Зелёное пальто - Владимир Дэс

Как только их появляется чуть больше, чем тебе надо для нормальной жизни, в этот же день они, деньги, превращаются в огромный нарыв на твоем теле и постоянно беспокоят тебя, требуя ежедневного внимания, заботы и ухода.

Затем появляется страх: «А не случилось бы что с ними! А не украл бы кто их, а не исчезли бы они!».

Заводишь сейфы, банковские ячейки, оффшорные счета. Нанимаешь опытных бухгалтеров, менеджеров.

Наконец эти деньги становятся неотъемлемой частью твоей души и тела.

И когда кто-то из родных или близких друзей просто попросит у тебя взаймы, ты расцениваешь это как покушение на твою жизнь. И если раньше люди вокруг тебя были добрыми и приветливыми, то теперь они тебе кажутся звериной стаей, которая только и думает, как бы «откусить», украсть у тебя твои деньги.

Если честно, то это состояние всегда меня тяготило.

Поэтому, зарабатывая, я всегда пытался как можно быстрее избавиться от этих лишних денег.

Повторяя при этом: «Как пришли, так и ушли».

С этими успокаивающими мыслями я и проснулся поутру в нашем родном бараке.

Проснулся, осмотрелся.

Обкомовское кресло, расположившись посреди комнатушки, сильно уменьшало и без того мизерные метры нашего жилого пространства.

Я разбудил семью и предложил вынести кресло из нашей комнатушки. Но первые попытки закончились ничем.

В дверь оно не входило. В окно не пролезало.

Как его вообще сюда занесли – осталось загадкой.

Папа, недолго думая, предложил разрубить и вынести его частями. И тут же пошел за топором.

Я удивились его прыти.

Мама успокоила, сказав, что никакого топора он не принесет, просто убежал втихаря похмелиться у соседа.

Но папа вернулся и похмелившийся, и с топором.

Я забрал у него топор и, вспомнив армейскую молодость, попытался одним ударом разнести кресло в щепки. Но после моего сильнейшего удара топор отскочил, отломив от спинки только одну маленькую щепку. На лезвии же топора обозначилась внушительная зарубина, словно удар прошелся по металлу.

Я удивился и стал тщательно осматривать кресло.

Нет, кресло, конечно, было деревянное.

Но вот внутри его оказался металл.

После долгой, кропотливой работы обухом топора кресло все же развалилось.

Деревянная часть его была мной превращена в щепки. А под щепками оказалось два десятка металлических брусков толщиной с детскую руку и длиной в четверть метра.

Что это такое, никто не знал.

И для чего – тоже.

Папа предположил:

– Для солидности – чем кресло тяжелее, тем начальник солиднее.

Младшая сестра выдвинула свою версию, что это обкомовское кресло было чем-то вроде бронекресла. Защита от террористов.

Можно было еще придумывать версии, но факт оставался фактом.

На полу среди щепок лежали металлические бруски.

Солидные и тяжелые.

Одной формы. Но разного цвета.

Желтого и серебристого.

Пригласили безработного инженера-технолога из соседнего барака взглянуть на эти бруски. Тот быстро определил, что это золото и серебро. Общий вес оценил килограмм в пятьдесят.

Едва услышав это, я быстро напоил технолога до беспамятного состояния. И, оставив, маму с папой держать его в этом состоянии как можно дольше, с сестренками, прихватив по одному бруску разного цвета, побежал к скупщику, чтобы проверить, заключение спеца.

Пока шли, я начал догадываться, откуда в этом кресле взялись драгметаллы.

В дремучих лесах Нижнеокской области на секретных заводах, при лагерях за колючей проволокой, в советские времена было налажено производство атомных и водородных бомб. Электронная начинка которых состояла из драгоценных металлов. И там же, на этих же заводах, только в других цехах, выполняя указание партии, делали товары народного потребления.

То есть бомбы для простого американского народа, а стулья, кресла и столы – для простого советского народа.

Вот эти кресла, т. е. товары народного потребления, надо думать, и были тайным каналом хищения драгметаллов несознательными гражданами эпохи социализма.

Но тут грянула перестройка.

Разоружение.

Заводы в лесах закрыли.

Лагеря ликвидировали.

Все разбежались: и те, кто воровал драгметаллы, и те, кто их переправлял, и те, кто их покупал.

Наступил хаос.

И, очевидно, в этот период всеобщего хаоса кресло с начинкой из похищенных драгметаллов попало не по адресу.

Я припомнил, что, когда покупал кресло у старшины, интересовался, почему оно такое тяжелое. Не хотел брать. А он мне:

– Бери-бери, на нем сидел сам первый секретарь обкома партии, оттого оно и тяжелое. А у секретаря зад был ой-ой… могучий.

Насчет зада это сущая правда. Я вспомнил, как сам возил партийцам упаковками икру, балыки и мясо. Для такой продукции зады требовались огромные.

Но что было, то было.

Миновав два оврага и одну свалку, мы со своим богатством добрались до скупщика, жившего в одинокой, покосившейся избушке на самом краю города.

Он, как, увидел, что мы ему принесли, аж затрясся от жадности. И тут же бруски купил.

Денег дал столько, что они едва поместились в мешок из-под картошки, который он нам подсунул в качестве бонуса.

Уходя, я случайно увидел в зеркало, каким алчным взглядом скупщик провожает свои деньги. И понял, что надо делать ноги с «уютной» Родины, пока скупщик не стуканул бандитам.

Отвалив сестрам полмешка денег, посоветовал быстро раствориться в необъятных просторах нашей великой страны.

За маму и папу я не беспокоился. Их знали как голь перекатную, с которой взять было нечего.

А сам, забрав из дома остальные бруски, рванул через Москву в офшорную зону на Кипр.

Но в наших бараках, как во всякой русской провинции, вести расходятся быстрее ветра. И не успел я с кладом сесть в самолет, как папу с мамой посетили бандиты.

Слава богу, сестры успели смыться.

Мама молчала, только презрительно переводила взгляд с одного местного бандита на другого. Папа и без расспросов сразу заявил:

– Зачем вам искать золото и серебро, увезенное сыном.

Я сейчас вам наделаю из табуреток любые драгметаллы в любых количествах. Я же алхимик.

Бандиты, поверив, стащили ему стулья и табуретки из всех барачных нор.

Папа потребовал топор, а когда, изрубив с десяток стульев, понял, что он не алхимик, а простой русский пьяница и кроме похмельного бреда сотворить ничего не может, то стал этим же топором гонять бандитов по коридору, заваленному стульями и табуретами. Да так яростно, что надолго отбил у этих доморощенных «мафиози» желание искать золотые клады.

Мама же под шумок, чтобы ее опять долго искали, подалась в Сайгон, то есть вернулась в свой любимый Индокитай. Благо Принц, мой «молочный брат» по моей первой и единственной жене, уже стал императором на своем полуострове.

Кстати, в его личной биографии есть глава о том, как он спас русского мальчика и его маму от верной смерти в лютой, морозной России, подарив им свое личное зеленое пальто с бриллиантовым орденом.

Так что мама тоже оказалась в безопасности.

Папа же теперь спал с топором, в своей любимой городской теплоцентрали. И к нему никто не смел сунуться. Боясь трогать убогого. Убогих у нас на Руси боятся.

Я со своим грузом благополучно приземлился в кипрском аэропорту Ларнаки. Поселился в тихой гостинице, где и познакомился с замечательным человеком, настоящим донским казаком, губернатором Краснорайского края.

Оказывается, он знал маэстро и любил его музыку, а здесь отдыхал после длительной борьбы за власть с краевым прокурором.

Мы подружились.

Попили кипрского вина, пообщались с его чернобровыми помощницами, и я, проникшись к нему доверием, показал ему свой груз.

Он ничуть не удивился и рассказал мне, как в молодости, работая монтажником на одном оборонном заводе у себя в Краснорайске, играл в домино с мужиками. Там, любители забить «козла» [34] , присобачили к крышке стола для прочности металлический лист. Который оказался – чистой платиной. В советские времена драгметаллы на оборонных заводах валялись по всем углам.

Понятно, что он сразу поверил в мою историю с кладом в кресле и принял самое живое участие по превращению драгметаллов в деньги.

Когда мы вышли из банка с четырьмя чемоданами долларов, он предложил спрятать деньги у его землячки здесь, на Кипре. Она жила на территории госпиталя английской военно-морской базы. «У англичан надежней», – заверил он меня.

Так я и сделал.

Эта знакомая землячка с детства мечтала для своего будущего ребенка получить английское гражданство.

Для этого вначале она вышла замуж за еврея. Потом забеременела. Забеременев, перебралась в Израиль. Уже на сносях паромом подалась на Кипр, а когда начались схватки, улеглась на асфальт у ворот английской военной базы. Сердобольные английские джентльмены перенесли ее в свой госпиталь, где она и родила. Младенец получил британское гражданство, поскольку родился в английском госпитале. А она осталась на этой базе мамой при новом гражданине великой Британии.