Хардкор белого меньшинства - Дмитрий Лекух

А потом трансляция футбольная началась, и мы про эту ерунду тут же забыли…

…В тот раз Ирка позвонила мне в воскресенье. Часа в два дня. Не ожидал, если честно.

– Привет, Дим. Скажи, ты не мог бы ко мне приехать? А то мне очень плохо, а к кому еще обратиться, не знаю…

Ну, в общем-то, в мои планы подобного рода визиты в тот раз явно не входили. Я, вообще-то, намеревался попытаться свою жену уговорить вечером куда-нибудь в театр или в кино сходить.

Так сказать, в целях улучшения наших совсем не простых отношений.

Да и живут они с Игоряней на другом конце Москвы, в Измайлове.

А я – рядом с Серебряным Бором.

– Привет. А что случилось-то?

– Да ничего особенного, просто Игорь умер.

Вот тут я сел.

– Еду… Сейчас кое-что закончу, и сразу выезжаю.

Плакал, думаю, наш с Машкой культпоход… Кстати, насчет «кое-что закончу» я, честно говоря, немного лукавил. Просто до сих пор, к стыду своему, не умею водить машину.

Когда был еще нищим журналистом, думал – да ну его на фиг, учиться этому самому вождению.

Все равно, думал, на машину только годам к пятидесяти заработаю.

Так стоит ли на это время убивать?

В конце концов, можно и на метро, или на такси, если уж совсем прижмет, прокатиться.

А заработанные деньги – если их, конечно, удастся заработать – можно и на что-то другое оприходовать.

Более приятное или существенное.

На те же путешествия, к примеру…

Были б деньги, а как их потратить – всегда найдем…

Сейчас их у нас – три.

Машин, в смысле.

Восьмая «Ауди» и «Лендровер» у меня, спортивная «Вольво» – у Машки.

А водить – так и не научился.

В отличие от Машки, кстати, – та даже стрит-рейсингом занимается потихоньку. С переменным успехом.

А у меня – водитель как член семьи.

Вот ему-то я и позвонил:

– Привет, Володь. Извини, что напрягаю в выходной, но сегодня придется поработать.

– Хорошо, – отвечает, – мне не привыкать…

В общем, я к ней только часа через три приехал.

Пока то, пока се…

Его уже в морг увезли, как выяснилось…

…Открывает.

Какая-то не очень даже заплаканная и совсем-совсем погасшая.

Даже глазищи не изумрудные, а цвета пожухлой московской травы.

Дела, думаю…

– Ну, рассказывай…

Рассказывать, как выяснилось, в общем-то, и нечего.

Утром они поскандалили, потом она ушла в солярий и парикмахерскую. Когда заканчивала маникюр, он позвонил и потребовал, чтоб она немедленно ехала домой, а она уже с подругой договорилась кофе попить.

Потом он позвонил еще раз, когда она уже встретилась с подругой, устроил истерику, и она, чтобы успокоиться, поехала на Воробьевы горы. Походила там, попинала листья и поехала домой.

Позвонила в дверь.

Еще раз.

Потом толкнула ее и убедилась, что дверь открыта.

…Он лежал в ванной с перерезанными венами, и вода была уже ничем неотличима от крови…

Вот и вся история.

Хорошо еще, что воскресенье, и сын, Артем, у бабушки на даче.

– Знаешь, я почему-то думаю, что он не хотел себя до конца убивать. Просто я ему сказала, что еду, а сама на Воробьевы отправилась. А он, видимо, дверь в квартиру открыл, в ванну залез, ну и… Ждал, что я сейчас приеду, спасу его, полюблю и пожалею…

– Похоже, – отвечаю.

Помолчали, я ей и себе коньяка налил, выпили.

Она и говорит:

– Ты знаешь, я сначала плакала. А сейчас не могу. Глаза сухие…

Молчу.

А что говорить-то?

Она виски потерла, еще коньяка себе плеснула.

И мне заодно.

– Ты, меня, наверное, осуждаешь?

– За что?

– Ну, не уберегла мужика… Ты же – тоже мужчина.

– Вот именно потому, что мужчина, и не осуждаю…

Посидели еще немного, бутылку уговорили, она немного успокоилась, и я поехал домой. В дверях она меня остановила:

– На похороны придешь?

– Нет.

Она вздыхает:

– Кажется, я понимаю – почему…

Пожал плечами, поцеловал ее в щечку и уехал уже окончательно.

…В театр мы с Машкой в тот вечер, естественно, не пошли. Зато уговорил ее сходить в ресторан.

Пока она делала заказ, сбегал вниз, купил ей три длинноногие розы.

– Золотко, – говорю, – знаешь, у меня есть к тебе одна гигантская просьба. Если я когда-нибудь буду перед тобой нюнить и нарываться на жалость, – сразу же бей мне в рожу, хорошо?

– Отлично. И даже не думай – за мной не заржавеет…

Вот и поговорили…

…Ирка потом несколько раз приходила к нам в паб, видимо, ей было одиноко, а мы – какие-никакие, а все-таки компания. У них даже начало закручиваться что-то вроде романа с Русланом, но потом в его жизнь стремительно ворвалась рыжеволосая Ленка, на которой он благополучно и скоропостижно женился.

И все закончилось.

Где она сейчас – я не знаю.

А вот где Игоряня – знаю точно. На Ваганьковском. У них там семейный участок. Или как это называется…

Знаю.

Но никогда не приду…

Фантом

Я, вообще-то, знаете ли, в мистику не верю.

Разве что изредка, после косячка-другого, раскуренного с нашими рок-н-рольщиками.

Вот и в этот раз так было…

Сашка вернулся с гастролей злой как собака.

Расхерачил где-то в Молдове гитару о сцену, не допев песен пять из запланированного плей-листа, после чего ужрался в говно с какими-то дружественными белорусами и на сцену больше не выходил, как его ни просили об этом организаторы фестиваля.

А он, вместо этого, – ушел.

В запой, разумеется.

Его в такие моменты лучше не трогать, вот парни и просиживали штаны в пабе.

А что тут поделаешь…

Он и в обычной-то жизни человек непростой, а уж когда запивает…

Его в такие дни даже собственный продюсер беспокоить боится, что уж тут о музыкантах говорить.

Беда, короче.

Ну, кто-то из парней и добыл травки.

Чисто от безделья.

Покурили, пошли пиво пить.

Все как всегда.

Вот тут-то он и заявился…

Щелкнул пальцами, привычно заказывая себе «Гиннеса». Привычно размял между пальцев любимую свою коричневую сигарилу.

И уселся прямо ко мне за столик.

Вот, блин, здрасьте…

– Привет, как дела?

Я, конечно, сначала было дернулся.

Потом поостыл.

– Нормально. Вздыхает:

– Да, – говорит, – Давненько я у вас здесь не был. А вы все тут футбол смотреть собираетесь?

– Давненько, – соглашаюсь.

Помолчали.

Потом он у меня зажигалку взял, прикурил.

– Сам-то как?

Пожал плечами:

– Да как всегда…

– С женой помирился?

– Не совсем. Вернуть-то вернул, а вот снова отношения вернуть – это сложнее…

Он усмехнулся, по плечу меня похлопал:

– Не ссы, все у тебя будет хорошо. Кому знать, как не мне…

Меня аж передернуло:

– Да уж, если не тебе – так и точно никому...

Тут Русланыч подошел:

– Привет, Андрюх! Что-то тебя давно видно не было…

– Да дела мои скорбные замучили… Хотя – и тебе привет.

Я закурил.

– Слушай, – говорит, – Рус, ты извини, нам с Димкой потолковать надо немного наедине…

Руслан только плечами пожал:

– ОК, трепитесь…

Блин, думаю.

Ну они ж – коллеги.

Неужели не знает?

Нет.

Ушел.

А этот – улыбается:

– Что ж ты, Дим, Нинку-то мою не уберег?

– В каком смысле? – спрашиваю.

Он только плечами пожал:

– Да в том самом… Спит она с нашим другом Лерычем. Или ты не знал? Или думал – я не узнаю?

Тут уж я сам взбесился:

– Ты, совсем, что ли, сдурел?! А что она, по-твоему, делать должна?! Траур по тебе всю жизнь носить?! Нормальная молодая баба…

Тут он как-то умоляюще на меня посмотрел, пива отхлебнул, сигарилкой затянулся и говорит:

– Тише, Дим, тише. Все я понимаю. Не мальчик. Обидно только, что так скоро…

Ну и я, соответственно, успокаиваюсь:

– Да мне тоже так показалось. Только я-то тут при чем?!

Он только плечами пожал:

– Ну ты же моим другом тогда был, лучшим…

А что я ему могу ответить?

Задумался.

Пока думал – он ушел.

Исчез.

Совсем-совсем незаметно.

Гляжу, а в дверях паба Лерыч стоит.

Рожа – аж лоснится.

Довольная.

Улыбается.

Ну, сунул я ему в морду как следует, у него аж ноги от удивления выше жопы взлетели.

Да домой ушел.

На следующий день звоню Руслану в редакцию:

– Старый, ты прямо сейчас в паб подъехать сможешь?

Он матерится.

Потом успокаивается.

– Что-то важное случилось?

– Да уж, важней не бывает…

Молчание.

– Ладно, сейчас еду.

Встретились, поздоровались, закурили.

– Ты Андрюху вчера видел?

– А то… Вы вчера тут сидели, трепались. А что, что-то случилось? А то я вчера пораньше ушел, Ольга позвонила, башка у нее, понимаешь, разболелась…

Я тут так аккуратно сел за столик.

Ему рукой махнул, чтоб тоже садился.

Сел.

Смотрит.

– Он же твой коллега. Неужели ничего не знаешь?!

– Нет, – пожимает плечами. – Ты же помнишь, мы с ним не очень-то близки были. К тому же он – газетчик, я – телевизионщик. А что случилось-то?