Сила меча - Дмитрий Тедеев

Мама засмеялась, взяла на руки кошку, стала её гладить. Мама просто не умела долго на меня сердиться. Она знала, что я не соврал ей про Меч, мама очень хорошо чувствовала моё враньё. Поэтому напрямую обманывать её я уже давно даже и не пытался. Когда надо было скрыть от неё что-то, что могло её расстроить или напугать, я всё равно говорил ей правду. Почти всю. Умалчивая лишь самую малость. Но – самую важную малость.

В этот раз я умолчал лишь о том, что Лунный Меч показался мне очень уж настоящим.

Шокотерапия

Не могу сказать, что сатори, возвращение Камня, прикосновение к Лунному Мечу тут же заметно изменили меня и мою дальнейшую жизнь. Я жил вроде бы как прежде, как будто ничего не случилось. И Олег ни разу потом не заговаривал о Мече. И вскоре я стал склоняться к мысли, что всё-таки Лунный Меч мне всего лишь пригрезился. А поразмыслив ещё, решил, что на самом деле тогда в Крыму Лунный хрусталь мне вложил в руку Олег. Подошёл к постели, увидел, что мне снится кошмар, и, чтобы успокоить, вложил в руку. И никак не стал разубеждать, когда понял, что для меня появление этого Камня – ожившая сказка. А потом, когда ему показалось, что мне нужна ещё одна “ожившая сказка”, придумал сказку про Меч и подарил её мне. Я, наверное, слишком впечатлителен, а к тому, что рассказывает Олег, вообще очень уж трепетно всегда относился. Вот и “поймал глюк”, наслушавшись его сказок…

От таких размышлений становилась грустно, но это была светлая грусть. Вперемешку с тихой радостью, радостью, что у меня есть Олег. Умеющий оживлять сказки и с царской щедростью дарить их друзьям. И что я – тоже его друг.

А иногда мне казалось, что появление Камня и Меч – всё-таки не совсем сказки. Или даже совсем не сказки…

Так или иначе, но след в душе Камень и Меч оставили неизгладимый. Особенно – Меч. Я не мог забыть, как моя ладонь сжимала огненную рукоять Меча. Пусть даже выдуманного, но ведь всё равно – сжимала! По-настоящему сжимала! Олег был прав, частица Меча осталась со мной навсегда. А человек с Мечом ведёт себя всё-таки немного иначе, чем человек без Меча. Даже если этот Меч, хранящийся в душе, невидим для других.

По крайней мере швырнуть Бурого в унитаз – раньше такого бы я не позволил себе даже “при отключенном сознании”…

После моей драки с Бурым школа гудела весь день как потревоженный улей. Подобные события случались у нас далеко не каждый год.

Сенсацией было не то, что тихий незаметный пацан сумел ткнуть Бурого головой в унитаз. Здесь-то как раз ничего удивительного не было. Бурый вовсе не отличался ни силой, ни умением драться, очень многие сумели бы сделать это не хуже меня. Невероятным было то, что я отважился на это, поднял руку на “шестёрку” самого Тайсона. И не просто избил его, с этим Тайсон ещё мог бы смириться. Но я на свою беду умудрился очень крепко унизить Бурого, “опустил” его. То есть сделал то, о чём втайне мечтала чуть ли не половина школы, но никому и в голову не приходило на самом деле отважиться на такое безумие.

На переменах на меня приходили смотреть из других классов, в один миг я сделался школьной знаменитостью. Нельзя сказать, что я был в восторге от обрушившегося на меня внимания. Внутри всё холодело от тяжёлого предчувствия.

Ребята подходили, похлопывали по плечу, говорили что-то вроде “Ну ты, блин, даёшь, Макс!”. Один “мелкий” парнишка неожиданно назвал меня “Дебилом”. Не желая обидеть, просто он пару раз приходил в наш клуб, когда там ещё был мой ненавистный тёзка, и запомнил меня именно под кличкой “Дебил”. В школе об этой моей позорной кличке никто почти не знал, и выходка пацана была воспринята как намеренная “провокация”.

Тут же услужливые руки подхватили несчастного мальчишку, его подтащили ко мне вплотную. Видно, недоумки рассчитывали на новое бесплатное зрелище, решив, что раз уж у меня настолько “съехала крыша”, что я “опустил” Бурого, то уж этого пацана, за которым не стоит никто наподобие Тайсона, я сейчас вообще размажу по стенам.

Мальчишка побелел и, заикаясь, стал извиняться. Ох, как мне не понравилось всё это, как напомнило тот случай в Крыму, распахнутые от ужаса глаза Ромки, то, как покорно он опускался на колени… Я молча растолкал уродов, набивающихся ко мне в “шестёрки”, а пацану не очень ласково сказал, что нечего извиняться, я и есть самый настоящий дебил, раз позволял когда-то себя так называть.

Слова мои тут же были подхвачены и стали передаваться “из уст в уста”. Сегодня что бы я ни сказал, даже последнюю глупость, какой бы дикий поступок ни отмочил, всё было бы воспринято школьной толпой с восторгом, ореол мученического героизма буквально витал у меня над головой.

Я вовсе не чувствовал себя героем. Чувствовал действительно дебилом. Который сам себе подписал чуть ли не смертный приговор. И уже ничего не исправить, теперь ведь не докажешь, что вовсе не собирался унижать Бурого, даже драться с ним не собирался. Да и не стану я ничего доказывать Тайсону! Я точно знал, что не стану. Просто не смогу. Не только из-за Меча. Случай в Крыму тоже оставил в моей душе неизгладимый след, и Камень, живое напоминание об этом случае, вновь был со мной, лежал в нагрудном кармане. Теперь любые проявления добровольного унижения, бессильной покорности вызывали у меня такое болезненное отвращение, что было оно сильнее любого страха.

А страх был всё-таки очень силён, от него не спасали даже прикосновения к Камню, успокаивающе звенящего хрустальным светом Луны. Страх глодал и глодал мою душу и к окончанию уроков настолько измотал меня, что я уже торопил про себя время, мне нестерпимо хотелось, чтобы неизбежная “разборка” с Тайсоном произошла поскорее. Чем бы она для меня ни закончилась, лишь бы поскорее.

Ничем хорошим эта “разборка” закончиться для меня не могла. Но ожидание её было настолько невыносимым, что я почувствовал страшное разочарование, когда Тайсон так в этот день в школе и не появился

Сашка смотрел на меня страдающими глазами и не знал, чем меня утешить. Так что утешать его пришлось мне самому. Я весь день старательно делал вид, что мне всё нипочём. В основном из-за Сашки делал. И ещё, конечно, из-за Любы. Остальным было в общем-то плевать на меня. Народ был сильно возбуждён, но переживал не из-за моей, как все были уверены, незавидной судьбы. Расправы со мной ждали как редкого бесплатного зрелища, события, о котором потом можно будет долго судачить. За моей спиной кипели горячие споры о том, как именно он меня уложит, надолго ли я окажусь в больнице, осмелюсь ли я сопротивляться избиению и тому подобное. Люба вроде бы переживала, но я вовсе не был уверен, что именно из-за меня. Вдруг она тоже просто сгорала от любопытства и нетерпения узнать, чем всё это закончится?

Сашка – тот точно переживал именно из-за меня. Причём едва ли не больше, чем я сам. Когда уроки закончились, а “железный Майк” так и не появился, Сашка слегка ожил.

– Макс, давай Олегу скажем! Ну хочешь, я сам скажу? Он что-нибудь придумает! Обязательно заступится!

Я едва не поддался подленькому желанию согласиться с Сашкой, подставить вместо себя Олега, переложить собственную проблему на него. Даже и соглашаться вслух не надо было, просто промолчать – и всё. И понятливый Сашка помчится к Олегу. И тот поможет, не сможет он не помочь. Я совершенно не представлял себе, как Олег это сделает, но что сделает обязательно, не сомневался. Всего-то – промолчать, и больше мне ничего угрожать не будет.

Но в памяти вспыхнул вдруг серебряным светом Меч, и я скрутил себя, сжал в кулак остатки самолюбия. Хотя, какое уж там самолюбие… Просто я знал, что ввязать Олега в разборки с мелкой школьной шпаной означало бы подставить его. По крупному.

Нельзя Олегу, никак нельзя оказываться в поле зрения ментов! Даже случайно. Увидев, как он грамотно путал за собой следы в Крыму, я сразу понял, что за Олегом наверняка тянется ещё не один такой след. Очень уж ловко и привычно заметал он тогда следы за собой. К тому же таких моральных уродов, как тот бандит, много по свету ходит, это Олег сам говорил. А Олег при всей своей доброте был к таким гадам совершенно беспощаден. Может, и не было за ним других трупов, но что-то, за что запросто можно угодить в тюрьму, было наверняка. Наверняка менты его ищут. Деже если Олег прав, и ищут его без особого рвения, но ведь всё равно – ИЩУТ! Потому я тогда и всучил ему Камень (наверное, его же Камень!), верил, что он отведёт беду. Но теперь Камень опять у меня. И если Олег хоть как-то “засветится” перед ментами… Нет, этого допустить нельзя!

И я, застонав внутренне из-за того, что сам сжигаю за собой мосты, сказал небрежным тоном:

– Да ты что, Санёк? Я что, похож на младенца, за которого надо заступаться? Завтра “сделаю” этого Тайсона – как Бог черепаху. Как Бурого – тоже в говне будет валяться.

Сашка с изумлением вытаращился на меня. Он не поверил своим ушам. Не потому, что “интеллигентный мальчик” вдруг заговорил чуть ли не “на фене”. Когда рядом не было взрослых, даже такие, как я “интеллигенты” не очень-то стеснялись выражаться и куда более “энергично”. Просто Сашка знал меня с детского сада, и не было при нём ни разу такого, чтобы я собирался кого-нибудь “сделать” в драке. Это ещё в лицо я мог сказать кому-нибудь (да и то – совершенно неубедительно), что, дескать, сейчас по морде получишь. Но чтобы я стал бахвалился, что кого-то заставлю “валяться в говне”, такого мой друг, наверное, и вообразить не мог. Он растерянно поморгал, явно не очень-то поверил моему “ухарскому” тону, но промолчал. А я с тяжёлым сердцем поплёлся домой.