За колючкой – тайга - Сергей Зверев

«Дача» – это промежуточное понятие для тех, кто не дотянул до «особого», а нахождение их на обычном «строгом» – большая роскошь. Отбросы человеческого общества, которые не годятся даже для нормальной зоны.

Этот Литуновский понял местные законы, впитал атмосферу этого праздника, познакомился с порядками и правилами, но, несмотря на то что любой нормальный человек после ознакомления со всем перечисленным должен затихнуть и смириться, он подходит и просит денег. И при этом совершенно не напоминает идиота, который решил во что бы то ни стало распрощаться с жизнью. Может, просто вздернуться или вены вскрыть ночью под одеялом – это для него уже неинтересно? Ему нужна пальба, пара разодранных пулевых ранений в ягодицы, рваные после собачьей хватки ноги, да потом еще тумаки конвоя?

Бедовый давал шанс Летуну не от доброты душевной и не по старой зоновской дружбе. Если братва на воле узнает, что авторитет Бедовый помог человеку с «дачи» уйти, чего не случалось за всю ее историю, то имя Толяна будет вписано золотыми буквами в историю воровского мира. Так и будет: стоит черная стела, высотою в сотню метров, на верху еле виднеется: «Ваня Болотников, Степа Разин, Емеля Пугачев…», а чуть ниже, погонял на сто – Толян Бедовый. Своеобразная аллея звезд криминальной иерархии. Это во-первых. А во-вторых, в общак на воле упадут пятьдесят тонн долларов. Это второе неслыханное дело. Не воля зону греет, а зона – волю. Такого в истории, кажется, тоже еще не было. Сомнений в том, что Летун расплатится, не было. Пятьдесят тонн «зелени» – это здесь, на «даче», звучит так же, как и миллиард долларов. А за проволокой, в тысячах километров отсюда, пятьдесят тысяч долларов – это всего лишь трехкомнатная в Старосибирске и одно-двухкомнатная в Москве. Так что разлохматить беглеца на эти деньги вполне реально. А потому беги, Летун, лети…

И вот, через шесть месяцев пребывания внутри «дачи», когда любому станет понятно, что зайти в тайгу – проблем нет, проблема – как сделать так, чтобы тебя не вернули обратно, на вертолете, подранного собаками и измочаленного конвоем, случается так, что при построении на обед всем одновременно становится ясно: Летуна в зоне больше нет.

– И что ты мне скажешь в связи с этим?

Хозяин восседал на кресле в своем кабинете в фуражке, сцепив пальцы положенных перед собой рук. Его взгляд был строг, холоден и, казалось, невыносим. Казалось ему, Хозяину. Толян же, легко стянув с головы кепи, прошелся вдоль ряда стульев и сел на один из них. Старые, совковые, присланные сюда еще в начале шестидесятых, ремонтировали до тех пор, пока не выяснилось, что ремонтировать больше нечего. После этого зэки, что из краснодеревщиков, вырезали начальнику «дачи» такие стулья, что теперь он напоминал короля Артура, ожидающего своих двенадцать рыцарей. По шесть стульев стояло вдоль каждой из сторон резного стола. Сам же хозяин кабинета сидел на кресле, спинка которого, обтянутая привезенной с Большой земли парчой, возвышалась над его фуражкой, как невероятных размеров корона.

– Встать! – сказал Хозяин, чуть покраснев. – Ты что, забыл, куда пришел?!

Вместо адекватной этому крику реакции Толян вынул пачку «Мальборо» и положил ее перед собой на тяжелую столешницу.

– Ты зря сотрясаешь воздух, начальник, – мягко улыбнулся он. – Зачем грубить, если удовлетворения от этого все равно не получится?

– Ты, Банников, зарвался, – решив сменить гнев на снисхождение, молвил полковник. – Непорядок у тебя в бараке. Зэки от тебя бегут, а ты об этом даже не догадываешься. Как понимать?

Со стороны это смотрелось забавно. Начальник зоны и зэк сидят друг против друга, второй курит, а первый стыдит его за то, что недосмотрел. Любому, кто далек от этих отношений, явь покажется сном, однако любому матерому каторжанину станет ясно, о чем в этой так резко начавшейся беседе идет речь. Через две минуты, когда Хозяин исчерпал запас вопросов и претензий, Бедовый вонзил окурок в хрустальную пепельницу начальника и осклабился. Так, наверное, улыбается волк, исходящий слюной, когда встречает после неудавшейся охоты зайца, намертво схваченного силком.

– Ты чего-то опять перепутал, Кузьма Никодимыч, – чуть улыбнулся Толян, продемонстрировав кончики фарфоровых зубов, вставленных еще на воле, в Питере. – Бегут не от меня, а от тебя. Или ты забыл, кто зону охраняет? Я зэк, Кузьма Никодимыч, такой же, как все, зэк. А ты ведешь меня к себе под конвоем, после чего спрашиваешь, как могло случиться так, что с зоны ушел человек. Сходи к лепиле, выпей парацетамолу. Он всех парацетамолом лечит: и поносных, и золотушных, и запамятных…

– Я тебя в ШИЗО на год упеку, парень, – прошипел полковник, явно забывая, что говорит об этом зря. – Ты с кем базаришь, зэк?

– Ну, ну… У вас тут от курей дармовых да яиц сельских мозги пенициллином, вижу, подернулись, – миролюбиво и тихо прогудел Толян, чуть склонившись за столом. – Я тут сижу, чтобы люди не поднялись, твоих бурятов, вместе с тобой, через жопу не вывернули, да с твоим же оружием в тайгу не ушли. Вот это моя задача, мент, понял? Рану чужую зажимать и кровь сдерживать. А твоя проблема, чтобы этот, моими молитвами спокойный народ через колючку не перемахивал, – Бедовый заметно порозовел и чуть добавил газу. – И ты меня кумачовым покрывалом в своей псарне не покрывай, понял? Я твоим помощником, мент, никогда не был и не буду. Запомнил?

– Я ж… Ты, зэк… – Полковник захлебывался, позабыв, что точно такая же беседа, среди других прочих, уже имела место ровно год назад, и тогда окончилась для него обидной необходимостью выровнять отношения. – Ты понимаешь, с кем схлестнуться решил? Авторитет, говоришь? А как ввести на «даче» «особый», а? Куды дергаться из ледника будешь, «законник»?

Дергаться, что предполагал Хозяин, авторитет не стал. Ткнул пальцем в фуражку полковника и пробормотал:

– Знаешь, почему я вошел и кепку снял? Нет, не перед тобой, как положено. Потому как в дом вошел, хоть и замусоренный. В храме и доме шапку снимать полагается. Но я-то в чужой хате, а ты в своей. Но сидишь в шапке, да еще в красном углу. И, хотя красен здесь любой угол, в твоем поведении, Кузьма Никодимыч, греха немерено.

Зэк встал и прошел к зарешеченному окну. За спиной его бури не было, это начальник, по всей видимости, решил дать обратный ход.

– «Особый», говоришь? – Бедовый отвалился от подоконника и вернулся к столу. – А силенок хватит? А как насчет комиссии из Минюста и Генпрокуратуры? Я тут такие показания образую, что ты сам этапом в столыпине покатишь. На соседнюю зону, «красную». Посмотри на это окно, Кузьма Никодимыч. Ты видишь эту решетку на нем? Ты сам в зоне. Да только мне два года осталось и три месяца. Да дней одиннадцать. Я тут срок отбываю, а ты тут живешь. И будешь жить, потому что такие, как ты, если бы в них нуждались в модных местах, менялись каждый год. Ты же тут сидишь, вместе со мной, уже семерик. Но я отсюда выйду через два с небольшим года, а тебе до пенсии лямку в зоне тянуть еще лет десять! Так чем ты меня пугаешь? Усилением режима? Я не против. Только перед тем, как зверствовать, укрепи решетки на окнах. Иначе нельзя, я предупредил. Когда зона встанет, ты тут и часа не продержишься. Братва повырежет вас как скот, и мусора эти полста человек по всей стране еще лет десять искать будут, пока снова здесь не соберут. Но всех не соберут, да и тебе все равно уже будет. Прости, Кузьма Никодимыч, что у нас такой разговор с тобой вышел. Не в ответе я за Литуновского, ты в ответе.

И теперь не было до конца понятно, для чего Хозяин составлял разговор, который при любом раскладе должен был закончиться именно так. Странно, но разочарований такой исход у полковника не вызвал. Казалось, что секунду назад почти потерял над собой контроль, и вдруг стал мудрым и рассудительным.

– Что ж, – сказал он, и, по его мнению, выглядеть это должно было назидательно. – Как ты умеешь держать народ в узде, я посмотрел. Теперь посмотрим, как я могу их, разнузданных, искать. И не обижайся потом, осужденный Банников, на мою строгость и принятие соответствующих мер профилактического характера. Вернуть Литуновского в зону – моя обязанность. И сделать так, чтобы ни он, ни кто-либо еще не решился на подобную дерзость, тоже моя обязанность. Да, забыл. У меня еще права есть. Но о них позже. Чаю предлагать не стану, знаю, пить со мной западло. Да, чуть из головы не вылетело… Это я так, не для протокола, Анатолий. Ты не предполагаешь, куда Литуновский мог податься?

Бедовый пожал плечами, расслабился и потянулся к лицу рукой. Вытер губы, пожевал губами.

– К сторожке, наверное… А потом – в Назарово. Куда ему еще идти?

Полковник улыбнулся, и на лице его высветилась благодарность.

– Спасибо, Анатолий. Знал, что поможешь. Я, кстати, тоже так сразу подумал. Куда ему еще податься, кроме как к сторожке кремянской? Вот за помощь – огромное спасибо. Ты шебутной, конечно, человек, но истину разумеешь. Сотрудничать нужно.