Степень свободы - Антон Антонов

О том, что ее действия могли быть истолкованы, как лесбийский акт, Вика узнала только вечером, когда им принесли поесть, включили свет и объявили:

— Вы сегодня играли в недозволенные игры, или нам показалось? Сандра, ты прекрасно знаешь, что это запрещено. Рабыни предназначены для мужчин и могут заниматься любовью друг с другом только по приказу мужчин. В следующий раз будете наказаны обе.

Веронике хотелось закричать, что она не рабыня, что сейчас двадцатый век и совсем скоро будет двадцать первый, что Россия — свободная страна, и никто не имеет права держать ее в подвале на цепи, как собаку. Но она промолчала. Боль от ударов бича еще жгла ее кожу.

А на следующий день ее отвели в душ, потом опять связали руки и завязали глаза и повели наверх. Там ее кто-то трогал, поворачивал, рассматривал. Вика услышала пару замечаний о своей внешности, которые в другое время и в другой обстановке могли показаться лестными.

Потом кто-то сказал:

— Я хочу посмотреть, какие у нее глаза.

— Карие, — ответил другой голос.

— Я хочу посмотреть, — настаивал первый.

С глаз Вероники сняли повязку.

Тут она и увидела свою первую сокамерницу. У той глаза оставались завязанными, но Вика узнала ее и убедилась, что там, в камере, первое впечатление ее не обмануло. Это была та самая девушка, которая спала на переднем сиденье черного БМВ в ночь похищения.

— Действительно, карие, — сказал мужчина с очень запоминающимся лицом. Его азиатскую физиономию обрамляли пышные бакендбарды, что и само по себе в наше время большая редкость.

Он заглянул Вике прямо в глаза, и она вздрогнула от этого взгляда — ей показалось, будто что-то холодное коснулось ее мозга.

— Хорошо, я беру ее, — сказал бакенбардист, помедлив.

— Оставить ее с Сандрой, господин Христофор? — уточнил чисто выбритый молодой человек в кимоно.

— Да, конечно. Такой товар грех продавать кому попало. Придется поискать покупателя. А Сандра научит ее покорности.

— Сандра расскажет ей, что такое покорность, — поправил молодой в кимоно. — А учить будем мы.

— Пусть она встанет на колени, — равнодушно сказал Христофор.

Вообще весь разговор протекал так, будто Вероника — неодушевленный предмет или, в лучшем случае, дрессированное животное, не способное понять, о чем идет речь.

— На колени перед хозяином! — резко скомандовал молодой и легонько хлопнул Вику по плечу многохвостой плеткой.

Девушка поспешно подчинилась.

— Она будет хорошей рабыней, — произнес Христофор, а молодой, поглаживая спину девушке плеткой, объявил:

— Радуйся. Теперь ты рабыня господина Христофора и должна благодарить его за поощрения и наказания.

Вероника снова заплакала. Ей хотелось забыться в истерике, кинуться в драку, броситься бежать — но плетка была совсем рядом. А еще она помнила, что у некоторых мужчин здесь есть пистолеты, а Сандра говорила что-то про ванны с кислотой в подвале. Или это была не Сандра…

Неважно! Все равно неволя казалась Веронике лучше смерти и полного исчезновения. Кислота прекрасно растворяет органику, смерть необратима, а из неволи еще можно спастись.

Поэтому Вероника просто тихо плакала, а молодой мужчина с плеткой продолжал говорить негромко и холодно:

— Господин Христофор сказал тебе добрые слова, а ты забыла поблагодарить его, иначе будешь наказана.

— Я не знаю… Я не знаю… — пробормотала Вика, всхлипывая.

Плетка больно хлестнула ее между лопаток.

— Господину Христофору ты должна говорить «Благодарю тебя, хозяин». Тем, кто будет наказывать или награждать тебя от его имени, не забывай говорить: «Благодарю тебя, господин».

Плетка хлестнула ее еще раз. Вика вскрикнула, но ничего не сказала.

— Похоже, она не будет хорошей рабыней, господин Христофор, — сказал человек с плеткой обладателю бакенбардов, а потом снова обратился к девушке: — Ты опять забыла. За наказание нужно благодарить. Я буду бить тебя до тех пор, пока ты этого не усвоишь.

И он ударил ее трижды. Эти удары были гораздо больнее, чем первые два. Пытаясь уклониться, Вероника упала на живот, и ботинки Христофора оказались прямо перед ее глазами.

Христофор сделал шаг назад, а молодой помощник все так же холодно и равнодушно приказал:

— Встань на колени.

Это было не так просто сделать со связанными за спиной руками. Но Вероника все-таки изловчилась и вернулась в прежнее положение.

— Не надо. Не бей меня. Пожалуйста! — прошептала она.

— Неправильно, — прервал ее бичеватель и ударил снова.

— Благодарю тебя, хозяин, — пробормотала Вика.

— Неправильно, — повторил бичеватель. — Твой хозяин — господин Христофор.

И он ударил девушку еще раз.

— Благодарю тебя, господин, — выдохнула она.

— Вот теперь правильно.

Молодой человек отвел плетку и вместе с господином Христофором отошел к другой девушке. Ее глаза были завязаны, но она все слышала и теперь дрожала от ужаса.

Через два дня Вероника уже привыкла без напоминаний благодарить мужчин за наказания и поощрения. В число последних входила еда, купание под душем и мимолетные ласки, которыми мужчины награждали Вику, приходя развлекаться с Сандрой. Саму Веронику только целовали и трогали руками на ходу — дальше дело не шло. Она поинтересовалась у Сандры, почему, и та ответила:

— Нетронутые дороже ценятся.

А в тот день, когда Веронику впервые вывели обнаженной на свежий воздух, она снова увидела свою первую сокамерницу.

Рабынь выгуливали на небольшом участке, огороженном с трех сторон бетонным забором с колючей проволокой, а с четвертой стороны — серебристой гофрированной стеной какого-то ангара. Двенадцать девушек привезли туда в микроавтобусе и оставили под присмотром двоих охранников. Охранники требовали, чтобы рабыни подставляли свои тела солнцу. Почти у всех были белые полосы на груди и бедрах, а это, как объяснила Сандра, вызывает раздражение у здешних мужчин.

Глаза у всех девушек были открыты. Очевидно, портить рабыням зрение здесь тоже не хотели.

И Вероника сразу увидела ту девушку.

— Эй, ты меня не помнишь? — спросила она. — Нас сначала посадили вместе. Я — Вероника. А тебя как зовут?

— Настя, — ответила девушка, но тут их разговор прервался, потому что в «загон» втолкнули еще одну обнаженную красавицу.

Сопровождавший ее охранник сказал двум другим:

— Эту привезли сегодня ночью. Командор приказал обращаться с ней бережно.

— Ценный товар? — спросил один из стражей.

— Ценнее некуда, — прозвучало в ответ.

Следствие ведет Серафим

Серафим Данилов узнал про черный БМВ случайно. Он зашел к Мышкину поинтересоваться новостями о розыске Насти Мещеряковой, а тут в кабинет как раз влетел стажер Гольцов, пребывающий в сильном возбуждении.

— БМВ х315АР опять засветился, — с порога объявил он, причем номер назвал как-то странно, сделав из него русско-латинский гибрид: «икс триста пятнадцать а-эр». — На «Удельной» покрошили парней из охранного агентства «Рюрик». Они успели передать в эфир приметы и номер машины.

— А Томилина так и нет?

— Нет. Участковый несколько раз звонил. Что будем делать?

— Черт его знает. Надо засаду сажать на профессора Попова. Сашка придет — решим.

— Что за БМВ? — вклинился в разговор Серафим. — Это имеет отношение к Насте?

— Не исключено, — машинально ответил Мышкин, думая о чем-то своем.

Он тут же спохватился, но было уже поздно. Слово — не воробей.

На все дальнейшие вопросы Мышкин отвечал однозначно:

— Тебя это не касается. И вообще, иди с Богом. Не мешай работать. Будут новости — я тебе сообщу.

Выпроводить Серафима удалось не без труда. А когда он все-таки ушел, Мышкин попытался связаться с Максимовым. Тот с утра уехал по делам, не связанным с убийством Густова, но когда с третьей попытки до его машины удалось дозвониться, оказалось, что он уже знает о происшествии в лесопарке неподалеку от метро «Удельная» и психиатрического института имени Скворцова-Степанова, и не только знает, но и находится непосредственно на месте происшествия.

— Дело забирает РУОП, — проинформировал он Мышкина. — Густова они пока брать не хотят, говорят — связь неочевидна. Но думаю, и его заберут. В любом случае, засаду в квартире Томилина будут ставить они. А там он как миленький и Густова на себя возьмет.

— Дай то Бог. Пусть они тогда и на Мещерякову его раскручивают.

— А что тебе Мещерякова? Тела нет, кровь в прихожей — папочкина, пол его по носу двинул. Кто вообще говорит, что девчонка пропала?

— Серафим говорит.

— Гони его в шею. Кто он такой? Он ей брат, сват, муж или внебрачный сын?

— Так ведь папаша по трезвяни тоже заявление накатал. Протрезвили на свою голову. Я, конечно, могу назад его сбагрить. Сейчас он наверняка никакой — заберет и век не вспомнит.