Инструктор спецназа ГРУ - Андрей Воронин

— Я-то помню, мне просто было интересно, не забыл ли ты.

— Не забыл. В общем, стал я проверять владельцев зарегистрированного личного оружия…

— Ворованный „мерседес“ без номеров и незарегистрированный пистолет, вдруг мечтательно произнес Илларион Забродов, закатывая глаза к потолку. — Лично я так бы и поступил. Машину потом бросил бы за углом, а пистолет зашвырнул в какую-нибудь канаву. Только так и не иначе.

— Может, конечно, и так. Только это рассуждения киллера, бандита, у которого ни кола, ни двора и который привык сам обеспечивать свою безопасность. Тебя же, судя по твоим словам, посетил какой-то туз, бугор на ровном месте. Что он стал бы говорить, попадись в ворованной машине вместе со своими мордоворотами?

— Я бы сказал, что эти негодяи взяли меня в заложники, и, пока менты клали бы их на асфальт, дал тягу. И вообще, я бы не попался.

— Ты опять за свое? И когда за ум возьмешься… Так вот, я составил два списка: список владельцев — шестисотых „мерседесов“ и список владельцев зарегистрированных в законном порядке пистолетов системы Кольта. „Кольт“, заметь, это не ТТ и не „вальтер“, его на Рижском рынке не купишь. А потом я эти два списочка сопоставил и получил всего-навсего четыре фамилии.

— О, — с уважением сказал Илларион.

— Вот тебе и „о“, — передразнил Мещеряков. — Ты думаешь, я зря тебе говорил про пустые хлопоты, ночевку в казенном доме и путешествие вперед ногами? Ты бы видел эти фамилии!

— Так покажи. Что ты меня путаешь, как барышню? Все равно я к тебе прижиматься не стану — ты совершенно не в моем вкусе.

— Не зарекайся, дружок. Вполне возможно, что станешь. Фамилии я тебе называть не буду. У меня, ты знаешь, и вправду хороший компьютер. Я тут распечатал их фотографии…

— И до сих пор молчишь! Инквизитор.

— Вот посмотри, — сказал Мещеряков, раскладывая на скатерти четыре нечетких отпечатка, — может быть, узнаешь знакомое лицо.

Иллариону не потребовалось и трех секунд, чтобы опознать на одной из фотографий своего вчерашнего гостя.

— Вот он, — сказал Забродов, ногтем подталкивая снимок в сторону Мещерякова.

— Черт бы тебя побрал, Забродов, — с тихой тоской промолвил тот. — Так я и знал. Надо же так вляпаться!

Он сгреб фотографии в кучу и запихал в карман пиджака, не заботясь о том, что они могут помяться. Тут же, словно дождавшись условного сигнала, как из-под земли вырос официант и брякнул на стол две рюмки с коньяком. На лице его, предупреждая возможные упреки, застыло недовольное выражение.

Когда официант ушел, Илларион Забродов прикурил еще одну сигарету, пригубил коньяк и внимательно посмотрел на Мещерякова сквозь табачный дым.

— Ну, — сказал он.

— Хрен гну, — откликнулся полковник. — Ты знаешь, кто это? Ты хоть представляешь, во что ты влип?

— Знал бы — не спрашивал, — тихо сказал Забродов. — Не тяни, Андрей.

— Торопишься? — спросил Мещеряков и со свистом втянул в себя воздух сквозь плотно сжатые оскаленные зубы. — Так вот, гость твой вчерашний, из которого ты обещался, как я понял, вытрясти деръмо, — некто Северцев Дмитрий Антонович. Полковник Северцев. Референт и правая рука генерала армии Драчева, бывшего министра обороны. По некоторым непроверенным пока данным, у него свои люди и в армии, и в ФСБ, и в милиции…

— И в ГРУ, — подхватил Илларион. — Откуда, интересно, поступили такие разнообразные сведения?

— По линии ОСС, — ответил Мещеряков. — Одна-сволочь-сказала. Я ведь тоже не даром свой хлеб ем. А этого стукача, который у нас завелся, я, будь спокоен, вычислю!

Он в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же притих, заметив, что на него стали оборачиваться.

— Я ему пару ловушек уже расставил, — понизив голос, признался он, — и наживку положил — объеденье.

— Смотри, как бы в твои ловушки половина управления не попала, предостерег Илларион. — Не будешь потом знать, что с добычей делать.

— Что правда, то правда, — вздохнул Мещеряков. — Тяжело без тебя, Илларион» — признался вдруг он. — На полигоне бардак, и вообще… Может, вернешься? Тем более, будешь под моим присмотром, да и ребята, в случае чего, в обиду не дадут.

— Ты что же, друг Андрюша, «крышу» мне предлагаешь? Нет уж, спасибо. Да и протекает твоя «крыша».

Глядя на загрустившего Мещерякова, Илларион вдруг дурашливо подмигнул и, имитируя голос деревенской дурочки, тоненько пропищал:

— Нэ журыться, дядьку, нэ журыться, любы. Пидэмо до хмызу — поцилую в губы.

— Сам сочинил? — вяло поинтересовался Мещеряков.

— Так точно.

— Оно и чувствуется. Только вот «в губы» — это как-то сомнительно получилось. И потом, с каких это пор ты у нас хохлом заделался?

— А я, как ты знаешь, воин-интернационалист.

— Да, — медленно произнес Мещеряков. — А помнишь Кабул?

— Помню, — ответил Илларион, решив про себя, что полковник, должно быть, перед встречей все-таки основательно проинспектировал нелегальное содержимое своего сейфа.

Но тот вдруг сел очень прямо и, низко наклонившись над столиком, тихо и раздельно сказал:

— Так вот, капитан, это тебе не Кабул. Сглотнут и косточек не выплюнут, понял?

— Понял, — сказал Илларион, но Мещеряков уже одним движением, как лекарство, выплеснул в рот коньяк и, бросив на скатерть мятую бумажку, поднялся из-за стола.

— Будет нужда — звони, — сказал он. — Чем смогу, помогу.

— Подожди, Андрей, — окликнул его Забродов. — А как твое расследование?

— Пока ничего нового. Извини, брат, спешу. Потом как-нибудь обсудим. Я твою помощь ценю.

— Я твою тоже. Спасибо тебе, полковник.

— Не за что, капитан. Смотри в оба.

Мещеряков вышел, а Илларион Забродов еще долго сидел за угловым столиком, задумчиво глядя, как за темными стеклами падает на Москву кажущийся серебряным в свете фонарей дождь.

Илларион Забродов уже вернулся со своей ежедневной пробежки, неизменно сопровождавшейся физическими упражнениями и боем с тенью у расположенного в ближнем скверике фонтана, принял душ и только-только сел за стол с намерением плотно позавтракать, как в замке входной двери провернулся ключ.

Забродова словно ветром сдуло с кухонного табурета и, только прижавшись спиной к выступу стены, отделявшей прихожую от кухни, он сообразил, что сегодня пятница и это, скорее всего, пришла пожилая женщина из соседнего подъезда, которая раз в неделю за небольшую плату наводила порядок в его логове.

Его догадка подтвердилась немедленно.

Как всегда, когда не была уверена, дома ли хозяин, Вера Гавриловна постучала в открытую дверь и с порога спросила:

— Есть кто дома, или нет никого? Принимайте гостей!

Забродов расслабился, только сейчас заметив, что инстинктивно принял боевую стойку. Хорош бы он был, заломав пришедшую помочь с уборкой старуху прямо на пороге собственной кухни! Вера Гавриловна — женщина хорошая, но весьма и весьма разговорчивая и в подругах числит целый квартал — это не считая просто хороших знакомых, которых у нее чуть ли не пол-Москвы. Словечко обронит, и уже пошла гулять по городу страшная легенда о сексуальном маньяке с Малой Грузинской. Потом хоть из дома не выходи, честное слово.

— Я здесь, Вера Гавриловна, — откликнулся он, выходя из кухни. — Как раз завтракать сажусь. Не составите компанию одинокому мужчине с обилием вредных привычек?

— Спасибо, я только что из-за стола. Вы пока завтракайте, а я в комнате приберусь.

— Напугали вы меня, Вера Гавриловна.

— Ну да? — не поверила та. — Это как же меня угораздило?

— Забыл, что сегодня пятница, думал — воры лезут.

— Ишь ты, — поразилась старуха. — Ну, вам ли воров бояться! Слыхали мы, как вы с ворами управляетесь, соседка ваша рассказывала. А ведь это Катькин пацан накаркал, глаза его бесстыжие!

— Что накаркал, Вера Гавриловна?

— Да вот, что вы меня за вора-то приняли. Ведь что вышло-то, — говорила она, успевая в то же время ловко передвигать мебель, беспощадно искореняя малейший намек на пыль. — Приехала ко мне вчера племянница. Она в Черемушках живет, сынишка у ней, а мужа нету. У вас, у молодых, нынче мода такая — без мужиков рожать, от одной сырости.

— Я не рожал, — серьезно сказал Илларион, — честное слово, ни разу.

— Ну и зря, — без всякой логики сказала вдруг Вера Гавриловна. — Такой мужик пропадает! Эх, будь я помоложе!

— Вы и сейчас очень даже ничего, — сказал Илларион. — Так бы и откусил кусочек.

— Вы вон лучше яичницу свою кусайте, — посоветовала старуха, — а то совсем простынет. Стара я уже с молодыми забавляться — не ровен час, рассыплюсь. Да я и в молодости не больно-то любила, чтобы кусались — очень я щекотки боюсь.

Она постояла немного, видимо, что-то такое припомнив, спохватилась, махнула в сторону Иллариона тряпкой и продолжала прерванный рассказ.