Лунный зверь - Килворт Гарри

– Никуда я больше не пойду, – с горечью перебила его лисица. – Мир уже забрал все, что у меня было. С меня хватит.

О-ха даже подумывала, не совершить ли ей рванц, ритуальное самоубийство, разорвав собственный живот зубами. И все же что-то удерживало ее – скорее всего, мысль о том, что в Запределье на подобный поступок посмотрят неодобрительно. В конце концов она решила, что такой выход допустим лишь для лис, попавших в беспощадные металлические тиски капканов или западни. Те, кому опостылела жизнь, должны смириться. Страждущие телом, попавшие в неволю имеют право свести счеты с жизнью, страждущие духом обречены терпеть.

И О-ха, пересиливая себя, продолжала жить. Как и многие лисы до нее, она часто задумывалась над природой удивительного чувства, именуемого печалью. «Откуда она, печаль, – размышляла О-ха. – Приходит ли она в душу из мира, полного жестокости и несправедливости, или же каждая лиса рождается со своей печалью в душе, с печалью, которая дремлет до времени, пока невзгоды не пробудят ее?»

А в усадьбе еще одно существо не находило себе покоя, пылая жаждой мести. Сейбр-риджбек был вне себя от ярости: какая-то жалкая лисица ухитрилась провести его, избежать его смертоносных челюстей.

– Я запомнил этот запах, на всю жизнь запомнил, – твердил себе пес. – И чего бы мне это ни стоило, я поймаю эту мерзкую тварь и разорву на клочки, от носа до хвоста. Пусть она одурачила меня, ей это даром не пройдет. Скоро она узнает, что такое собака, настоящая собака.

Клятва была принесена, страшные обещания даны, и один из противников неминуемо должен был умереть. К несчастью для О-ха, она оказалась для грозного риджбека не просто ускользнувшей добычей. Она заставила пса выказать слабость, которой он стыдился больше всего, – неистребимый инстинкт повиновения хозяину. Такого унижения он не мог забыть. Стыд за себя нередко превращается в ненависть к свидетелям бесчестья, и Сейбр возненавидел О-ха всей душой. Теперь О-ха и все ее соплеменники стали для него заклятыми врагами.

В жарких странах под палящим солнцем свирепый риджбек выслеживал львов, вместе с другими псами набрасывался на леопардов и убивал их. По приказу хозяина настигал темнокожих людей, пытавшихся спастись бегством, и перегрызал им горло. И вдруг какая-то тварь – чуть больше кошки – вышла из столкновения с ним целой и невредимой. Для столь прославленного охотника это было неслыханным оскорблением. Оскорблением, которое можно смыть только кровью.

Часть вторая

Побег из бедлама

Глава 7

Надпись на дощечке, прикрепленной к клетке Камио, гласила: «Американский рыжий лис». Для него самого, впрочем, больший интерес представляла изнанка таблички: просовывая морду сквозь прутья клетки, он точил о нее зубы и начисто отгрыз один из углов. Мех у Камио был густой, необыкновенно темного, почти шоколадного оттенка, а взгляд лиса светился умом и проницательностью. По крайней мере, так было раньше, когда он жил в городском предместье, где улицы широки, а редкие дома окружены садами. Крыльцо пригородного дома вполне может служить лису пристанищем. Никто не мешает спать под ним целый день, а то и устроить нору, если только в доме нет детей. (Человечьи детеныши в чем-то сродни лисам – их влекут укромные места, полумрак, затянутые паутиной подвалы.)

Далеко-далеко отсюда прошли молодые годы Камио. Еды ему хватало – он ловил маленьких зверюшек, что в изобилии водятся вокруг человеческого жилья, и подбирал отбросы. Он был самым настоящим мусорщиком и отнюдь не считал это зазорным. Есть, конечно, звери, которые полагают, что охотиться куда благороднее, чем рыться в мусоре, но, по мнению большинства, это полная чепуха. Главное – выжить, и если можно извлечь пользу от соседства с людьми, глупо пренебрегать остатками их пищи.

Подобно многим диким зверям, нашедшим приют в городе, Камио был смел и дерзок. Ходил он всегда гордо, высоко вскинув голову. И хотя он далеко не всегда сохранял неколебимую уверенность в себе, но не видел надобности сообщать об этом всему свету. Поэтому держался он так, словно в мире для него не было тайн, всем своим видом показывая, что нечего и тягаться с ним ни в хитрости, ни в смекалке. Все окружающие так и думали, за исключением подруги Камио Роксины, которая относилась к нему более скептически, хотя, конечно, признавала и силу, и обаяние своего друга. Знала бы Роксина, как он поставил себя здесь, в зоопарке, с каким спокойным достоинством он держится, она бы им гордилась, – частенько думал Камио.

Лис, как и всегда, лежал на полу своей тюрьмы, а посетители глазели на него, иные даже наставляли на Камио фотоаппараты, ослепляя его вспышками. Он оставался недвижным. Пусть обезьяны прыгают и скачут на потеху публике, выламываются, чтобы услышать довольный человеческий лай. Он, Камио, не собирается унижаться. Тем более что его все равно накормят, даже если он целый день проваляется в клетке, ни разу не шевельнувшись, лишь угрюмо скаля на посетителей зубы. Повезло еще, считал Камио, что он не из редких, диковинных зверей. Будь он, к примеру, утконосом, тогда бы уж от посетителей не стало бы никакого покоя. А около клетки с таким обычным зверем, как лис, люди не толпились и долго не задерживались.

Мимо прошел служитель с двумя овчарками на поводке. По ночам эти псы охраняли зоопарк. Камио не упустил случая немного поразвлечься.

– Привет, красавчики! – насмешливо протянул он. – Как дела в Великом союзе человечьих рабов?

Один из псов рванулся к нему и прорычал:

– Заткни пасть!

– Мы хотя бы на чистом воздухе, – подхватил второй. – А не в вонючей клетке!

– На чистом воздухе? Да он весь смердит людьми, ваш воздух! Ну уж вы скажете, братцы! Вам только таким воздухом и дышать!

– Не смей звать нас братцами, – рявкнул первый пес. – Не то…

Закончить ему не удалось, потому что служитель дернул за поводок и что-то пролаял.

– Арестант несчастный, – лязгнул зубами второй пес.

– Кто бы говорил, – не остался в долгу Камио. – Всю жизнь болтаешься на цепи. Поди потаскай меня на этой удавке! Не выйдет. Да у вас, бедолаг, выбора нет. Хорошую шутку сыграли с вами предки, когда взяли и сдались людям в рабство.

Псы в ответ разразились яростной бранью, и недоумевающий служитель с визгливым тявканьем потащил их прочь, при этом он так натянул цепи, что едва не задушил собак.

Довольный Камио поскреб за ухом:

– Уж эти мне немецкие овчарки. Скверные твари. Прирожденные убийцы. Вот кого надо держать за решеткой, а не меня. Я-то, между прочим, за всю жизнь не сделал людям ничего плохого…

Так он бормотал себе под нос, пока не наступил час кормежки. По правде говоря, Камио потихоньку сходил с ума. Зоопарк был настоящим скопищем умалишенных зверей. Почти все они попадали сюда в здравом рассудке, но долго сохранить его не удавалось почти никому.

На свободе хищники вступают в контакт с травоядными, лишь когда голодны и выходят на промысел. Запах добычи приводит в движение специальные механизмы, отвечающие за скорость и ловкость, в крови происходят изменения, мозг работает быстрее, мускулы напрягаются, чутье обостряется.

Так же происходит и с травоядными: стоит им почувствовать близость охотника, как немедленно включаются механизмы самозащиты. В сознании животных мелькают все возможные способы спасения, железы их вырабатывают адреналин, носы ловят мельчайшие оттенки запахов, приносимые ветром.

В зоопарке хищников и травоядных разделяло пространство в несколько ярдов, и они все время видели, слышали, чуяли друг друга. Беспокойство будоражило их кровь, волны ужаса накатывали на травоядных, напряжение не оставляло хищников. Леопард ощущал запах антилопы, лев – лани. Олень чуял гепарда, а кролик мог заглянуть в клетку к орлу. Сознание их мутилось, и это кончалось безумием, чистым безумием.

Добыча постоянно чувствовала присутствие охотника, охотник – присутствие добычи.

Страх ни на секунду не оставлял кроликов – они постоянно слышали вой волков, тявканье лис, пронзительный крик ястребов. Олень чувствовал запах своих смертельных врагов и представлял их крючковатые когти и острые зубы. Ледяные взгляды питонов и рысей приводили его в исступление. На пространстве меньше одной квадратной мили собрали около тысячи животных, половина из которых впадала в помешательство от близости недостижимой добычи, другая – от беспрестанного страха. Скрыться друг от друга было невозможно, пленников окружали глубокие рвы или крепкие клетки. Звери ходили и ходили кругами до полного отупения, словно связывали себя невидимыми узлами, и рассудок их слабел с каждым днем.