Танец Древнего. Как Вселенная решает личные и мировые проблемы - Арнольд Минделл

Сегодня, пятьдесят два года спустя, кажется, что в те дни все со мной просто «случалось». Например, однажды в Цюрихе я сидел в кафе «Кунстхаус» рядом с музеем искусств в центре города. Я был обручен с моей первой подругой, но мы придерживались широких взглядов, согласно которым ты все еще можешь «немножко смотреть налево», и я полностью использовал эту свободу. Я начал смотреть на людей, проходивших мимо моего столика, и к моему великому удивлению элегантный «пожилой» (ему было 47 или 48 лет) европейский джентльмен с седыми волосами, сидевший рядом со мной и выглядевший очень умудренным, делал то же самое, что и я. Он смотрел на проходящих мимо женщин! Так что я начал наблюдать за дамами вместе с ним. Я сказал: «Эта не подходит», и тогда он присоединился ко мне и сказал: «Не подошла бы для вас», а я добавил: «И для вас то же!» Мимо проходили всякие люди, и мы болтали о них так, как мы до сих пор делаем с Эми, сидя за уличными столиками «Старбакс».

Он спросил: «Кто вы?» И я сказал: «Ну я здесь, в Цюрихе, учусь. Я изучаю физику в ETH и интересуюсь психологией Юнга. Я только что начал проходить анализ кое с кем в городе». «Ах так! Анализ!» – воскликнул он. Я спросил: «Вы слышали о психологии Юнга?» Он сказал: «Да! Я – президент Института Юнга… и я племянник Юнга. Меня зовут Франц Риклин-младший». Короче говоря, он сказал: «Давайте также встретимся в кафе днем в следующую субботу». И так мы время от времени встречались в течение следующих лет, пока он не умер в 1970 году.

От этого великого человека я узнал кое-что очень важное о процессе и синхроничности. У всех моих учителей, но особенно у него, я учился следовать неизвестному. Это обучение иллюстрирует одна история. Как-то он сказал мне: «Знаете, Юнг был моим большим другом, не просто моим дядей. И однажды я готовился к экзаменам по медицине и испытывал затруднения – я не слишком любил экзамены. И рассказал об этом К.Г., а он сказал: ”Заниматься, читать книгу, чтобы сдавать экзамены по медицине? Это для тебя бесполезно! Если ты не можешь это делать, положи книгу под подушку и ложись спать”».

«И что произошло?» – спросил я. Он ответил: «У меня степень по медицине, и теперь я психиатр!»

Эта история засела у меня в голове. Класть книгу под подушку? Позволять миру общепринятой реальности становиться отчасти организуемым твоими сновидениями. Я просто абсолютно преклонялся перед этим человеком. У фон Франц я учился анализировать сновидения, а с Риклином я учился сновидеть. Он моделировал процесс! Всякий раз, когда я говорил, что хочу рассказать ему мой сон, он говорил, взявшись за голову, с закрытыми глазами: «Вот у меня был сон…» И дальше рассказывал мне подробности своей личной жизни. Он рассказывал мне о своих ночных переживаниях во время моей терапии! И что удивитеьно, я уходил, чувствуя себя полностью просветленным. Чем? Я не мог бы это вам рассказать… но кажется, будто я учился тому, что я могу уходить глубоко в себя, подобно шаману, всякий раз, когда мне это нужно. Следуйте моменту, следуйте пространственно-временному сновидению. Это работает!

Вникать в другого

Для меня юнгианская психология означала следование моменту. Это был почти духовный опыт. Например, однажды, сидя в приемной Риклина в ожидании назначенной встречи, я услышал громкий стук, доносившийся из его кабинета. Спустя 10 минут или около того я увидел выбегающую оттуда взволнованную женщину. Во время моего сеанса я спросил, что случилось. «Я, право, не знаю», – сказал он, как обычно. – Может, вы мне это объясните?»

Риклин рассказал мне, что женщину привезла к нему бригада психиатрической скорой помощи с улицы, потому что она находилась в состоянии ступора, наподобие кататонии, и не могла ни говорить, ни двигаться. Поэтому, так как она не могла говорить, он не стал разговаривать и вместо этого ушел глубоко внутрь себя, пока не «увидел» образ ее мужа. Он сказал ей: «Ваш муж умер и говорит вам до свидания». Стук в окно, который я слышал в приемной, был не ее, это ее «умерший» муж, вероятно, стучал в окно кабинета, прощаясь. Когда он рассказал ей, что это было, она вышла из своего кататонического ступора и в волнении выбежала из его кабинета.

Можно ли учить такого рода шаманской процессуальной вещи, такой визуализации? В то время мои юнгианские учителя говорили: «Не ходи на занятия – следуй неизвестному, непредсказуемому!» Я чувствовал себя свободно и начинал работать со сновидениями, телесными переживаниями и прочим.

Следуйте пространственно-временному сновидению, пространству между вами и всем сущим. Это сущность того, что нас соединяет; это синхроничность в том смысле, что то, что вы называете Собой, или Внутренним, это в той же степени Вселенная и внешнее.

Процессуальная работа – дочь К.Г. Юнга и юнгианской психологии

Процессуальная работа могла бы быть сыном, но в то время все так много говорили о мужчинах (мужчины делают то, мужчины делают это), что я взбунтовался. Я назвал процессуальную работу дочерью. Возможно, я уловил первые ростки феминистского движения. Со временем культуры меняются.

С юнгианской психологией, с которой я имел дело в то время, мы встречались сидя на своих стульях в консультационных кабинетах. Но чтобы действительно следовать чьему-то процессу, вы должны иметь свободу двигаться и стоять, сидеть или лежать, сновидеть и быть реальным. Как вам известно, то, как мы сидим и разговариваем, когда мы садимся с кем-то и беседуем – очень политическая формулировка. Как вы сидите и где вы сидите и как вы используете помещение, в котором работаете, – это социальная формулировка. Она говорит мне, кто вы и как вы переживаете себя по отношению ко мне и остальному миру. Мне нравится следовать телесным сигналам и движениям из одного положения в пространстве в другое. Это делает идею бессознательного живым процессом.

Несколько лет назад Дон Менкен интервьюировал известного юнгианского аналитика Джун Сингер. Она сказала: «Арни говорит о живом бессознательном».

Дон Менкен: Дело было не просто в том, что вы об этом говорили; она видела, как вы работали в интенсивном курсе, и поэтому сказала: «Ух ты, Арни занимается тем, что работает с живым бессознательным». Ее это очень впечатлило.

Джун Сингер была радикальной последовательницей Юнга, делавшей новые вещи. Но позвольте мне придерживаться более консервативной юнгианской точки зрения, которая в то время слегка подозрительно относилась к процессуальной работе. Когда я в прошлом году разговаривал с интервьюером из «Ньюсвик», он сказал мне: «Что же, не все юнгианцы полностью убеждены в отношении того, что вы делаете». Я спросил: «Почему?» Интервьюер ответил: «Один из ваших юнгианских коллег говорит, что процесс может быть опасным. Сперва вы должны тратить массу времени, укрепляя чье-то эго и убеждаясь, что человек может следовать своим переживаниям. Поэтому вам нужно быть очень-очень осторожным с людьми».

Джун Сингер тоже спрашивала меня при нашей первой встрече: «Вы выбираете людей? Проводите ли вы отбор участников перед семинаром? Вы принимаете одних людей, но не других?» Понимаете, юнгианцы испытывали сомнения в отношении того, с кем им работать. Они не решались работать с очень необычными людьми. По существу, они говорили: «Что бы вы ни делали, не работайте с людьми в психотических состояниях, с процессами, которые я сегодня называю «экстремальными состояниями сознания».

Тем не менее консервативная позиция тех, кто меня критикует, важна. Если позиция моего критика в данный момент с кем-то работает, тогда тот подход – это тоже процессуальная работа. Если вы с кем-то робки или чего-то боитесь, то это определенно процессуальная работа. Процессуальная работа означает следование общему процессу, включая ваши сомнения, если они присутствуют.

Опасно ли следовать процессу? Вот над чем размышляют юнгианцы. Вообще я никогда не находил это опасным. Для терапевта, который удобнее чувствует себя на стуле, работа с движением может быть пугающей. Когда вы встаете со стула, вам нужны инструменты проприоцепции и движения, чтобы следовать процессу. Но если у вас нет этих умений, тогда я поддерживаю консервативную точку зрения, которая говорит – потратьте больше времени и некоторое время поговорите. На мой взгляд, это все процессуальная работа независимо от ее специфики.

Процесс или течение может означать остановку вещей, если это хорошо действует. Для меня следование процессу иногда означает остановку, иногда пение. Вот почему я не слишком часто использую слово «бессознательное», поскольку оно подразумевает, что какие-то вещи могут быть за пределами сознания. Я не знаю этого достоверно. Я предпочитаю слово «процесс». Оно нейтрально и всеобъемлюще; оно ничего не исключает, ничему не препятствует и ничего не запрещает. Мерцания сознания есть даже в таких глубоко измененных состояниях сознания, как кома.

Осознание этих глубоких уровней преобразило мою работу. Именно моя вера в осознание людей в коме дала начало моей работе с людьми, находящимися на пороге смерти. «Бессознательное» – хорошее слово, если оно работает применительно к людям. Но первоначально оно использовалось для проведения различия между психикой и материей. Вы должны помнить, что в 1960-х годах люди говорили о психике как о чем то нереальном, а о материи – как о реальной и не имеющей отношения к психике. Для меня использование понятия процесса было более объединяющим подходом. Процессуальной работе все равно, психика это или материя, она просто следует тому, что происходит.