Семья Лоранских (Не в деньгах счастье) - Лидия Чарская

Она сердилась на Вакулина, за то, что он пожелал к ним приехать «взглянуть, как они устроились». Это укололо ее гордость.

— Приедет взглянуть! Как устроились облагодетельствованные его отцом бедняки! «Богач, миллионер», как говорит Граня… а такта ни на волос. Сказать такую фразу! Как «устроились» — благодаря деньгам его отца! Хорош гусь! Нечего сказать!

— А вот посмотрим! вот посмотрим! Как-то ты будешь снисходить к нам, бедненьким, ничтожным людишкам, ты — богатый, независимый, гордый человек?

И самое получение пяти тысяч от старика Вакулина теперь потеряло свою прежнюю приятную окраску в глазах Валентины. Все-таки они были получены при посредстве Юрия Юрьевича и он видел ее, гордую, самолюбивую девушку, обязанной его отцу, и всю ее семью, устроившейся благодаря этому.

И, глядя на свой новый костюм и изящные золотые безделушки, Валентина с досадой думала о том, что Юрий Вакулин сразу поймет, из каких сумм приобретены все эти вещи.

Но отказаться от них она не хотела, так как они эффектно подчеркивали ее красоту, как дорогая оправа подчеркивает камень-самородок.

Вакулин приехал ровно в 10 часов, когда вся семья Лоранских, не исключая и Кодынцева и Сонечки Гриневич, ежедневно бывавших у них, уже перестав надеяться на его приезд, сидела за столом, ломившимся под тяжестью всевозможной снеди и яств, привезенных Лелечкой из «города».

Звонок Вакулина раздался так неожиданно, что Валентина, неприятно волновавшаяся все время, вздрогнула невольно.

— Так звонить могут только миллионеры! — произнесла она с изменившимся лицом.

Но Вакулин не хотел, очевидно, казаться таким, каким его представляла себе девушка: он вошел в скромную маленькую столовую с такой неподражаемой простотою, так весело и непринужденно перездоровался со всеми и, сев около самовара, шутливо попросил разрешения у Лелечки помогать ей хозяйничать. Потом, заметив среди прочей закуски омары, он страшно обрадовался им, говоря, что обожает омары и голоден, как собака, потому что рыскал целый день по делам и не успел пообедать. Услышав это, Марья Дмитриевна ужасно взволновалась.

— Как? Не обедать до сих пор? Да ведь это непростительно. И ничего не сказать! А мы его омарами угощаем! Супа надо, супа и бифштекс!

И, несмотря на то, что Вакулин протестовал всеми силами и отказывался от обеда, Лелечка стрелой помчалась в кухню и через десять минут явилась обратно, вся красная от удовольствия, с тарелкой борща в руках, случайно оставшегося от обеда и разогретого на бензинке. Мяса дома не оказалось, и Фекла предложила сделать яичницу-глазунью на черном хлебе, что встретило настоящий восторг со стороны гостя. Минут через пять поспешила и глазунья; Юрий Юрьевич с преувеличенной жадностью накинулся на нее, шутливо болтая то с Лелечкой и Сонечкой Гриневич, потерявшими всю свою робость при этой простоте и любезности молодого миллионера.

Покончив с яичницей и выпив чай, Вакулин прошел в гостиную и, присев к пианино, заиграл хорошенькую бравурную итальянскую песенку, чуть-чуть подпевая себе приятным, красивым тенором.

— Вы поете? — спросил Павлук.

— Немножко! — улыбнулся Вакулин, как бы прося себе снисхождения этой улыбкой и запел известную арию, аккомпанируя себе на пианино, просто, свободно и легко.

— Чудесно! Чудесно! — подхватили присутствующие.

Вакулин засмеялся.

— Ну, не очень-то! Я плохой певец!

— Ну, нет! Вы артист! Какой голос! — кричал восторженно Граня, совершенно позабывший свое недавнее объяснение с братом и сиявший, как именинник.

Вакулин, польщенный, пел еще и еще…

И слушая его пение, видя его простое, ласковое обхождение, все Лоранские сразу решили, что Юрий Юрьевич Вакулин простой и не гордый человек.

Но больше всех восторгался Граня. Куда девался его несколько пренебрежительный тон, каким он обыкновенно говорил со всеми, тон избалованного красавца-мальчика, маменькина сынка и общего баловня! Он буквально не сводил с Вакулина влюбленного взгляда и следовал за ним, как паж за своим королем.

Одна Валентина осталась в столовой в обществе Владимира, когда все перешли в гостиную с гостем, но до нее ясно доносились и красивый голос Вакулина и отдельные восклицания, прерываемые звучным веселым смехом. И почему-то этот голос и смех были неприятны ей.

Вдруг она ясно услышала фразу, донесшуюся до нее из гостиной:

— А разве Валентина Денисовна вовсе не будет участвовать?

— Валя! — крикнула из гостиной Лелечка, — Юрий Юрьевич хочет знать…

Девушка нехотя вышла из столовой.

— В чем дело? — стараясь быть по возможности любезной, спросила она.

— Да вот про наш вечер Юрий Юрьевич спрашивает! — оживленно пояснил Граня. — Юрий Юрьевич живое участие принимает в нем, массу цветов жертвует для продажи в пользу гимназии.

— Надо будет киоск у входа сделать! — произнес Вакулин. — Валентина Денисовна, вы не откажетесь взять на себя продажу цветов? Было бы очень любезно с вашей стороны.

Лоранская задумалась на минуту. Идея продавать цветы на благотворительном вечере в пользу гимназии, к которой она привыкла, как к своей, так как в ней воспитывались оба ее брата, сразу улыбнулась ей. Довольное выражение скользнуло по ее лицу, когда она подумала о предлагаемой ей приятной миссии.

Ей было приятно показаться в хорошеньком киоске, в освещенной бальной зале, нарядной и красивой, возбуждающей общий восторг.

Ее тщеславие заговорило снова.

— Мерси! — поблагодарила она с любезной улыбкой Вакулина, — но только меня ведь не приглашали сами инициаторы вечера.

— Об этом не беспокойся! — перебил ее Граня. — Завтра же к тебе командируют наших лучших учеников, «гордость класса», с приглашением осчастливить…

— И потом, — вмешался Павлук, — раз киоск с цветами жертвуется Юрием Юрьевичем, за ним остается право выбрать по желанию продавщицу.

— И не одну, — засмеялся тот, — Валентине Денисовне едва ли справиться одной, я попрошу помочь и Елену Денисовну, и Софью Николаевну.

На лице Лелечки выразился неподдельный ужас.

Она? Продавать цветы? Да она сгорит от стыда от одного присутствия в нарядном бальном зале. И потом платье надо, платье новое, и чулки, и туфли, и перчатки, а она так хотела не трогать своего капитала и оставить деньги про черный день!

Однако отказываться было нельзя, и Лелечка, заметно смущенная, поспешила поблагодарить Вакулина.

Вакулин долго еще оставался у Лоранских, с каждой минутой все более и более очаровывая хозяев. Он уехал поздно ночью, спев еще на прощанье из «Евгения Онегина» арию Ленского пред дуэлью.

— Как хорошо! — искренне восхищалась Лелечка. — Если бы вы не были так богаты, вы пошли бы, конечно, на сцену? — добавила она внезапно.

— Да, если б я не был богат, то поступил бы, конечно, но теперь — увы! это невозможно!

— Почему? — искренне вырвалось у Лелечки.

— А потому, Елена Денисовна, что я слишком хорошо знаю людей. Как ни дурен и плохо подготовлен не был бы мой голос, но меня возьмут в любую труппу ради моего состояния, и еще, пожалуй, в компаньоны пригласят. К сожалению, деньги в наш век всесильны, на них приобретается все: и талант, и карьера, и даже личное счастье…

— Только не это! — порывистым восклицанием вырвалось у Валентины.

Вакулин живо обернулся к ней.

— Вы правы, Валентина Денисовна, — заметил он, — но они, т. е. деньги, иногда способствуют ему.

Это была его последняя фраза, после которой он откланялся и, поблагодарив маленькую семью за радушие, вышел в переднюю в сопровождении Лелечки и обоих братьев Лоранских.

Между тем вся семья все еще находилась под обаянием интересного гостя. Даже Павлук и тот с оживлением говорил о нем:

— И кто мог подумать, что он окажется таким симпатичным парнем?.. Нет, простота-то какая, а? Прекрасный малый и гонора ни-ни, нисколечко!

— Целый киоск пожертвовал, целый киоск! — восторгался Граня. — Лелька, — неожиданно кинулся он на сестру, — ради Бога, со мной посоветуйся или с Валентиной хотя бы, насчет твоего костюма, а то такой кутафьей вырядишься, что краснеть за тебя придется…

— Ты туда поедешь, Валя? — тихо спросил Кодынцев, вышедший из столовой во время пения Вакулина.

— Ты слышал же, кажется, что ее просили? Отказаться неловко, — ответил за сестру, внезапно раздражаясь, Граня.

— Ты поедешь? — переспросил Кодынцев.

Валентина молча кивнула головой. Она знала, что это огорчит ее жениха, с которым она так редко виделась последнее время, но отказаться от любезного приглашения Вакулина и лишить себя удовольствия она не могла.

Что-то больно кольнуло Владимира Владимировича. В первый раз ему стало досадно на свою невесту. Он слишком высоко ставил ее, куда выше всех остальных девушек. И это Валя, его серьезная Валя, оказавшаяся не менее других способной увлечься мишурным блеском и дешево купленным успехом толпы! Она способна ехать показывать свою красоту и нарядное платье, как самая пустенькая, светская девочка.