Всадники ниоткуда (с иллюстрациями) - Александр Абрамов

Я сразу начал снимать, не дожидаясь непосредственной встречи или сближения. Летели они на одной с нами высоте, розовые, без единого пятнышка, похожие на дирижабли только в хвосте колонны. Впереди они напоминали бумеранги или стреловидные крылья самолётов. «Уходить будем? — почему-то шёпотом спросил Ожогин. — Можно повысить скорость». — «Зачем? — усмехнулся я. — От них всё равно не уйдёшь». Даже не касаясь Ожогина, я чувствовал, как напряжены его мышцы, только не знал — от страха или от возбуждения. «Раздваивать начнут?» — опять спросил он, «Не начнут». — «Откуда ты знаешь?» — «Они ночью твой вертолёт раздвоили, сам же видел», — сказал я. Он замолчал.

А колонна уже подошла к айсбергу. Три розовых «дирижабля» повисли в воздухе, покраснели, раскрылись чашечками знакомых бесстебельных маков, застыв по углам огромного треугольника над ледяным островом, а стреловидные «бумеранги» рванулись вниз. Они ушли под воду, как рыбы, без брызг и плеска, только белые взрывы пара кольцом обвили айсберг: слишком резкой, вероятно, была разница температур непонятного вещества и воды. Потом все успокоилось: «маки» цвели над островом, «бумеранги» исчезли. Я терпеливо ждал, пока вертолёт медленно кружил над айсбергом чуть ниже повисших в воздухе «маков».

«Что же дальше будет? — хрипло спросил Ожогин. — Не гробанёмся?» — «Не думаю», — осторожно ответил я. Прошло, должно быть, минут десять. Ледяная гора внизу вдруг всколыхнулась и начала медленно подыматься из воды. «Отвали!» — крикнул я Косте. Он понял и рванул вертолёт в сторону от опасной орбиты. А сверкавшая на солнце подсинённая глыба льда уже поднялась над водой. Она была так велика, что даже трудно было подыскать сравнение. Представьте себе большую гору, срезанную у основания и поднимающуюся в воздух, как детский воздушный шарик. При этом вся она блистала и переливалась миллиардами расплавленных и разлитых по ней сапфиров и изумрудов. Все операторы мира продали бы душу дьяволу за такую съёмку. Но королём был я. Только мы с Ожогиным да астрономы Мирного видели это ни с чем не сравнимое зрелище. Как ледяное чудо-юдо поднялось из воды, как застыло оно над тремя алыми «маками», как понеслось вместе с ними в бездонную небесную даль. А «бумеранги», вынырнув из воды в струях пара, свернули своим кавалерийским строем на материк. Клубящиеся кучевые облака были их дорогой. Они галопировали по ней, как всадники.

Всадники!

Это сравнение было придумано позже, и придумано не мной, а сейчас я услышал его от бренчавшего на гитаре Тольки.

— Нравится? — спросил он.

— Что нравится? — не понял я.

— «Что, что»… Песня, конечно.

— Какая? — Я всё ещё не понимал его.

— Не слышал, значит, — вздохнул он. — Я так и думал. Придётся повторить, я не гордый.

И он запел протяжным песенным говорком, как безголосые шансонье, не расстающиеся с микрофоном. Тогда я ещё не знал, какая завидная судьба ожидает это творение нечаянной знаменитости.

— Всадники ниоткуда — что это? Сон ли? Миф?.. Вдруг в ожидании чуда… замер безмолвно мир. И над ритмичным гулом, пульсом моей Земли, всадники ниоткуда строем своим прошли… Право, сюжет не новый… Стержень трагедии прост: Гамлет решает снова… вечный, как мир, вопрос. Кто они? Люди? Боги? Медленно тает снег… Снова Земля в тревоге и передышки нет…

Он сделал паузу и продолжал чуть-чуть мажорнее:

— Кто ими будет познан? Сможем ли их понять? Поздно, приятель, поздно, не на кого пенять… Только поверить трудно: видишь — опять вдали… Всадники ниоткуда строем своим прошли…

Он вздохнул и посмотрел на меня в ожидании приговора.

— Ничего, — сказал я. — Поётся. Только…

— Что — только? — насторожился он.

— Откуда у хлопца испанская грусть? Пессимизм откуда? «Поздно, приятель, поздно, — передразнил я его, — не на кого пенять»… А что, собственно, поздно? И почему поздно? И на что пенять? Тебе льда жалко? Или двойников? Сними-ка лучше горчичники, уже не жгут.

Толька содрал с моей измученной спины уже высохшие горчичники и сказал:

— Между прочим, их и в Арктике видели.

— Горчичники?

— Не остри. Не смешно.

— Вероятно, страшно. Всадники ниоткуда…

— Может, и страшно. В Гренландии тоже лёд срезают. Есть телеграммы.

— Ну и что? Теплее будет.

— А если весь лёд Земли? И в Арктике, и в Антарктике, и в горах, и в океанах?

— Тебе лучше знать — ты же климатолог. В Белом море будем сардинку ловить, а в Гренландии апельсины посадим.

— В теории, — вздохнул Толька. — Кто может предсказать, что произойдёт в действительности? Никто. Да и не во льдах суть. Ты выступление нашего Томпсона почитай. ТАСС его полностью передал. — Он указал на пачку газет.

— А что, паникует?

— Ещё как!

— Он и в Мирном паниковал. Помнишь?

— Трудный дядька. Много крови испортит. И не только нам. Кстати, он и словечко наше использовал. С подачи Лисовского: хорзмен фром ноуэр.

— «Всадники ниоткуда». А ведь это ты придумал, — вспомнил я.

— А кто размножил?

Спецкор «Известий» Лисовский, возвращавшийся вместе с нами из Мирного, был автором статьи о розовых «облаках», обошедшей всю мировую печать. Он так и назвал её — «Всадники ниоткуда». А название действительно придумал Толька. Это он закричал тогда, увидев их из окна самолёта: «Всадники! Ей-богу, всадники». — «Откуда?» — спросил кто-то. «А я знаю? Ниоткуда». И тут же Лисовский повторил вслух: «Всадники ниоткуда. Неплохо для заголовка».

Вспомнив об этом, мы с Толькой переглянулись. Так оно и было.

10. САМОЛЁТ-ПРИЗРАК

А что, собственно, было?

Наш реактивный лайнер летел с ледяного аэродрома Мирного к берегам Южной Африки. Под нами клубилась облачная белесая муть, похожая на снежное поле близ узловой железнодорожной станции: снег, заштрихованный паровозной копотью. Иногда облака расходились, муть прорывалась окнами, и в окнах глубоко-глубоко внизу открывалась стальная доска океана.

В кабине собрались все привыкшие друг к другу за зиму — геологи, лётчики, гляциологи, астрономы, аэрологи. Из гостей присутствовали только несколько газетных корреспондентов, но о том, что они гости, скоро забыли, да и сами гости постепенно растворились в однородней среде вчерашних зимовщиков. Говорили, конечно, о розовых «облаках», но не серьёзно, по-домашнему, с подкусом и шуточками, — словом, шёл привычный весёлый каюткомпанейский трёп.

Розовые «бумеранги» появились неожиданно на облачной белесой дорожке, подскакивая и зарываясь в ней, как всадники в ковыльной степи. Тогда и родилось сравнение со всадниками, хотя сравнивать их, конечно, можно было с чем угодно: форму свою, как я уже видел, они меняли мгновенно, часто и по неведомым нам причинам. Так произошло и на этот раз. Шесть или семь из них — уже не помню точно — поднялись нам навстречу, растеклись розовыми блинами, потемнели и обвили самолёт непроницаемым багровым коконом. К чести нашего пилота, он не дрогнул, а продолжал вести самолёт, как будто бы ничего не случилось: в коконе так в коконе!