Порождения ехиднины - Татьяна Апраксина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что лежит внутри обложки, явно слеплено на тяп-ляп из разных баз данных, отчетов врачей и психологов, показаний сотрудников службы безопасности, школьных записей и работ, семейных архивов. Но ляпавший исходил из убеждения, что подробностей не бывает много. Опять мальчик делал? Нет, пожалуй. Тогда бы все было чуть получше организовано, как в письме... но заказал он. И проверял. Уточнения в скобках и другим шрифтом. Специально, чтобы мне было видно, где оригинал, а где комментарий. Это хорошо, что там много толковых людей - вдруг в этот раз успеем?
А вот сами данные...
- Щербина, а вы знаете, что этот ваш похищенный болен?
У корпоранта светло-серые глаза с очень разными зрачками - с чего бы это, свет так падает? Он ощутимо передергивается и сглатывает, Кейс хорошо знает это напряженное движение челюсти: хочется сказать многое, но нельзя и некогда.
- Что вы имеете в виду? - Когда-то привычный и почти забытый уже акцент, едва заметный, но кто вырос на Балтике, тот не спутает говор северных соседей ни с чем.
Господин Щербина выглядит как облагороженный еженедельной стрижкой, маникюром и бритьем дважды в сутки помор, потомственный мореход, рыбак и по совместительству немножко морской грабитель, которым, несомненно, и является до седьмого колена. Лепное широкоскулое лицо с очень светлыми бровями должно быть окружено брезентовым капюшоном, а не произрастать из ворота шелковой водолазки, надетой под армейский спецкостюм. Пижон несчастный...
- Что говорю, то и имею. Болен. По нашей линии. Я не понимаю, как в школе не заметили. Он у вас за последние три года последовательно перепробовал пять бредовых систем - это уж ни о чем прочем не говоря, начиная с пластики... да что там школа - как это дома пропустили?
Это само по себе бред. Конечно, в семье четверо детей, отец - руководитель корпорации, мать - молекулярный инженер, эти заработаются, слона в гостиной не заметят, но есть же персонал, его же учат.
У господина "злой собаки" на морде отображается широчайшая гамма чувств. Забавно, лицо в целом невыразительное и вся мимика там возникает нарочно, чтобы коммуницировать со внешним миром, а не вещать из-за маски телесного цвета, а тут вот... целый фонтан эмоций, и положительной в перечне нет ни одной.
- В определенном роде, - выдавливает из себя герой переворота, - это лучше, чем могло бы быть. И совершенно неудивительно, что не заметили.
- Вы хотите сказать, что это - неполная информация? Вы дурак или притворяетесь?
- Я не притворяюсь, - мирно поясняет дельфин. - Дело в том, что отец мальчика обычно создает по бредовой теории в сутки. По обстоятельной такой всеобъемлющей теории. Если Антонио-младший за несколько лет подхватил всего пять, он на редкость здоровый и критичный ребенок.
М-да... то есть, до сих пор всем казалось, что все нормально. Этот слон стоял тут еще с тех пор, как мы выбирали дом. Мы были уверены, что это элемент интерьера. Хотя неудивительно, конечно. Так чаще всего и случается. А мальчик - мальчик выглядит совершенно, безупречно, эталонно нормальным. Очень развитый, очень интеллектуальный, эрудированный, воспитанный. Ни фанатизма, ни навязчивости, ни обид. Просто прелесть, что за лицеист. И теории преобразования общества, теории исторических процессов, теории эволюции - все это так мило, оригинально и похвально для подростка 11-13 лет. Восхитительные стройные эссе, блестящие сочинения. Юный мыслитель. Подхватывающий, как инфлюэнцу, любой осенний и весенний ветер, веющий в сетях и прессе - и мало что подхватывающий, так еще и развивающий и модернизирующий в рамках теории. Потом рамки ему делаются тесны и он... просто находит еще одну новую, красивую, с иголочки теорию всего.
Вот, скажем, мальчик взял и развил уездного национал-мыслителя до той стадии, что национал-мыслителю остается только расстаться с приставкой и начать мыслить в планетарном масштабе. То есть, вывернул мехом внутрь. Сам заметил, что получилось - на ходу развернулся на 180 градусов, сотворил критический доклад в рамках лицейской конференции и получил первую премию. Прелесть.
Дома никто ничего не видит - дома сами все такие, спасибо Щербине за второй каталог, и наследственность... прекрасная. Кого ни возьми, с отклонениями все поголовно, кроме разве что деда с материнской стороны. Просто социально скомпенсированы или защищены барьерами в виде штата. А в лицее, естественно, ждут, что ребенок из этой семьи будет развит не по годам - и в упор не замечают, что это не развитие никакое, а патология в цвету.
- Вы знаете, кажется, нам всем крупно повезло.
- С чем? - У мальчика слово "повезло" не совмещается со всей ситуацией. Ничего, привыкнет.
- С тем, что он болен. И с тем, как он болен.
Вам повезло. А жителям Флоресты еще больше.
"Злая собака" держится так, словно ему только с утра сняли воротник, назначаемый при травмах шеи, и он еще не привык, что можно двигаться с большей свободой. Но при этом хочется его самого посчитать, внимательно так обследовать, разложить по полочкам. Потому что от Щербины веет совершенно ничем не спровоцированной и совершенно неадекватной ситуации эйфорией.
- Дайте мне этого вашего "экстази" - и побольше, побольше... - усмехается Кейс.
- Вам не нужно. Подождите две минуты, я вам смешаю хороший рабочий коктейль. А мой вам не пойдет, - мальчик вдруг улыбается. - Не мучайтесь. Не пойдет потому, что вас вчера не били головой об пол. Я вижу, что не били.
Да, вот чего вчера не было, так этого. А его, значит, били. И для него это нормально. Интересные у них нравы.
Очень холодно - до сих пор, хотя в салоне и тепло, а вместо мокрой куртки дали сухой шерстяной плед. Подъем в сумерках, во время грозы, на высоту никак не ниже 24-этажного дома - это, в общем, не страшно. Втащить наверх при помощи хитрой системы веревок свой собственный вес - тоже мне, задача. Не сложнее, чем забраться на стенку в столичном парке отдыха. Ливень и холод, конечно, усложняют дело, да и опоры нет, но так и конструкция подъемника поудобнее. Вот только звук... звук, от которого перестаешь не слышать, это бы мелочи - видеть веревку и осязать ее. Слепнешь, теряешь все прочие чувства, превращаешься во что-то такое, вибрирующее и неживое, заткнутое всей своей нелепой кучкой костей и суставов прямо в жерло пушки для салютов - и вот тебя выстрелили, и вокруг взрываются бенгальские огни...
- Ага, - говорит Кейс. - Давайте. - И минутой позже: - Слушайте, Щербина, а вы что, правда поняли, почему нам повезло?
- А что тут сложного? - Тот уже водрузил сумку на колени и возится там, булькает чем-то, стараясь не наклонять голову. - Если Доктор Моро и впрямь Доктор Моро, и у него есть за душой какая-то идея, кроме представления о себе как об ученом, то есть вероятность, - шорох, - что он не встретит сопротивления. Если идея достаточно интересна, с ним, наоборот, будут охотно сотрудничать. Это плохо в том смысле, что на мальчика мы рассчитывать не сможем, но хорошо, потому что покалечат его не сразу. Да и... до пароксизма еще месяц-полтора, так? Вот, держите.
Жидкость в банке пахнет химией, сахаром, травками...
- Это что?
- Долго объяснять, с листом оно внутри вас ссориться не станет. - А алкоголь, похоже, вытрясло весь во время бултыхания между небом и землей.
- Надеюсь, по этому пункту вы подумали не хуже, чем по предыдущему, - фыркает Кейс. - Ложитесь отдыхать. С разговорами мы уложились в 10 минут вместо трех часов, типичных для бесед с полицией. Так что теперь я буду читать, а вы морально готовьтесь к долгой работе.
Что в его состоянии - странный и сложный способ себя покалечить, проще записаться на прием к Моро - но это уже добровольное дело или корпоративные нормы, в общем, черт его знает, но никак не забота Кейс. Хочет работать - пусть себе работает.
- Мне тоже есть, что посмотреть. А потом я может быть посплю. Если вам что-нибудь потребуется - сейчас или по прилету - скажите. Я не буду вам мешать.
Не будет, правда. Вопреки навязчивой потребности к работе в одиночестве, вопреки острой нелюбви к роду человеческому, когда сыны и дочери этого рода не отделены прочной шумоизолирующей стенкой от доктора Камински (можно наоборот, тогда желателен еще и мягкий войлок) можно смело зарываться в данные. Не будет пялиться в затылок, подсматривать за работой, скрипеть своим креслом, брякать содержимым карманов и брызгаться одеколоном посреди полета. Очень комфортный спутник, а второй давно уполз в кабину к пилоту - тоже небезнадежен, видимо.
Ну что, мальчик Антонио, давай знакомиться еще раз.
Деметрио Лим, Бригадир-3
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
- Шесть, - сказал Деметрио, скидывая рабочую куртку. - Наш рабочий день окончен.
Хозяин складов вытянул шею, отвел назад руки - словно взлететь собрался, - и принялся интенсивно аргументировать свою позицию. Очень интенсивно и экспрессивно, переходя от унизительных характеристик Деметрио и его "банды ленивых бездельников" к угрозам незаконным - без предупреждения и оплаты - увольнением. Все это, конечно, не стоило выеденного яйца и потраченного воздуха, поскольку другую бригаду грузчиков за кормежку, жилье и символическую плату найти во Флориде было трудновато, а вот другого работодателя - проще простого. В последний год. Хозяин еще не успел осознать разницу, а, главное, понять, что если прямо сейчас выставить вон единственных работников, то три фуры так и останутся неразгруженными и до утра, и до полудня следующего дня.