Пророчество Богов (СИ) - Екатерина Зиновьева

   Недолго думая, Альс поднялся из-за стола и, подойдя к хозяину трактира, попросил того об услуге. Хозяин скептически глянул на вампира, но как только в его руку перекочевала пара золотых монет, услужливо расплылся в улыбке и с низким поклоном удалился.

   На те деньги, что он получил от вампира, он мог открыть ещё один трактир, так почему бы не выполнить просьбу такого хорошего... кровопийцы.

   Через несколько минут инструмент менестреля начал издавать развеселые мотивы.

   Люди и не люди оторвали головы от столов: со всех сторон начали сыпаться шутки, рассказы, легенды.

   Оживление прошло и в рядах наших ребят. Раскрасневшаяся Адея сказала, что устала сидеть за столом и хочет танцевать.

   Нелли пыталась успокоить подругу, но в ту будто демон вселился, она никак не унималась. Альс так же не давал Аделайя забраться на стол и устроить танцы. Утихомирить подвыпившую дочку ректора удалось лишь начальнику королевской стражи.

   Он, как и многие отдыхал в "Песнь ветра" и видел всё то, что ускользало от остальных - должность обязывала.

   В то время пока все полу-спали, а вампир общался с хозяином питейного заведения, в трактир вошла ведьма, которую трудно было не узнать.

   Склонив голову набок, начальник стражи с интересом наблюдал за действиями эффектной женщины: она смогла незаметно подойти к столику, за которым сидели студенты Академии и подсыпать в стакан своей внучки какой-то порошок. Напоследок Викельрия подмигнула ухмыляющемуся стражнику и опять никем не замеченная, удалилась из трактира.

   - Истинная ведьма, - хохотнул начальник стражи и, прислонившись спиной к стене, ждал, что будет после того, как Аделайя Маркус Грильо выпьет содержимое своего стакана. Его подозрения подтвердились. Всё в поведении юной особы говорило о том, что она находится под действием дурман-травы: затуманенные глаза, неуемная жажда, беспричинный смех.

   - Если ты сейчас не успокоишься, я буду вынужден сообщить твоему отцу о неподобающем поведении его дочери, - подойдя к шумной троице, предупредил он.

   Адея на мгновение замерла, а потом начала медленно слезать со стола, поддерживаемая с двух сторон своими друзьями.

   - Завари ей крепкий сладкий чай, - бросил начальник стражи хозяину трактира и вернулся на своё место. На столе лежал свернутый вдвое листок бумаги. Развернув его, он прочитал всего одно предложение:

   "Глаз да глаз за этой молодежью".

   Адея плюхнулась на стул и нахмурилась. Зрение никак не хотело фокусироваться на предметах. Пару раз, попытавшись схватить убегающий стакан с наливкой, девушка махнула рукой и, откинувшись на спинку стула, прикрыла глаза.

   - Только не это, - простонала Аннель, теребя подругу за плечо.

   - Альс, а спой нам что-нибудь, - пьяно попросила Адея, приоткрыв один глаз.

   Алистер удивленно вздернул брови, но через секунду кивнул.

   Договорившись с самим менестрелем об аренде его инструмента, вампир уселся на стойку. Раздумывая над песней, он перебирал струны и смотрел на Нелли, которая отчитывала Адею.

Прикосновеньем нежным коснешься ты меня,

Теплом души излечишь сердца холод.

И я заставлю стать частичкою себя

Мы утолим с тобой наш общий голод.

   Нелли запнулась на полуслове и, резко обернувшись, во все глаза уставилась на Алистера. Её сжигало любопытство: для кого эта песня? Выбрана случайно или же с каким-то умыслом?

   Голос мягкий, глубокий, проникающий в каждый уголок души, он обволакивает и увлекает за собой. Не видишь и не слышишь ничего кроме звуков музыки и голоса певца.

Вдвоем сгорим мы в огне страсти,

В том наслажденье, что будоражит кровь.

Склоняю голову, я в твоей власти,

Теперь понятно мне, такое чувство как Любовь.

   Когда Альс закончил своё выступление и вернулся за столик, то он увидел почти спящую Адею и расстроенную чем-то Нелли.

   - Давай возвращаться в Академию, - не смотря на него, проговорила Аннель и, поднявшись, потормошила подругу.

   - Оставь, я донесу, - предложил Альс и, обойдя стол, подхватил не подающую признаков жизни подругу на руки. Всмотревшись в её лицо, он прислушался к сердцебиению и удовлетворенно кивнул.

   Выйдя на улицу, ребята вздрогнули от громкого храпа. Ошарашено, посмотрев на источник звука, Альс и Нелли дружно рассмеялись. Напряжение, которое повисло между ними минутой ранее, спало... ненадолго.

   - Жаль в Академию ничего не пронесешь, - горестно вздохнул Альс, думая о недопитой наливке, оставленной на столе в трактире.

   - Не стоит оно того, - усмехнулась Нелли, вспоминая, как Алистер уже не раз и не два пытался пронести горячительные напитки в стены Академии, но исход всегда был один - бутыль взрывалась, стоило ей пересечь определенный барьер: тысячи мелких осколков, больше похожих на пыль разлетались в разные стороны на многие метры.

   - Да, - хмыкнул Алистер и поудобнее перехватил Адею. - Наверное, ты права.

   Нелли буквально изнывала от желания поинтересоваться, чем руководствовался друг при выборе песни.

   Альс же считал, что практически в лицо признался в симпатии, и Аннель просто обязана была понять, что пел он для неё. Ведь в последнее время он выказывал ей намного больше внимания, нежели Адее или кому-либо ещё. Сказать открыто Альс не смог, хотя и пытался. Едва он открыл рот, чтобы рассказать Нелли о своих чувствах, как горло сдавливал спазм, и он каркал что-то нечленораздельно, малопонятное. Позориться снова Алистер не хотел, потому откладывал своё объяснение на более удачное время. А сегодня ему подвернулась отличная возможность и он ею воспользовался.

   - Ты красиво пел, - зашла издалека Нелли, а Альс возликовал, убеждаясь, что подруга поняла его чувства.

   - Рад, что тебе понравилось.

   - Это кому-то посвящалось или случайный выбор?

   Алистер резко остановился и удивленно взглянул на Аннель.

   - Ты ничего не поняла?

   - Ты о чем? - Искреннее недоумение на лице Аннель в другой раз бы вызвало умиление, но не в этот раз.

   - Ты ведь сейчас шутишь? - почти взмолился вампир, закатывая глаза к небу. Посмотрев на Аннель и, увидев ее растерянный вид, Альс зло бросил: - Идем.

   Быстрым шагом он пошел дальше стараясь сдерживать свои эмоции. Его взбесила непонятливость подруги, но ещё больше разозлила собственная робость. Он никогда и не думал, что это чувство у него есть: глупое и ненужное.