Хозяин - Александр Щёголев

Но больнее всего сердце жгло послание, оставшееся от того шустряка, который ночью вывез кирпичи. «…Поэтому ты ВОХР!!!», — написали нашему курсанту. Вор обращался именно к нему, в этом нет сомнений! Какая несправедливость… Пусть молодой человек некоторое время был тупой вохрой, пусть пис?л он не без ошибок, и все-таки авторство той совершенно безграмотной строчки, выцарапанной на кирпиче («Я был сдесь аты нет»), принадлежало не ему.

И если бы вор не плюнул ему в душу этим оскорбительным посланием, не стал бы он класть оставшуюся жизнь на поиски подлеца…

— …Право же, я не хотела тогда… не хотел тебя обидеть, — произносит госпожа Ковалевская растерянно. — Не для тебя была моя надпись, слово офицера. Ничего личного, как говорится. Просто я терпеть не могу безграмотность.

— Я тоже, командир.

— Теперь понятно, почему ты слушал мои россказни. И почему меня искал — тоже понятно… Сильно же ты изменился, — она ослепительно улыбается. — Настоящий мужик!

Неужто очаровать меня пытается? Или это кокетство — не осознанное? Если второе, то у прапора совсем крыша съехала, и пребывание в женском теле не прошло для него бесследно. Типичная бабская манера: считать всех самцов идиотами, место которым — у ног богини. Что может быть естественнее — укладывать самцов штабелями… а коли так — нет больше прапора Ковалева. Маска Вяземского сброшена, и вместе с тем отпала необходимость изображать мужчину. Похоже, передо мной и впрямь женщина.

Даже жаль, что я не самец.

— Если б не ты… — не выдерживаю я. — Если б не твои чертовы кирпичи… Столько лет, Господи! Этот кошмар — столько лет!..

Все слова, которые я копил, которые вынашивал бессонными ночами, — вдруг блекнут. Мне нечего сказать этой стерве. От ненависти сводит скулы. Черт, руки затряслись. Только бы не сорваться…

— Ты о чем, красавчик? — воркует она.

Только бы не нажать случайно на спуск…

— О том, как не просто было тебя вычислить. Если даже клопинские опера не прочухали, кто пошалил ночью на заводе, куда уж мне, мальчишке. А к тому времени, когда задачка была решена, ты взял да исчез из Клопино. Я, помнится, решил, что все пропало. Пошел вразнос, накуролесил, повоевал — не дай Бог кому еще… угодил в спецгруппу «Финал» — слыхал про такую? Не слыхал, конечно… Потом увидел по ящику милую мордашку Сони Ковалевской, и что-то внутри меня щелкнуло — думаю, не ты ли это, командир? Уж больно ухмылочка знакомая. С такой же точно ухмылкой ты заставлял нас на разводах менять джинсы на форменные брюки. Прямо на улице — возле проходной, на глазах у сотрудников… гадина.

— «Гадина»? Фу!.. И как же ты меня вычислил?

Серьезный вопрос. Несколько секунд я размышляю.

— Может, просто повезло. А может, судьба…

…Судьба — дама строгая, ей еще понравиться надо, доказать свое право на везение. И бывший курсант старался изо всех сил.

Было очевидно, что к краже причастен кто-то из своих — кто-то из команды «А». Как иначе объяснить, что вор был в полной мере осведомлен о маленьких и больших хитростях, практикуемых сторожами на посту № 154? В частности, о поднятом на ночь шлагбауме, и о том, что кресло легко превращается в лежак, располагая к крепкому сну… Уволенный из сторожевой службы, наш герой прилежно поддерживал отношения с прежними товарищами-вохровцами: ловил сплетни, пьянствовал в компаниях — надеясь, что хоть что-нибудь да выплывет на поверхность. По мере возможностей отслеживал изменения в жизни бывших коллег, особенно по части материальных трат…

Нет, ничего не выплывало. Никто не увольнялся и не открывал магазин, никто не расширял жилплощадь, не затевал внезапный ремонт, не менял старый автомобиль на новый, не пристраивал ребенка в престижный университет… Время уходило безвозвратно.

Бывшего своего командира молодой сыщик, казалось бы, должен был подозревать более всех прочих. Откуда, спрашивается, у того денежки на обслуживание машин, на покупку кирпичей? Наследство с неба не свалилось, и квартиру вроде не продавал. Но ведь, с другой стороны, прапорщик Ковалев тоже пострадал, причем, сильно — был несправедливо изгнан из рядов, лишился места на высших милицейских курсах, потерял шанс стать лейтенантом. А то, что смог быстро подняться в бизнесе, объяснялось бескорыстной помощью его школьного другана, — о чем знали все, и что, на первый взгляд, не вызывало никаких сомнений… Впрочем, главным было другое. Ну не мог наш пацан поверить, что его командир, душой болевший за родное УВО, способен на такую подлянку. Даже представить себе не мог подобных дефектов в устройстве мира…

Лишь через десять месяцев ситуация сдвинулась с точки.

Один из охранников купил машину (подержанную иномарку). Мужик положительный и образованный, сочинявший на дежурствах стихи, которые по субботам печатал «Клопинский вестник». Пьющий — как и положено интеллигенту, потерявшему жизненные ориентиры. Очень дисциплинированный, дежуривший не сутки через трое, а сутки через сутки — ради денег, естественно. Его обычный пост был при заводских гаражах, однако он никогда не отказывался подменить кого-нибудь… Обмывали покупку в своем кругу, проникнуть в который не составило труда. И вот, когда все изрядно набрались, а разговор привычно застрял на продажности нынешних ментов, наш герой упомянул о том, что ментовская крыша повесила на него пятнадцать тысяч долларов («За ту кражу, помните, мужики?»). Хозяин квартиры полыхнул благородным негодованием: «Пятнаха? Да там кирпичей всего на десятку вывезли! Совсем оборзели, красноперые!»

Проговорился. По пьяни проговорился — и сам не заметил.

Столько месяцев выжидал, паскуда, пока волны улягутся, — и только затем засветил свои поганые деньги…

Ураган, раскрутившийся в душе самодеятельного сыщика, ни в какую шкалу не вмещался. Молодой человек был готов на всё. Давно был готов. Надпись, которую год назад вор процарапал — не на кирпичной стене домика, а на живом сердце сторожа! — до сих пор кровоточила. «Я тебе покажу, что это такое — „здесь“, „здорово“, „здохнуть“; мы еще посмотрим, кто из нас ВОХР», — бушевало в его мозгу, ломая перегородки и шлюзы. Тюремный гной затопил разум…

В один миг сыщик превратился в палача.

Следующим же вечером он заявился к этому, с позволенья сказать, поэту на пост — с бутылкой вместо пропуска. Охранник без вопросов впустил приятеля (культура! воспитание!). Гаражи стояли на отшибе — вокруг был пустырь плюс мертвая дорога. Никто не видел гостя. Никто не слышал воплей, долгое время оживлявших окрестности. Первым делом наш герой перерезал провода, отсекая «тревожную кнопку»; разбил телефон, соединявший пост с начальником караула… впрочем, нет, сначала он послал интеллигента в нокаут, не пожалев бутылку, и, пока тот возвращался в реальность, принес со двора обрывки проводов, которыми скрутил руки и ноги пленника…