Лесник (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Может быть так даже лучше, что они оба молчат. Нет необходимости общаться, и раз он ее не разворачивает, значит, она движется в правильном направлении. И, думается, он тоже счастлив, что их общение закончилось.

Соня вздрогнула, когда его рука коснулись ее плеча. Это было так неожиданно. В ту секунду, когда она осознала, что лесник дотронулся до нее, по коже пробежала целая толпа мурашек, а в животе вспорхнул рой бабочек. Вот это да, реакция собственного тела не на шутку напугала девушку. Соня остановилась, собрала в кучу все оставшееся достоинство и развернулась к нему. Она планировала строго поинтересоваться, что именно ему нужно, но их глаза встретились.

— Ладно, ты извинить меня. Это было глупо, — произнес Улф, а Соня не могла ничего ответить, она потерялась. Нет, не так. Она утонула в его глазах.

Кто-нибудь, дайте ей кислородную маску, выдайте целую порцию ударов по лицу, чтобы она прекратила на него смотреть. Оборвала глубокое дыхание и оторвалась от этих чуть раскосых глаз, прямого носа, идеально очерченных губ. Перестала любоваться этой щетиной, что придает ему мужественный и даже хищный вид, острым кадыком, крепкой шеей и золотистыми волосами, что небрежно касались плеч. Соне захотелось захныкать и укусить себя за костяшки пальцев рук. Ну за что он ей такой-то, господи?

Но странное дело: в его взгляде на Соню появилось что-то неуловимо новое. А может, ей просто хотелось в это верить и ничего там не было. Он первым отвел глаза, Соня почувствовала себя обманутой. Она ощущала себя странно наполненной, свободной и в то же время глубоко растерянной. Она не знала, что ей делать, куда деть руки. Все будто перепуталось, перемешалось и затуманилось. Лесник обошел Соню, а затем взглянул вперед и резко остановился, прислушался. А дальше в очередной раз все произошло очень быстро. Ей показалось, что она увидела какое-то темное пятно, очень далеко, едва различимое зрением. Но у нее была близорукость, а вот у Улфа, похоже, нет. Он ловко подставил ей подножку и пихнул с обрыва. Здесь не было реки, только коряги, корни, мох, сырая трава и подгнившая листва. Соня хотела кричать, но не могла. Она скатывалась кубарем, ударяясь обо всё, что только можно. Почему она не может кричать? Он спустился вслед за ней тем же самым способом, а потом прижал всем телом к земле, накидав на них сверху какие-то ветки и листья, после затих. Соня попыталась дернуться. Она плевалась, а он поднял голову, прислушиваясь, приглядываясь, прижимая указательный палец к ее губам.

Тело болело в совершенно разных местах. Она даже не могла понять, где конкретно ударилась. Девушка понимала, что это для ее же блага, что Улф спасает им обоим жизнь, но как же сильно Соня ненавидела его в это мгновение. Она зарычала и ударила его коленкой между ног, когда поняла, почему не могла кричать. Впрочем, удар вышел не сильный, и мощное мужское тело продолжало придавливать ее к земле. Все внутри Сони разрывалось на две части. Одна половина, та, что связана с мозгом, логикой и здравым смыслом, буквально кричала о том, что нужно слушаться его, необходимо спасать свою жизнь и прежде всего думать о том, как выйти, наконец, из этого чертового леса. Но другая половина чувствовала этого невероятного мужчину на себе, стонала от наслаждения, праздновала победу, ластилась, купаясь в ощущениях. Вес его тела был настолько приятным грузом для той части Сони, у которой мозг давно отключился за ненадобностью, что ей хотелось, словно блудливой кошке, прижаться к нему еще сильнее, потереться, обхватить ногами, выгнуться, соприкасаясь всем, чем только можно. Но разум из последних сил побеждал похоть, и, просунув руку, Соня вытащила изо рта мелкие травянистые растения.

— Не могу поверить, что ты засунул мне в рот мох, ненормальный чокнутый ублюдок. Я не могу больше, я хочу домой, я… я, — захлебывалась Соня.

— Чтобы ты не заорать, — зашептал лесник, убирая траву с ее губ и щек, подушечки пальцев нежно коснулись ее кожи, а Соня из последних сил игнорировала это фантастическое ощущение.

— Они были там, шли нам навстречу. Они прочесывают местность.

Лесник приподнялся и затащил ее в низкий раскидистый куст лещины.

Он сунул ей немного воды, чтобы она могла прополоскать рот, и тут же отобрал бутылку, дабы Соня не потратила слишком много. Девушка зло прищурилась и вытерла губы тыльной стороной ладони. Слишком мало пространства, слишком близко. Эти кусты, как западня, сдавливали лесника и Соню со всех сторон, они были словно в коконе.

— Почему они не оставят нас в покое? Почему не уйдут? Сколько это будет продолжаться? — шептала Соня. — Мы даже лиц их не видели.

Лесник молчал, а Соня, прижатая низким кустом, подползла к нему на коленях, схватила его за ворот и стала трясти. Она наконец-то впала в истерику, в которую на ее месте впала бы любая другая женщина.

— Ты знаешь, кто они! Знаешь, что им нужно! Ты все знаешь, грёбаный маньяк. Ты все знаешь, я не сомневаюсь! Почему ты не взял ружье? Какого черта ты не взял свое идиотское ружье?

Его лицо было совсем рядом, а воздуха мало. Соне было нечем дышать. Боже, да ведь она же в лесу и здесь полно кислорода. Все дело в нем. В том, что он совсем близко. Он смотрел ей в глаза, позволяя себя трясти, разрешая ей обзывать себя. Спокойный, стальной, пронизывающий взгляд лесника обезоруживал, заставлял капитулировать без боя.

— И что бы ты делать против десятерых, чудо-женщина? Закидала бы их патронами? Если бы ты не намочить рацию… Надеюсь, что мы вовремя успеть и они нас не заметить, довольно далеко.

— Я хочу домой. Я не могу. Я пойду к ним, и может быть с ними можно будет договориться.

Загнутые внезапным вторжением незваных гостей ветки выгибались, подталкивая беглецов друг к другу.

— Знаешь что, Соня, — он назвал ее по имени так, что ей захотелось провалиться сквозь землю, — я не хотеть этого всего, у меня были свои планы, свои дела, — он тоже встал на колени, подбираясь к ней ближе, злость кипела в его глазах. Она плескалась, выливаясь наружу, сильные руки сжимались в кулаки, он не говорил, а зло шипел, — но я решил помочь тебе, и что я получить? Кучу дерьма, из которого не могу выпутаться.

В тесноте куста было негде спрятаться от его прожигающего взгляда, от его бровей. У этого придурка были самые красивые брови, которые Соня когда-либо видела в своей жизни у мужчины. Его запах, его особенный, дикий, хищный запах окружил Соню и завладел ею. Она продолжала истерить, а он не прекращал злиться, но было что-то еще. Соня это почувствовала так резко, как будто в замкнутом, душном помещении открылись все окна разом, и шторы, гонимые сквозняком, взвились вверх, поднимаясь к потолку. Что-то странное, непостижимое, то, с чем больше не было сил бороться. Притяжение такой силы, что голова пошла кругом. Неповторимое, неописуемое явление, заключающееся в тяготении тел друг к другу. Она чувствовала это и могла поспорить на что угодно, что и он это ощущал. Улф замолчал, он поморщился, задышал глубоко и часто. Его крепкая грудь подымалась и опускалась. Его глаза стали совсем другого цвета. В них неожиданно вспыхнуло так много огня, но Соня не испугалась, а потянулась к нему, как мотылек к горящей лучине на верную погибель. В какой-то момент Соне показалось, что он облизнулся. А потом резко притянул девушку к себе за плечи и поцеловал.

Нет, не так, он впился в нее губами с такой силой, что она почувствовала боль. Не задумываясь ни секунды, она разомкнула свои в ответ и впустила его, позволив горячему языку проникнуть в ее рот. Это было так томно, так сладко, так неистово. Все тело покрылось мурашками, щеки запылали, в животе заметались бабочки, сладкая нега моментально разлилась по всему телу, голова закружилась. Все! Больше нет сил сопротивляться. Она схватилась за его твердые плечи и прижалась к нему всем телом. Его сильные, ловкие руки тут же оказались на ее спине. Она чувствовала, как он, нет, не обнимает, царапает ее спину, сжимая кожу сквозь ткань одежды своими длинными сильными пальцами. Никогда в жизни ее не целовали подобным образом. Ее абсолютно точно никогда не хотели целовать таким способом. Да и не поцелуй это вовсе. В понятии Сони поцелуй — это что-то нежное, загадочное, а лесник брал ее рот, будто жаждал получить его годами.