Ледяная дева - Наталия Орбенина

— Надеюсь, милая Софья Алексеевна, вы хорошо провели праздничные дни в столице империи? — и, выслушав сбивчивый ответ, продолжил: — Вероятно, ваши впечатления не ограничились лицезрением архитектурных красот? Буду рад, коли вы пойдете по стопам своей подруги госпожи Толкушиной и счастливо устроите судьбу за пределами нашего скудного поселения.

Госпоже Вешняковой посчастливилось первой экзаменовать приятельницу. Она недолго слушала отчет о прогулках и красотах Петербурга и нетерпеливо перебила Софью:

— Прекрасно, милочка. Все просто прекрасно! Но только я не пойму, отчего вы умалчиваете о своих новых знакомых?

Что было отвечать бедной Софье? Разумеется, хозяйка дома ввела подругу в круг своих друзей и приятелей, Софья на правах гостьи следовала за хозяевами по всем балам и визитам. Лица мелькали перед ее взором, кто-то представлялся, целовал руку, потом следующий, все смешалось в один блестящий вихрь. И только на мгновение память вырвала одно лицо. Яркие пронзительные глаза, полные странной боли, затаенного страдания. Резко очерченный рот, опущенные уголки губ, высокий лоб с небольшой залысиной. Нервные пальцы. Голос отстраненный, мягкий, глубокий.

— Нелидов, литератор.

Она потом еще раз видела его у Толкушиных, но не посмела обратить на себя внимание. Он стоял спиной, к нему подошла высокая, очень худая женщина с черными волосами и что-то говорила громким, ломким голосом. А потом долго смеялась как-то неестественно, резко, неприятно.

— Кто эта дама? — поинтересовалась Софья у Ангелины Петровны.

— Это его жена — Соломея Берг. Примадонна театра, играет во всех его пьесах.

— Как интересно, — кивнула Соня. Хотя ей стало тут же совершенно неинтересно.

— Если хотите, дорогая, мы сходим с вами в театр именно на пьесу Нелидова. Он недавно, как я знаю, стал сотрудничать с театром. Хотя с режиссером Рандлевским они знакомы давно, кажется, даже с юности. Только Феликса Романовича в Петербурге долго не было, вроде бы он жил в Германии, вернулся на родину, поступил в «Белую ротонду» и женился на нашей приме.

— Вот как. — Соня все еще смотрела на Нелидова. Странно, почему он привлек ее внимание, она сама не понимала.

Одним словом, когда Соня вернулась в родной Энск, ей совершенно нечего было рассказывать приятельницам. Дамы выглядели разочарованными.

— Немудрено! Я не удивляюсь, что у Софьи ничего не вышло, — заявила Гликерия, когда они покинули дом Алтуховой и под ручку отправились восвояси. — Она совершенно, совершенно не понимает, как надо жить на свете! Думать о какой-то ерунде! Театр! Архитектура! Помогать подруге! Ах, мне бы такой шанс!

— Да, да, вы правы! — вторила ей Калерия Климовна. — Она поступила неосмотрительно. Неизвестно, пригласят ли ее еще и повторится ли подобное счастье! Уж я бы на ее месте действовала более решительно!

Дамы остановились и посмотрели друг на друга с нежными улыбками.

«Куда тебе, без тебя небось и так в столице вдовиц, пропахших нафталином, пруд пруди!» — подумала Гликерия и ласково взяла приятельницу под руку.

«Уж ты, милочка, лучше бы и не рассуждала про столичных женихов с таким вкусом-то! Как можно думать о столице в такой нелепой шляпке, точно гнездо на голове!»

И Калерия сдунула пушинку, случайно прилипшую к рукаву платья собеседницы.

Несмотря на мрачные прогнозы госпожи Вешняковой, счастье посетить дом Толкушиных в столице повторялось для Софьи снова и снова, но всякий раз с прежним результатом. Энское общество совершенно разочаровалось в девице Алтуховой и отнесло ее к совершенно бездарным и непутевым барышням, которые не умеют использовать шанс и ловить удачу. Мыслимое ли дело, десять лет подряд уезжать два раза в год в Петербург и не выйти там замуж?

Единственным человеком, которого радовала неудача Софьи, был Мелентий Мстиславович Горшечников. В первый отъезд девушки он закручинился и решил уж было теперь ухаживать точно за Гликерией Зенцовой. Но потом, когда Софья вернулась и ничего не изменилось, и так несколько лет подряд, он воспрял духом и решил, что уж если в столице не нашлось для переборчивой Софьи жениха, то его шансы, как ни странно, растут. Как-никак, годы идут, красоты и молодости не прибавляют. Покрутится, еще покрутится и поймет, оценит, что и в столицах не бог весть что. И в провинции порядочные женихи имеются. Вот он — в том числе. Все эти годы рядом, всегда галантен, всегда с улыбочкой, с подарочком, цветочком. Первый жених в гимназии и не последний в городе. Вот еще прибавка к жалованью будет, можно и квартиру побольше нанять, и кухарку с горничной. Он теперь живет хорошо, теперь можно и жену содержать. Словом, надо свататься.

В один прекрасный день, а день за окном и впрямь стоял чудесный, Горшечников вдруг решил, что его час настал. Он критически оглядел себя в зеркале, оправил сюртук и крякнул от удовольствия. Затем двинулся в дом Алтуховой. По дороге зашел в цветочную лавку.

— Левкои, как обычно, или розочки прикажете? — поинтересовался приказчик, который уже знал вкусы своего постоянного покупателя.

— Нет, братец, нынче мне надо особенный букет, такой, знаешь ли…

— Со значеньицем? — подсказал приказчик. — Извольте подождать, сударь, будет прекраснейший букет с самым что ни на есть важным значением! — и приказчик выразительно посмотрел на Мелентия. — Ленточками прикажете перевязать? Бантик приколоть?

Через полчаса молодой человек уже стучал в дом Алтуховой.

Глава 11

Яркие, блестящие глаза Феликса Нелидова недаром запали в душу юной девушки. Их особая выразительность редко кого оставляла равнодушным.

— У тебя на лице одни глаза, — часто говорила ему мать в детстве.

— У нашего Феликса глазищи, точно блюдца, — смеялись товарищи в училище правоведения, куда его определила мать.

Она хотела видеть своего сыночка преуспевающим адвокатом, но римское право и прочие юридические премудрости совершенно не трогали юношу. Его душа жаждала другого. Его манил мир таинственный, загадочный, мир слова, образов, мир грез. Он взахлеб читал, сам пробовал сочинять. Но, боясь насмешек, никому не показывал своих опусов. Единственным человеком, который сочувствовал увлечению юноши, был его друг Леонтий Рандлевский. Тот тоже оказался в училище исключительно по желанию семьи. Сам же Леонтий грезил театром и с успехом выступал в ученических спектаклях.

Мальчики частенько убегали от товарищей и в уединении предавались своим мечтам о том, как каждый из них прославится. Один станет великим литератором, другой потрясет театральные подмостки. Постепенно они стали совершенно неразлучны, что вызывало насмешки и разнотолки среди сверстников.