Случайностей на свете не бывает - Елизавета Пузырева

а от того, что эта самая тьма рассеивалась. И еще я услышала еле различимый легкий плеск воды. И такое спокойствие, умиротворение нахлынуло на меня, захотелось как можно быстрее преодолеть все эти ступени, которые больше не казались ни страшными, ни пугающими. Найти то место, от куда раздавался этот плеск. Это было крайне важным! Я не смогла бы объяснить, но мне казалось, что именно там есть то, что ускользало от меня годы. Найти, надо всего лишь найти…

Первый луч солнца едва проскользнув в этот мир, нашел – таки мое маленькое оконце и улегся, мягко, тепло на мою щеку. Я проснулась…

Утро встретило меня легкой сумеречной дымкой, которая, словно сахарная таяла, растворялась прямо на глазах обещая, что день выдастся погожим. Напрасно я думала, что не смогу заснуть на новом месте. Оказывается, я уснула тут же, как голова коснулась мягкой подушки. И на удивление четко я помнила приснившейся мне сон. Не знаю даже, были ли те волнения, что я пережила во сне меньшими, чем те, что довелось мне испытать накануне. Но как бы там ни было, я чувствовала себя прекрасно отдохнувшей и полной сил. Даже более чем. Во мне как будто что – то пело, плескалось, словно тот загадочный источник, до которого я так и не дошла во сне.

Сейчас же было рано, выглянув в окно я заметила всего несколько человек спешивших по Шнуру, явно не на увеселение, а скорее на работу. Взгляд упал на цветок, что вчера задвинула в угол подоконника, и поставив его по центру, я погладила мягкие, с легким ворсом чуть поникшие листья, пожалев, что на нем нету цвета. Жаль, мне было б очень интересно, увидеть иномирное цветущее комнатное растение. Цветы вообще были моей слабостью. Я их очень любила, меня всегда к ним тянуло, разве, что розы вызывали безотчётное чувство страха. Слегка смочив землю в горшочке, осторожно, чтобы вода не попала на мягкие опушенные листья, я, шутя, но от всей души пожелала ему хорошего дня и полного цвета, чтобы порадовать своих хозяев.

Умывшись, и одевшись, я решительно направилась к ведру с тряпкой, и вымыла пол у себя, в коридоре, и, подумав, протерла общую лестницу. Шуметь я не шумела, но все же внимание Руфуса привлекла.

– Ани? Ты почему не спишь в такую рань?

Изумление, с которым смотрел на меня мой «дядя» было неподдельным, даже вчерашние подозрительно –недовольные нотки не проявились. Только я так и не поняла, что больше его поразило, то, что я не сплю в такую рань или то, что я мою лестницу.

– Не спиться, я привыкла рано вставать. Дядя Руфус, а куда можно вынести мусор с наружной лестницы?

Поразмыслив, я пришла к выводу, что называть племянника Марты господином не стоит, для родственницы, пусть и дальней, это было бы некрасиво, да и не тактично. Так что – дядя. Скажи, как дядя, ведь не даром, Москва, спаленная пожаром французам отдана…. Эти строки были всем опытом в моей жизни, когда я сознательно и с выражением произносило это слово. Дядя.

Торговец, тем временем, уже взял себя в руки и в двух словах объяснил, как пройти к мусорным бакам. По сути, не так уж и далеко, но со Шнура надо выйти, хорошо хоть есть выход поперек улочки, надо только знать, где завернуть, а то пришлось бы брести по Шнуру с километр. Я сходила раза три, вынося с лестницы ненужные котомки, коробки, кульки. И уже домывала наружную лестницу, как меня позвала Марта.

– Деточка, ты устроила переполох в семействе моего племянника. Вот уже пол часа до меня доносится нравоучения всему семейству. Старших девушек уже отправили наводить порядок в лавке, да и младшим работа нашлась. До Руфуса только сейчас дошло, что он один встает рано, открывая лавку. Разве это порядок? Остальные не утруждают себя ранним подъемом, словно у них не только хватает на жизнь, но и сверх того имеется.

Эти слова меня развеселили, хотя думаю, понимания от девочек, дочек Руфуса и Рамины мне после этого ожидать не скоро.

Марта удивила тем, что приготовила для меня, во-первых, аккуратненькую, но судя по легкому запаху лаванды и чего – то, напоминающее ваниль, лежащую не один год на полках или в сундуке, блузку и юбку. Блузка была мне как раз в пору. Длинные рукава, заканчивающиеся легкой оборочкой тонких кружев, на сколько я понимаю самодельных, невысокий воротник стойкой, который Марта уже на мне украсила небольшой черной, с переливом брошкой в виде жучка, с крошечными блестящими лапками. По цвету же она напоминала сегодняшнее раннее утро. Легкая серо – розовая дымка. Юбка же глубокого серого цвета, была почти в пол, затягивалась черным широким кожаным кушаком. И что самое главное, скрывала мои потертые кроссовки. Волосы я не стала заплетать, а собрав половину в хвост, позволила свободно виться по спине. Когда я была готова и позвала Марту, что бы та посмотрела, как на мне сидит её одежда, то она, бросив взгляд через мое плечо изумленно ахнула.

– Не может быть!

Что? От такой реакции мне почему – то стало не по себе. Мурашки испуганной стайкой рванули наперегонки по позвонкам, пересчитывая один за другим, отчего сразу стало зябко. Может я уже исчерпала лимит потрясений и удивлений, что мне становится нехорошо от одних этих эмоций?

– Что – то не так? – я прокашлялась, голос мой казался сдавленным, словно не родным.

– Кампанелия!

Теперь я уже удивилась по – настоящему. Какая еще кампанелия?! Не знаю я таких.

– Она не цвела, как мой муж умер. Не может быть…

До меня начало медленно доходить происходящее. Я повернулась к оставленному на подоконнике цветку, и впрямь, тот набрал пышный цвет, и кое- где уже начали распускаться нежные, чуть удлиненные, словно удивленные происходящим цветы. Удивительно только то, что на одном растении было сразу два оттенка. Белоснежный и небесно-голубой. Такое я видела в первый раз. Одно слово – иномирная кампанелия…

– Ну надо же. Быстро он надумал.

– Ты что – то сделала с цветком?

Я отрицательно замотала головой, отчего мурашки снова надумали пустится вскачь, только уже в обратную сторону. Что я сделала? Да ничего! Доброго утра пожелала, только и всего. Так я многим его желаю. Что – то никто не спешит благоухать пышным цветом после моего приветствия.

– Нет, Марта, ничего особенного, честное слово, – оправдываясь, отозвалась я. – Я лишь пожелала ему хорошего дня, и пышного цвета, только и всего. Полила еще,