелли хлестнул ее по лицу. В нем слышались нотки паники:

— Никогда больше не говори об этом! Никому! Ты понимаешь меня, Жюли? Ты меня понимаешь?

Колени Жюли задрожали.

— Тетя Джорджия… Вы… Вы делаете что-то опасное? — Голос ее звучал твердо, хотя сердце стучало, как африканский тамтам.

Принцесса медленно повернулась к ней лицом:

— Да…

Жюли всплеснула руками.

— Ради денег?

Лицо принцессы было каменно-непроницаемым, но под опущенными ресницами дрожала печаль.

— Жюли, позволь мне делать все, что я сочту нужным. И это все, что я могу тебе сказать.

— Вам не страшно?

— Ужасно страшно, — прошептала принцесса. — Но это меня не остановит…

Глава седьмая

Пока Жюли беседовала с тетей в городском доме Собелли на Парк-авеню, Берт разговорился с Мэнсфилдом на террасе его дома в Сентрал-парке. Обоих отвергли любимые женщины — оставалось одно: поговорить между собой и попытаться забыть разочарования. Поэтому после бала Мэнсфилд и пригласил к себе Берта, которому давно симпатизировал.

В доме была огромная гостиная. На стенах висели картины современных художников. Красные шторы обрамляли большое окно, выходившее в сад, в темноту Сентрал-парка. Справа сияли огни Пятой авеню, слева — Сентрал-парк.

— Итак? — спросил Мэнсфилд и закурил свою трубку.

— Итак, поговорим, — ответил Берт. — Для начала — об этом Нортоне. Подозрительный тип. Кстати, Жюли он напрочь не понравился. К тому же я подозреваю, что принцесса находится в зависимости от него.

— Что ж, посмотрим, что он за птица, — заметил Мэнсфилд. — Кажется, у меня есть возможность разузнать кое-что об этом парне.

— Спасибо, сэр.

— Что вас интересует, молодой человек? Я согласен с вами: в нем есть что-то странное. Но я не могу понять вашей тревоги относительно принцессы Собелли и ее дел. Жюли тоже говорила мне сегодня об этом Нортоне. Она мне доверяет.

— Если она вам доверяет, — горько усмехнулся Берт, — то вы знаете, что она отвергла мое предложение. У меня нет больше шансов… Но что об этом говорить…

Мэнсфилд поднял бровь. Он терпеливо ждал.

— Жюли влюблена, сэр. И, боюсь, очень серьезно. Я встревожен.

— Чем?

— Начнем с того, что этот человек крутит роман с другой женщиной.

— Эта женщина! — Мэнсфилд фыркнул с отвращением. Минуту он молчаливо попыхивал трубкой. — У Жюли на душе творится что-то неладное. Мне всегда казалось, что у нее безошибочная интуиция на людей. Но если мужчина падок до женщин, подобных леди Мэйдок, он недостоин Жюли. Вы знаете его, Берт?

— Нет.

— Мне казалось, вы встречали его.

— Но ничего о нем не знаю. Его зовут Марк Сефтон. Он был на корабле вместе с Жюли.

— Что ж, если она не разочаровалась в мужчине, увидев его в объятиях леди Мэйдок, вероятно, я разочаруюсь в ней самой.

Большие часы пробили пять утра. Берт поднялся:

— Могу я снова увидеть вас?

— В любое время, мой мальчик. Жюли мне как дочь. А Джорджия — она для меня единственная…

Берт улыбнулся застенчиво:

— По-моему, сэр, мы с вами в одной лодке.

Мэнсфилд улыбнулся и проводил Берта. Тот по-прежнему был в тоге римского императора. Но триумф не состоялся и, очевидно, уже не состоится. Впрочем, посмотрим.

Было пять часов утра. Город дремал. Тишину ночных улиц бороздил редкий шорох такси, отдаленный грохот автострад и леденящий звук полицейской сирены. Комнату для коктейлей давно закрыли. Чарльз Нортон и леди Мэйдок перешли в вестибюль. Здесь не было никого, кроме усталого портье, чистившего пепельницы, сонного ночного дежурного за конторкой и носильщика в форме, дремавшего рядом с дверью.