Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тут, баба Дуся, однозначно не ответить… – задумчиво произнес Костя.
– А я, милок, думаю, что знала Анфиска чего-то такое, за что её и убили. Может, про болота чего? Тут, если поковырять кое-кого, так можно кое-что на свет белый вытащить!.. – прищурив один глаз и погрозив указательным пальцем, с придыханием сказала баба Дуся.
– Ну, что вы загадками какими-то говорите: кое-что, кое-кто?.. – досадливо вздохнул Костя. – Говорили бы уж прямо, как есть! Я ведь всё-таки не просто человек с улицы, а участвую в расследовании убийства!
– А ты не серчай на меня! Понимаю я, понимаю! Да только разве ж всех назовёшь? Тут в каждой избе свои тараканы живут, выметать начнёшь – попрячутся, не достанешь! Это уж если случайно, кто-то о чем-то проговорится! Вы с людьми беседуйте, беседуйте! Поласковей, с подходом!
– А вы не знаете, случайно, кто может показать тропу к скиту отшельника? – вдруг встрепенулся Костя, вспомнив задание подполковника.
– Пойдёте, что ли, искать туда?! На болота?! – всплеснула руками баба Дуся.
– Да нет, так, на всякий случай, – сделав равнодушное лицо, шевельнул рукой Костя.
– Ну, на всякий, так на всякий, – баба Дуся поднялась, дипломатично отведя пытливый взгляд. – Дед Мирон Гаврилов искал ту тропу, нашел ли, нет – не знаю, но клюкву каждую осень таскал, торговал на рынке в городе, сама видела. Такую ягоду только с болот можно принести, по краю болотины она мелкая, а у него едва не с наперсток. Спросишь его, где брал – начинает юлить, сразу видно, скрыва-ает!
– Ладно, возьмём, на всякий случай, на заметку. А что вы хотели рассказать про убийство Анфисы? В первый раз?
– Так, вроде, уже всё пересказала… Я тебе про что толкую? Убили Анфиску-то почти у деревни, на виду, а тот, ну, который на болотах-то, он ведь дальше своей трясины и не ходит! Его ж только там и видели! Чего бы это он к пасеке попёрся бы? По той дороге людей можно встретить, а он от всех прячется! Вот что я тебе говорю! Понял? Хотя… Ведь разве в душу-то чужую заглянешь? Может, и он это сделал?..
Глава 6.
Утром в воскресенье Кобяков с Воронцовым отправились сразу к деду Гаврилову, а Дубовик, в ожидании приезда Герасюка, прогуливался вместе с Варей по ближнему от пасеки лесу.
Уже в проталинках то тут, то там, проглядывали белые колокольчики первых подснежников. Ветки деревьев и кустарников окутывала ещё едва заметная зеленая дымка набухающих почек. Варя, присаживаясь на пни и сваленные деревья, делала наброски весеннего леса. Андрей Ефимович с удовольствием наблюдал за женой, радуясь так редко выпадавшей возможности побыть рядом с ней.
Чистый прозрачный воздух весеннего леса опьяняющими глотками заполнял лёгкие, добавляя настроения влюбленным супругам. В один момент Андрей не выдержал и, догнав шагающую впереди него Варю, остановил её, крепко обнял и стал жадно целовать теплые мягкие губы жены. Та сначала, смеясь, отбивалась, но потом поддалась чувствам и ответила на поцелуй.
В этот момент кто-то настойчиво потянул Дубовика за штанину. Тот, не разжимая объятий, оглянулся:
– А, Барон! Это ты подглядываешь за нами? – сзади него стояла большая овчарка Поленникова. – Ну, и что ты хочешь сказать?
Пес снова легонько зажал в зубах ткань брючины Андрея и потянул.
– Ясно! Яков Харитонович послал за нами! – Барон, будто поняв его слова, повернулся и потрусил к тропинке, ведущей на пасеку.
Счастливая парочка, смеясь, отправилась за собакой.
На крыльце дома Поленниковых стоял Герасюк собственной персоной.
Бросив недокуренную папиросу, он пошел навстречу Андрею с Варей. Приятели тепло приветствовали друг друга, похлопывая по спинам. Варе Герасюк галантно поцеловал руку, тем самым смутив её, за что получил от Андрея лёгкий шлепок по спине.
На такой шутливой волне сели обедать.
По возможности, кратко, Андрей Ефимович рассказывал Петру Леонидовичу о деревенских событиях, не касаясь самой сути расследования, о котором женщины не должны были знать.
После обеда Дубовик с Герасюком отправились в деревню.
Дед Мирон с утра маялся похмельем: вечером заходил кум. Застолье затянулось до полуночи. Самогон пили сначала из граненых стопок, которые дед Мирон вытаскивал из старого буфета лишь по праздникам, но кум решил, что стопки ограничат дозы крепкого, дурно пахнущего, напитка: ему утром надо было ехать в город, потому и попросил выставить «мелкую тару», как он сам выразился. Но после нескольких незатейливых тостов количество наливаемой жидкости уже не имело принципиального значения: в ход пошли привычные стаканы.
Когда и как ушел кум, Мирон Иванович не помнил совершенно, лишь закрытая калитка и поваленный рядом с ним забор красноречиво указывали путь отступления гостя из гавриловского дома.
Дед, громко матерясь и поминая кума и всех его родственников, трясущимися руками пытался восстановить порядок в ограде, только пальцы с трудом удерживали молоток, успевший несколько раз не только упасть, но приземлиться точно на ногу Мирона.
За этим занятием его и застали Кобяков с Воронцовым.
– Что? Опять кум был в гостях? – пряча улыбку, спросил участковый, забирая из рук деда молоток.
– Скалься, скалься! Посмотрю, каким ты будешь в мои-то годы! – Гаврилов плюнул и пошел в избу, пошатываясь.
– Так ты с молодости такой! – крикнул ему в спину Кобяков и, махнув рукой Воронцову, чтобы помог поставить забор, объяснил тому: – Веришь – нет, два индивидуума у нас таких! Пьют только друг с другом! И только вонючий самогон! Принеси к ним закуску, хорошую водку, объясни причину, по которой приглашаешь выпить!.. Хоть самого Хрущева в гости позови – ни за что пить не будут! Нет – и всё тут! Даже на поминках ни у кого не пригубят, уйдут к Мирону и хлещут, будто в последний раз!
– А забор? – смеясь, спросил Костя.
– И это обычное дело! Сколько помню, кум Мирона всегда так уходит, – тоже, со смехом, махнул рукой Кобяков.
– Ну, так и перенесли бы калитку!
– Веришь, переносили, да только Пахом, это кум, всё одно
