Солнечный луч. По ту сторону мечты - Цыпленкова Юлия Валерьевна "(Григорьева)"

Уже готовы были стройные ряды башит – подвески, состоявшие из красных и белых бусин, и теперь я крепила их к кожаной полоске, которая надевалась на голову, и ее концы связывались шнуровкой. На этой полоске уже был нашит узор из маленьких бусин и бляшек, напоминавших монеты.

Признаться, мне было сложно представить, как я буду глядеть на мир сквозь эту занавесь из длинных рядов башит. Наверное, это должно быть раздражающе. При ходьбе они должны мотаться перед глазами, беспрестанно стукаясь друг об друга. Впрочем, узорами и нитками с бусинами мой головной убор не заканчивался. Еще имелись два хвоста, но с их хозяевами мне пока не довелось познакомиться только в рассказах матери. Я по этому поводу не огорчалась. Мне хватило и рырхов.

Кстати, эти твари к нашему дому пока больше не приближались. Я тоже, как и Танияр, спрашивала у Ашит, почему они пришли? Но ее ответ был лаконичен и предсказуем:

– На всё воля Белого Духа.

– А если опять придут? Танияра рядом уже нет, спасти нас некому.

– Не придут, – отмахнулась шаманка.

– Почему?

– На всё воля Белого Духа, – вот и поговорили.

Да, наш пациент покинул нас еще десять дней назад. На следующий день после нападения рырхов, когда утром воин открыл глаза, шаманка осмотрела его раны и удовлетворенно покивала – от них остались лишь шрамы.

– Хвала Отцу, ты можешь вернуться к брату, – сказала Ашит.

Танияр надел рубаху и кивнул, принимая ее слова. После прошел к столу, который я как раз закончила накрывать и, усевшись, посмотрел на меня.

– Доброго утра, Танияр, – улыбнулась я.

– И тебе милости Отца, Ашити, – сказал он, и я поспешила отойти от стола, пока воин не вспомнил, что так и не получил ответов на свои вопросы. Однако Танияр о допросе не вспомнил. Он обернулся к шаманке и произнес: – Вещая, я снова предлагаю тебе и твоей дочери свою защиту. Я прошу вас поехать со мной в таган моего брата.

Я перевела взгляд с гостя на мать, ожидая, что она ответит.

– Нет, – ответ шаманки был кратким.

– Там мы сможем прийти тебе на помощь…

– Танияр, сын Вазама, – надменно оборвала его шаманка, – не мнишь ли ты себя выше Белого Духа?

– Ты знаешь, что нет, – спокойно ответил воин.

– Тогда ты знаешь, что не дашь мне большей защиты, чем Отец.

– Но Ашити – не шаман, – возразил Танияр. – Если бы я не бросился ее искать, как только заревел турым, ты бы нашла ее обглоданное тело.

Меня передернуло от его слов, и я снова посмотрела на Ашит, но шаманка не собиралась сдаваться – это я видела по ее упрямому взгляду.

– Нет, – снова повторила моя мать. – Здесь Ашити защищена лучше, чем в тагане. Мы останемся тут. Разговор окончен. Ешь. Скоро за тобой приедут.

– И все-таки подумай, Вещая.

Они отвернулись друг от друга, и я услышала, как воин и шаманка одновременно произнесли себе под нос:

– Килим. – Теперь я поспешила отвернуться, чтобы скрыть смешок.

А вскоре после завтрака прибыли пятеро всадников на тех мохнатых верховых животных, которых Ашит назвала рохами. Шестой зверь послушно шел за ними без всякой привязи. Я наблюдала за приближением всадников из окна. И чтобы разглядеть их лучше, я привстала со скамейки и почти прижалась к окошку.

– Ашити, отойди, – прозвучало почти одновременно. Я обернулась, с удивлением посмотрела сначала на строгую мать, после на не менее строгого Танияра. Вы поглядите, какое удивительное единение у вечных спорщиков! Пожав плечами, отошла от окна. Им видней.

Воин вышел из дома раньше, чем его сопровождение приблизилось. Он встретил их, забрал мешки у одного из мужчин, а потом вернулся назад. Это оказались дары от его брата – Архама – свежее мясо и горшки с солениями. В этом суровом мире съестные припасы ценились выше золота, зимой так уж точно. Поставив на стол мешки, Танияр склонил голову перед Ашит, затем посмотрел на меня и, кивнув, ушел уже совсем.

Признаться, я даже ощутила грусть. Всего за несколько дней я успела привыкнуть к беловолосому мужчине с синими глазами. Его молчаливая основательность и внутренняя сила чем-то напомнили мне несокрушимую крепость, за стенами которой можно было чувствовать себя в безопасности. Однако мне было, чем занять свою голову, и потому мысли о Танияре терзали меня недолго.

Шаманка продолжала обучать меня. Я внимательно слушала про травы, запоминала их названия и назначение. Оказалось, что учиться мне нравится, и я с удовольствием впитываю новые для себя знания.

– Ирхыз только на полную луну собирай, – говорила мне мать, держа в руке сухую веточку с широким листом. – Как только цветы появятся, смотри на небо. Раньше сорвешь, силы не будет. Позже – толку, больше вреда. А если всё верно сделаешь, от морозной хвори, что дитя, что взрослого исцелишь. Жар снимет, сон добрый даст. Запомнила?

Если бы она вываливала на меня все свои знания о травах разом, я бы не запомнила ничего. Однако Ашит была мудрой и учить умела. Показав два-три вида травы, она прекращала говорить о сборах, давая мне возможность рассмотреть и повторить всё, что она рассказала. Шаманка слушала, поправляла и хвалила меня. Это было приятно.

После травоведения, как я сама назвала наши уроки, мы переходили к следующему. Мама учила, где нажать, а где погладить, чтобы унять боль. Она называла это «лечить руками», а у меня всплыло в голове слово «массаж». Но как не назови, а знания были полезными. Ашит даже дала мне себя на растерзание, указав на поясницу.

– Ноет, – сказала она. – Лечи.

Скажу честно, мне было страшно. И пока я осторожно нажимала на спину матери дрожавшими от волнения пальцами, она вывернулась и с ехидством спросила:

– Хочешь упрямством взять? Будешь гладить, пока само не пройдет? Или руки слишком нежные? Так сейчас найду дело, сильней воина станешь.

– Красота женщины не в силе, но в ее изяществе и хрупкости, – наставительно произнесла я, вдруг вспомнив очередной изречение кого-то из прошлого.

– Так с тебя красивой только пыль смахивать, – усмехнулась шаманка и велела: – Делай, как учила.

Когда я закончила, Ашит поднялась с лавки, покривилась, держась на спину, а потом улыбнулась:

– Легче стало. Постаралась, дочка.

– А чего кривишься?

– Так не девушка юная с лавки-то прыгать. Прошла спина.

Вот так и проходили наши дни. А еще я шила кулуз. Рукоделие, как выяснилось в процессе, я любила меньше учебы. Оно меня раздражало. К тому же, нашивая бусины и пластины на кожаную полоску, я исколола пальцы. Бранилась себе под нос, сыпля ругательствами на родном языке, но продолжала работать, потому что Ашит ответила на мой вопрос о том, когда же мы поедем к людям:

– Как дошьешь кулуз, так и начнем собираться.

– Я его уже почти дошила.

Шаманка посмотрела на меня и улыбнулась:

– Значит, скоро и пойдем. Агыль недолго уж ждать осталось.

– Агыль? Кто такой Агыль, мама?

– Как закончишь кулуз, так и узнаешь, – лукаво ответила шаманка. – Не томи Агыль.

И вот что пришло мне в голову – все-таки странная вещь память. Бранные слова я помнила отлично, хоть и точно знала, что не пользовалась ими раньше. А кто я и что со мной произошло – нет. Несправедливо! Однако факт остается фактом, ругалась я, как какой-нибудь пьянчужка, пока ранила себе пальцы, но даже имя, данное мне от рождения, оставалось скрыто пеленой забвения.

А к ночи я закончила свою работу. Но это не было единственным предметом одеяний ученика шамана. Еще полагался бесформенный красный балахон. Но тут мне повезло. У Ашит осталось ее платье со времен обучения. Ростом она была немногим ниже меня, потому балахон оказался чуть выше щиколотки, но ноги скрывали меховые сапоги, так что покров тайны не был открыт.

Да и рукава… Белый Дух! Они были длинным, с прорезью для ладони, которую скрывал кусок материи, нашитый сверху. Представив, как я буду ходить с завесой из висюлек на лице и в платье, в котором должна запутаться в первые же несколько минут, признаться, меня захлестнули сомнения, что такой наряд вообще предназначен для ношения.