Лица счастья. Имена любви - Юлия Лешко

Наполовину русская, наполовину армянка, от южных своих предков она унаследовала не только огромные карие очи, но и особенный тембр голоса – низкий, вибрирующий, гортанный. Моя прямодушная мама однажды выдала: «Рита, ты прямо как павлин – такая красивая, а голос противный…» А мой добрый папа всегда говорил: «… у Риты голос, как у Патрисии Каас, волнующий», – и почему-то исключительно этим объяснял ее неотразимость.

Не знаю. Не уверена. Однажды мне домой позвонил робот-автоответчик, предупреждающий об отключении телефона за неуплату, а я решила, что со мной говорит моя подруга, да и поздоровалась с ним: «Привет, Рита…» Да, голос у Риты был очень низкий, не богатый интонациями, с хрипотцой. Надо было к нему какое-то время привыкать, чтобы потом уже он, возможно, и понравился бы.

Но простуженное контральто абсолютно теряло значение на фоне ее прекрасного лица. А уж когда с Ритой доводилось немного пообщаться, и лицо, и голос отходили на второй план. Второй? Да на десятый: она была пронзительно умна, обладала хорошим чувством юмора, редким здравомыслием и, самое главное, добротой. Уважительная, спокойная, она никогда не повышала голоса, я не вспомню, чтобы она кого-то «поставила на место», просто огрызнулась бы. А ведь она работала с очень разными людьми: расписывая фильмы по киноустановкам, общалась с методистами, фильмопроверщицами, случалось – с водителями. Уровень культуры у всех разный, настроение тоже… Рита первая сказала мне фразу, которую я до этого не слышала, а потому приняла за ее личный афоризм: «Ты добра, а это значит, как женщина ты состоялась». Этот постулат я уяснила твердо: женщина должна быть доброй. Для того чтобы быть красивой, нужно быть доброй. Рита была зримым подтверждением своей правоты.

И для того, чтобы быть счастливой, тоже нужно быть доброй: до этого я уже дошла своим умом, через собственные «тернии»… Сколько бы ни культивировали стервозность как основополагающую черту Настоящей Женщины, сколько бы ни издавали «учебников по стервологии» и сколько красивых мифов на эту тему ни создавалось бы. Добро всегда побеждает зло, потому что самый злой злодей (или злодейка) все равно хочет добра по отношению к самому себе, – вот и все, другие доказательства излишни.

… Сколько хорошего сказала Маргарита мне за годы нашей дружбы! Унеслось, улетело, теперь не вернешь. В памяти от тех дней осталось только ощущение радости, какое-то звенящее в ушах предвкушение счастья, вдох полной грудью. Закрою глаза и вспомню то время – как мелодию, как запах духов, даже знаю, каких… Мы были такие веселые, такие молодые, жизнь почти ежедневно преподносила нам сюрпризы. А может, это мы, по молодости лет, воспринимали все происходящее с нами, как большое, увлекательное и, наверное, бесконечное приключение?

Как здорово, когда с подругой работаешь в одном месте, хотя и на разных этажах! А с Ритой мы еще и жили по соседству: я – в шестнадцатиэтажной башне с фреской на фронтоне, выходящем на главный проспект столицы, она – в соседней девятиэтажке. На работу ездили вместе, с работы – тоже. Говорили бесконечно, не молчали ни минуты, нам так интересно было обсуждать друг с другом все-все-все! Мы то рассуждали на отвлеченные темы, то вспоминали «случаи из жизни», делились секретами, много говорили о кино, с которым имели дело каждый день, слегка поругивали начальство (кто ж его не ругает?), иногда судачили о коллегах. В коллективе на ту пору работало очень много молодых женщин примерно нашего возраста или чуть старше: можете представить, какой эмоциональный фон был на работе! Скучать не приходилось…

А в общем, у нас была обычная девичья жизнь. Разве что мы совсем не ходили по «злачным» местам: ни рестораны, ни бары нас не интересовали. Обе были домашние девушки, тем более, имеющие – каждая по отдельности – сложившийся круг друзей.

…Когда за мной на работу впервые пришел мой будущий муж, знакомство с которым я до поры скрывала от коллег, одна из женщин, сидевших с Ритой в кабинете, увидела его, терпеливо стоящего у парадного крыльца с цветами.

– К кому это, интересно, такой кавалер пришел?

Рита выглянула в окно и только улыбнулась: она сразу поняла – к кому.

Был июль, жаркий день клонился к закату. Я вышла на крыльцо и оглянулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Рита стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на меня из окна. Я помахала ей рукой…

Спустя два месяца я вышла замуж.

Для моего мужа это был второй брак, поэтому я решила, что пышная свадьба нам ни к чему. Даже по поводу свадебного наряда особо не заморачивалась: в день бракосочетания надела недавно сшитую (вовсе не по этому случаю) Маргаритой роскошную черно-белую юбку, белую блузочку, украсилась чешской бижутерией, тоже, кстати, Ритиной…

Мы с моим Сережей так любили друг друга, что формальности нас мало волновали. Вот заблестевшие на пальцах кольца радовали: они были скромным, но благородным, как металл, из которого их отлили, подтверждением наших чувств. А фата и прочая амуниция, включая многолюдное празднество, – так ли это важно?

Многое же мне надо было пережить, чтобы, наконец, согласиться с народной приметой о том, что замуж нужно выходить обязательно в белом и обязательно – в платье, то есть – неделимом одеянии. А я облачилась в черно-белый наряд, разделенный на две части. О том, что гостей на моей свадьбе было тоже немного – одна родня да свидетели, я тоже пожалела со временем.

Рита подарила мне связанные своими руками ажурные перчатки из тончайшей шерсти: «Ты теперь – замужняя дама». «Дама» прыснула, но перчатки носила с удовольствием: они были такие мягкие, тепленькие, и колечко было видно через узор…

Замужество не стало препятствием для нашей с Ритой дружбы. Сергей, артист популярного танцевального коллектива, часто уезжал на гастроли. Я тосковала дома. Именно дома, у своих родителей: в другое время мы жили у свекрови.

Рита всегда была рядом. Мы вместе считали дни до возвращения моего артиста, ее я «грузила» своими страхами, переживаниями. Все мне казалось, что неисчислимые беды, болезни и опасности подстерегают его в долгих, по большей части зарубежных командировках… Рита даже сшила мне очень смешного тряпичного зайца, чтобы он все время был со мной. Дело в том, что я своего молодого мужа звала Заяц. Он меня, кстати, тоже.

В один прекрасный год у нас появилась своя квартира – маленькая, однокомнатная, в Малиновке, самом необжитом на то время районе столицы. Но какая это была радость! Только теперь мы стали настоящей, самостоятельной семьей. Детей у нас не было, зато была собака, коричневый доберман Кэрри – смешная, с несимметрично торчащими острыми ушами, неправдоподобно добрая для своей породы. Там, в Малиновке, ей было раздолье: совсем недалеко от нашего дома, за кольцевой, начинался лес…

Теперь мы виделись с Ритой только на работе. Но нам хватало и этого общения: мы ведь были так близки, что достаточно было увидеться, посидеть рядом, шепотом поделиться текущими делами. И, конечно, мы просто взрослели. Добавились бытовые проблемы, стареющие родители требовали большего внимания. Жизнь ускорялась помимо нашего желания. После тридцати самая верная дружба уходит на второй план. Не знаю, как у мужчин. У женщин – как правило…

А потом я поменяла работу. Ни я, ни Рита телефонного общения никогда не любили, а видеться стали совсем редко. Да и разговоры по телефону становились все лаконичнее и… схематичнее. Мы постепенно отдалялись друг от друга.

Почувствовав это, однажды я зазвала ее к нам в гости, не дожидаясь выходных. Поняла: если отложить сейчас, само собой отложится на потом, на потом, на суп с котом… Рита, видно, тоже это все поняла и приехала.

…У нее была красивая, плавная, несколько даже замедленная походка: как в «рапиде». Было бы неплохо, если бы во время грациозного Ритиного дефиле звучала фонограмма классической музыки: это было бы очень гармонично, Рита и музыка. Орган, например. Голову идущая Рита держала с достоинством, прямо, а глаза опускала, глядя себе под ноги. Тут причина была уважительная: моя подруга плохо видела. Зрение у нас обеих было так себе, я носила контактные линзы, а Рита – очки, но только при крайней, исключительной необходимости на работе. Вот и ходила медленно, как бы осторожно. Я, со стороны глядя, как Маргарита шествует – по-другому ее передвижение назвать было трудно, – не раз комментировала, дождавшись торжественного приближения: «Линкор „Императрица Мария“, входящий в Царскую гавань». Она смеялась: в этом мы были как лед и пламень, я-то хожу гораздо быстрее, вообще прогуливаться не люблю. Наверное, потому, что вечно опаздываю.

Рита несла свою красоту с остановки автобуса мне навстречу, а я стояла со своей собакой, которую прихватила, чтобы попутно выгулять. Сережа ждал дома, где был накрыт стол на три персоны. Не Бог весть какой банкет, но я знала, что после застолья меня еще ждет «концерт по заявкам»: это была традиция…