Дети джунглей (сборник) - Эд Макбейн

Малони стоял у окна, пьяно покачиваясь, и чувствовал за спиной шорохи и смутное движение остальных членов этого жуткого братства, тянувших в ночи свою пронзительную погребальную песнь.

Он буквально вылетел в окно — вперед головой, вытянув вперед сложенные руки, как будто совершал прыжок с вышки в плавательном бассейне в Уилсон-Вуде, который они с Ирэн посещали еще до того, как поженились. Он упал на дорожку из гравия прямо на руки, после чего перекувыркнулся, вскочил на ноги и очертя голову бросился бежать. Скорее, подальше от этого страшного места, скорее на улицу, только чтобы не слышать этих визгливых, меланхолических голосов, завывающих над кладбищем, но состояние опьянения еще усугубилось отчаянным прыжком из окна и кульбитом, который он произвел с достаточной ловкостью и грацией, и он вдруг с ужасом обнаружил, что мчится не к открытым воротам заведения Мак-Рэди, а, наоборот, к кладбищу. С трудом затормозив на полной скорости, он метнулся в обратную сторону и увидел, как дверь коттеджа открылась и в полосу света вступил К, в своей оборванной одежде, он быстро сбежал по ступенькам и кинулся через двор к Малони.

И нечего бояться, сказал себе Малони, пытаясь обмануть себя, и круто повернул к кладбищу, предпочитая встретиться с тысячами жутких, но, вероятно, безвредных призраков, чем с одним определенно разъяренным демоном, которым был К. Он пытался убедить себя, что бабушкины сказки были всего лишь выдумкой, рассчитанной на то, чтобы поразить воображение доверчивого мальчика («Ты просто маленький трусишка», — смеясь, говорила она, обнаружив, что он намочил штанишки, сидя у нее на коленях и слушая очередную побасенку), но стремясь на бегу оправдать старушку, отрицая ее злонамеренность, он начинал думать, что в ее историях содержалась и крупица правды. Перед ним в темноте возникали зияющие ямы, молчаливые камни двигались под его ногами, деревья тянули к нему скрипучие корявые ветви и подставляли подножки выпирающими из-под земли корнями, вокруг плыли в хороводе жуткие лица, в ушах у него звучал дьявольский хохот, ночь пронзали дикие вопли и вой собак, летучие мыши беззвучно парили над его головой, едва не задевая своими кожистыми крыльями, в призрачном свете луны дергались в танце какие-то скелеты, бесплотные призраки летели по ветру. О Господи! Все его существо трепетало и замирало от невыразимого ужаса.

«Не к этому я готовился, когда говорил, что хочу жить жизнью рискованной и азартной, — думал он, мало-помалу трезвея и еще больше цепенея от страха. — Я готовился не к этим ожившим ведьминым сказкам, не к оскалу обезьяньих клыков. Я мечтал о жизни, полной прекрасных, романтических приключений, а вовсе не о преследовании призрака зловещего К., облаченного в траурные церемониальные лоскутья, страшного, как сам дьявол. Я не готовился ко всем этим ужасам, я вообще не хочу ужаса в своей жизни, я хочу мира, счастья и спокойствия, я хочу, чтобы наконец рассвело, чтобы все эти смутные крадущиеся тени убрались в свои норы. Господи, сделай так, чтобы вдруг засияло солнце…» «…Или я буду стрелять!»

До его сознания наконец дошел смысл слов, определенно их выкрикнул сам К., и, когда он снова прокричал их своим громовым голосом, Малони понял все предложение: «Стой, или я буду стрелять!» В первую секунду он растерялся: как может стрелять привидение? Однако в следующее мгновение окончательно протрезвел и понял, что К, не был привидением. Еще он понял, что если кто-нибудь убьет его, К., Крюгер или кто-то другой, то никто никогда не узнает, где он оставил пиджак, который, оказывается, имел для них чрезвычайно важное значение, хотя сам он постичь этого не мог, особенно теперь, когда пиджак так бесцеремонно распорот, выпотрошен и валяется в пыли на полу книгохранилища. Он же так и остался лежать между стеллажами Публичной библиотеки, где недавно занимался с Мерили любовью, и будет лежать там до завтрашнего утра, до открытия библиотеки. Тогда я должен думать не о том, чтобы остаться живым, потому что вряд ли они станут убивать единственного человека, которому известно местонахождение их драгоценного пиджака…

А Мерили, вдруг сообразил он. Мерили тоже это известно.

Ну, ничего, все нормально, потому что ведь Крюгер знал только, что деньги должны были находиться в гробу, не в пиджаке.

Значит, можно быть уверенным, что он не в курсе тайны пиджака, так же как и я. Кроме того, он может думать, что пиджак все еще на мне, если только Мерили не отважилась рассказать ему о нашем стремительном и восторженном (во всяком случае, для меня) эпизоде на полу библиотеки. Но волей-неволей приходится допустить, что он поинтересовался, отчего это ее бархатное платье помято и в пыли, а она обо всем ему рассказала… гм… впрочем, это сомнительно, зачем ей вообще упоминать о пиджаке, если только не для описания того, как я подпорол шов и нашел за подкладкой только нарезанную на кусочки газету. Зачем ей упоминать о том, что я оставил его там, когда она не больше чем Крюгер подозревала о его тайне?

Все казалось страшно сложным, к тому же в этот момент К. снова выкрикнул: «Стой, или я буду стрелять!» — хотя Малони прекрасно понимал, что он этого не сделает.

И тут грянул выстрел.

Ветер подхватил звук выстрела, разметал его на тысячи дробных кусочков звучащего эха, обратил в бегство воющие привидения ночи, развеял пороховую вонь, унося ее вдаль, и оставил после себя тишину и покой, более соответствующие представлениям о кладбищах. Этот выстрел предназначен только для того, чтобы напугать меня, подумал Малони, но теперь, когда он знал о пиджаке, он решил не поддаваться страху, тем более что вдруг стал отчетливо понимать то, что всегда смутно подозревал, а именно: его бабушка была всего-навсего глупой и суеверной старухой, она сама верила в привидения, которых на самом деле не существовало ни на кладбище, ни вне его. А поскольку несуществующие привидения не могли нанести ему вред и поскольку К, не решится даже ранить единственного обладателя информации о местонахождении пиджака, Малони надумал прибегнуть к тому же трюку, который принес ему такую пользу на Сорок второй улице. Он решил переменить тактику, самому напасть на К., ткнуть его головой в землю и тут же выбежать на улицу и исчезнуть, пока не наступило утро.

Яростный ветер набросился на него, когда он повернулся в обратную сторону, парусом надувая его рубашку вокруг тела. К. замер футах в двадцати от него и снова вытянул обвиняющим жестом руку с револьвером, поблескивающим синеватой сталью.

«Ты не испугаешь меня, парень», — подумал Малони, и даже усмехнулся, бросившись навстречу К. В темноте ночи вспыхнул оранжевый огонь, прозвучал выстрел, раздался свист разрезаемого пулей воздуха, и Малони с удивлением увидел маленькую круглую дырочку, появившуюся в его надутой парусом рубашке, — всего дюймах в трех от сердца. Его это страшно поразило, ведь если человек стрелял, чтобы запугать свою жертву, он должен был бы взять значительно правее. Неужели К, не знает, что Малони — источник ценной информации? Ведь только ему известно, где находится пиджак!

В воздухе прогремел третий выстрел, на этот раз пуля просвистела над самым ухом Малони. Он решил, что пора ему сбить К. с ног, пока тот не натворил такого, о чем потом будет жалеть, например, убьет Малони и никогда не узнает о пиджаке. Малони отскочил влево, следуя тактике нападения, о которой вычитал в энциклопедии, том БА — БО, и сделал это как нельзя более вовремя, потому что К, снова выстрелил и снова промахнулся.

Тогда Малони мгновенно встал в боевую позицию, плечо вниз, ноги широко расставлены, двинул К, ногой в бок, отчего тот рухнул на землю, и револьвер в его руке дико взревел в пятый раз, пожалуй, магазин револьвера должен был бы уже опустеть, если это было шестизарядное оружие из револьверов системы «Смит-и-Вессон» или кольт, или роджер, о, дьявол их ведь до черта, смотри том ПА — ПЛ, а еще «Ручное оружие», «Револьверы», «Оружие» и «Война».

И Малони кинулся бежать. Он мчался, испытывая неудержимое ликование, легко перепрыгивая через могилы, хохоча в ночи, восхищенный осознанием наивности, если не глупости собственной бабушки, восхищенный своим ловким ударом, сбившим с ног К., восхищенный тем, что был единственным в мире человеком, знавшим о важности пиджака и о его местонахождении, словом безмерно восхищенный тем, что был самим собой, великим Эндрю Малони.

Было странно и даже забавно то, как буквально в следующие несколько минут Малони превратился в беглеца, скрывающегося от представителей власти. Это, конечно, не так смешно, как смерть Файнштейна, но все-таки довольно забавно по тому роковому способу, который заставил его потом размышлять о причудах и силах судьбы, противостоящих внутреннему стремлению человека к истине.

Он удалился уже кварталов на шесть от заведения гравера, когда понял, что его преследует какой-то автомобиль. Оглянувшись, он увидел в темноте улицы, в полквартале позади, только свет его передних фар. Он ускорил шаг, но машина сохраняла ту же дистанцию, медленно двигаясь вдоль тротуара. Он находился уже в пригородной зоне, застроенной небольшими коттеджами на две семьи, которые однообразными рядами тянулись вдоль улицы, начиная от кладбищенской ограды. Во многих домах горел свет, но не мог же он постучаться в один из них и объяснить хозяевам, что его преследует машина с людьми, которые хотят выяснить, где он оставил пиджак, в котором они сунули его в гроб! Кроме того, когда машина проезжала под уличным фонарем, Малони отчетливо разглядел ее зеленый и белый цвета и фонарь на крыше, который вдруг зажегся и стал вращаться, посылая в темноту проблески, словно какой-нибудь марсианский межпланетный корабль, и до него дошло, что это полицейская машина.