Нерассказанная история - Моника Али
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее наступила очередь носа. У нее действительно неровные ноздри? Эмбер сказала, что это верный признак ринопластики. Но ведь и природа может создать асимметрию. Вокруг глаз морщинки, но не вороньи лапки. Скорее, ласточкины. Верхние веки опухают по утрам, однако днем выглядят неплохо. Как хорошо, что она перестала носить линзы, когда перебралась в Кенсингтон! Глупо, что она так долго упорствовала! Может, ей пора вновь стать блондинкой?
Нет, не стоит забывать об осторожности! Скоро десятилетняя годовщина ее смерти. Пока в журналах ничего не было. Но она не особенно внимательно и смотрела. Только один раз в магазине Эмбер. Наверняка будут какие-то церемонии поминовения, на которые придут ее мальчики. Она пыталась следовать совету Лоуренса и не следить за каждым шагом мальчиков. (Милый, дорогой Лоуренс, ваш совет все еще жив, и это после долгих десяти лет!)
Она знала все подробности их жизни, видела все снимки со спортивных полей, последнего дня в школе, первого – в университете, церемонии окончания, видела, как красиво они выглядели в военных мундирах, как они год за годом росли и мужали, ее, оставшиеся без матери мальчики.
В ее мозгу жила фантазия, которую она переживала снова и снова. Они окажутся здесь. В этом доме. Она станет поднимать с пола их одежду, вмешиваться в ссоры, запрещать пить молоко прямо из пакета. Никаких дворецких. Никаких горничных. Никаких пансионов. Никакого Балморала на каникулах, разлучающего мать с детьми. Они будут приходить поздно, делать набеги на холодильник, обнимать ее и подхватывать на руки. Она закатит глаза и скажет: «Когда поедите, включите посудомойку. Я иду спать».
Конечно, это всего лишь фантазия.
Раньше она почему-то думала, что сможет каким-то образом воплотить ее в жизнь. Теперь она понимала, что этому не бывать. Но притворялась, будто этого не знает. Так легче…
Лидия вышла из спальни, спустилась на кухню и уставилась в выключенный компьютер. Она найдет в нем все, что пожелает. И не сможет остановиться. Сделка, которую она заключила с собой, предусматривала, что она будет читать материалы, когда они попадутся под руку: как дальняя родня, получающая весточки дважды в год. Следить за ними по Интернету вредно для нее, и ничего хорошего им не даст. Может быть, соблюдать это правило было глупо и так же бессмысленно, как коричневые линзы, которые она носила гораздо дольше, чем это было необходимо.
Когда у нее возникали подобные чувства, наступало время пойти и поплавать.
Лидия посмотрела на часы. Пять вечера. Полчаса до закрытия аптеки. Она как раз успеет пойти купить охапку журналов. Там наверняка найдется пара снимков.
Лидия взяла ключи от машины, и Руфус, услышав звяканье, побежал к входной двери.
– Умница, – похвалила она.
Ей вдруг стало тоскливо. Словно влажная ладонь прижалась к ее носу и рту. Пришлось сесть на табурет. Как она могла оставить их? Она не человек. Мразь…
Судный день. Снова.
Руфус порысил назад и укоризненно уставился на нее, словно хотел сказать: «Это не смешно!»
Матери не оставляют своих детей. Она просто моральный урод. Патология души. Может, это наследственное? Разве мать не бросила ее? Она не смогла взять с собой детей. Ее вина. Но мать сбежала от нее и отца. Это факт.
– Прекрати, – сказала она себе, – прекрати!
– Руфус! – позвала она собаку. – Идем!Почему она купила эту машину? Слишком громоздкая. Она думала, что просторный багажник пригодится, чтобы возить еду в питомник, но большая часть необходимого доставлялась фирмами-продавцами. Еще один неудачный выбор. Ложное суждение. Если она не может правильно сделать такую мелочь, разве способна верно судить о важных событиях в своей жизни? Руфус улегся вокруг ручного тормоза и положил голову ей на колени.
Она зашагала по Альберт-стрит к аптеке, считая дарованные ей блага, хотя знала, что это не поможет. И раньше не помогало, даже когда весь мир у был у ее ног. Когда у нее было все.
Она пересмотрела книги на полках, пытаясь найти что-то новое. Большинство было просто мусором: триллеры, ужастики, хроники подлинных преступлений и пачки любовных романов. Она все равно что-нибудь купит!
Лидия выбрала покетбук с портретом молодой женщины с цветком за ухом. Золотой обрез, как она усвоила ранее, был дурным знаком. Но что поделать, это все равно что быть сластеной. Приятно поддаваться соблазну, хотя бы время от времени. Это поможет скоротать вечер. Не хуже, чем сидеть в обществе большой плитки шоколада!
Оказалось, что на полках есть новые журналы, и она купила двенадцать штук.
– Решили себя побаловать? – спросила кассир.
– Полагаю, что так, миссис Дивер, – кивнула Лидия.
Миссис Дивер носила очки в роговой оправе, трикотажную юбку и жакет и походила скорее на бывшую директрису школы, чем на магазинную служащую.
– Или такой сезон начался? Сюда приходят десятки девушек и покупают стопки журналов вместе с упаковкой «тампаксов».
– Просто хотела свернуться клубочком на диване и почитать, – пояснила Лидия.
– И правильно, дорогая. С вас семьдесят долларов двадцать пять центов. Уверены, что вам нужны все? Поверьте, в них одни и те же истории.
Лидия заплатила и вышла. По другой стороне улицы шагал Карсон. Если он увидит ее, остановится? И увидит ли он ее?
Сердце гулко колотилось. Какая жалость! Сейчас она сядет в машину и поедет домой.
Но не успела она оглянуться, как Руфус метнулся через дорогу.
Карсон поднял его и получил за это поцелуй в нос.
– У меня есть кое-что принадлежащее тебе, – сказал он, перейдя улицу.
– Спасибо, – вздохнула Лидия. – Он влюблен в тебя.
– Знаю. Просто думал, что и ты тоже.
– Может, так и есть, – пробормотала она.
– Кто-нибудь говорил, что у тебя самые поразительные в мире глаза?
Карсон поставил Руфуса у ее ног.
– Это один вопрос, на который я уже знаю ответ.
Он потер затылок. Лидии вдруг захотелось, чтобы он сделал то же самое и с ней.
– Думаю, я слишком близко к сердцу принял случившееся сегодня утром. Прости.
Сегодня утром она отвратительно вела себя с ним, а теперь он перед ней извиняется.
– Это я во всем виновата, – выдавила она. – Не успела я все это выговорить, как мне захотелось взять свои слова обратно.
– Мы могли бы обсудить это, если бы я не стал в позу, как Железный Джон [4] . Как много у тебя журналов! Я думал, ты их не любишь!
Лидия рассеянно взглянула на пачку, лежавшую на сгибе локтя.
– Я подумываю о новой прическе. Решила посмотреть, может, возникнут какие-то идеи.
Карсон осторожно погладил ее по волосам:
– Правда? Мне казалось, что эта тебе очень идет.
Он неожиданно притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо.
Проблема была не в том, что он задавал ей вопросы.
Проблема заключалась в том, что ей хотелось на них отвечать…Глава 9
...31 января 1998 года
Вот вам головоломка: мои дни сочтены. Я тороплю время: скорее бы. Но они тянутся как бесконечная резина. Мне снова хочется увидеть ее. Много раз я подумывал поехать туда, но считаю, что это неправильно. Я руководствуюсь своими нуждами и желаниями. Не ее.
Что мне следовало бы делать – так это начать работу. Но при мысли об этом мне становится так тоскливо… И что потеряет мир без моих назидательных разглагольствований на тему уловок и хитростей дипломатии? Помню, когда я впервые стал читать лекции, ближе к концу семинара какой-то аспирант поднял руку:
– В чем смысл истории, по-вашему? Я имею в виду, лично с вашей точки зрения. Мы учимся на ошибках прошлого, чтобы больше никогда их не повторять?
Я улыбнулся его наивности и, наверное, дал напыщенный ответ относительно необходимости говорить правду и о роли историка, как беспристрастного наблюдателя. Основная идея моей книги? Об этом, слава Богу, никто не догадался спросить.
Начиная дневник, я подумал, что это позволит собраться с мыслями и вернуться к работе над моим литературным шедевром. Но я пишу эти страницы, а потом размышляю снова и снова. До марта, кажется, осталась целая вечность. Но это кажется только мне. Я все время напоминаю себе, что она не сидит там, в Северной Каролине, с нетерпением дожидаясь моего приезда.
...1 февраля 1998 года
Мы оставались в мотеле десять часов или около того. Все устроено так, чтобы постояльцы и служащие в глаза друг друга не видели.
Мы заказали обед: цыпленка и салат. Столик с блюдами оставили в комнате.
Через десять часов мы снова уехали в темноту. Я почти ожидал патрулей и заграждений на дорогах. Опасался увидеть расклеенные на придорожных щитах объявления: «Принцесса Уэльская похищена!»
Но ничего такого, конечно, не произошло.
Тогда я включил радио. Мой португальский довольно сносен. Передавали последние новости.
– Они говорят обо мне, верно? – насторожилась она.
Я пообещал, что переключусь на другой канал, как только узнаю ситуацию. Она отвернулась к окну.
