Суданские хроники - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второе наставление, в коем мы упоминаем о том, что было у ученого, богобоязненного, святого и добродетельного шейха Мухаммеда Таля, которого люди возводят к бану-медас[77], из знаков почтения и даров со стороны /32/ повелителя-аскии. Дело в том, что аския не [мог] видеть шейха или слышать о нем и не выразить к нему уважения. Он лобызал его благородные руки, говоря: “Аллах дал нам преимущество благодатью твоей!” [В один прекрасный день] он заставил шейха сесть верхом на своего верблюда и ехать с ним один день. И станет-де все, что он встретит на этом отрезке из относящегося к трем племенам — дьям-уали, дьям-тене и соробана, — того, (т. е.) шейха Мухаммеда Таля, собственностью. А тот, кто не из этих [людей], будет-де его владением[78]. Начальным пунктом того расстояния было Харкунса-Кайгоро, а конечным — Дудикасара. Что же до селений, принадлежащих этим племенам на этом расстоянии (Ниамина-Кайа и то, что между ними из числа городов левого и правого берегов), то [их число], превышало семьдесят[79].
И третье наставление, в коем мы сообщаем о том, как почтен и одарен был повелителем-аскией наш наставник, ученый благочестивый, воздержанный, святой энциклопедист альфа Салих Дьявара. А дело в том, что когда повелитель его видел, то не обращал внимания ни на чьи речи, кроме его [речей], и никому не радовался так, как радовался альфе. А среди того, что аския ему дал в собственность из невольничьих племен, — хаддаданке, племя фалан, сарей, банкан, тумба, харидана и белла; их происхождение — от сорко[80]. Завершено.
Сообщим мы кое-что, что нам надлежит [сообщить] из рассказов о малли-кое Канку Мусе[81]. Малли-кой был государем добродетельным, богобоязненным и верующим. Он царствовал от дальних окраин Мали до Сибиридугу[82], и ему повиновались все, кто [был] в нем — из числа сонгаев и прочих. Признак его добродетели — то, что ежедневно он освобождал по [одному] человеку [рабу]. Он совершил хаджж к священному дому Аллаха и во время своего хаджжа построил соборную мечеть Томбукту и [мечети] в Дукуре, Гундаме, Дирей, Уанко и Бако[83].
Канку же [была] женщиной-неарабкой, /33/ но говорят, будто она была арабкой по происхождению. Причину же хаджжа Мусы изложил мне исследователь, хранящий рассказы о началах, — а это Мухаммед Кума, да помилует его Аллах! Он сообщил, что Канку Муса был тем, кто по ошибке убил свою мать Нана Канку; он опечалился этим, раскаивался и страшился кары за это [убиение]. Он раздавал милостыней крупные богатства и решил поститься [весь] свой век. Он спросил одного из ученых своего времени, что ему сделать, дабы испросить прощение за этот великий грех. А тот ответил: “Я полагаю, что ты прибегнешь к защите посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, устремишься к нему, вступишь под его покровительство и попросишь его предстательства. И Аллах примет его заступничество за себя. И таков [мой) совет”. Муса твердо решил и вознамерился сделать это и начал собирать средства и припасы для путешествия в тот же день. И воззвал он к людям всех сторон своей земли, требуя продовольствия в дорогу и помощи[84]. [Затем] Муса пришел к одному из своих шейхов, требуя от того, чтобы он выбрал ему день отправления среди дней. И шейх ответил: “Считаю, что ты [должен] подождать субботы, которая будет двенадцатым числом месяца. Выступай в этот день — и ты не умрешь, пока не возвратишься в свой дом невредимым, если пожелает Аллах”. Муса задержался, дожидаясь наступления этого [дня] среди месяцев и ожидая его. Но лишь через девять месяцев двенадцатое его число пришлось на субботу. И выступил Муса после того, как голова его каравана достигла Томбукту, а он [еще] пребывал в своем дворце в Мали[85]. И с этого времени субботу, падающую на двенадцатое число месяца, их путешественники считают счастливым днем. Это сделали пословицей в применении к путешественнику, который возвращается с недоброй переменой судьбы, и говорят: “Этот [человек] не вышел из дома своего в [ту] субботу, в которую вышел малли-кой”.
Канку Муса выступил с большой силой, обширными богатствами, с многочисленным войском[86]. Один из талибов рассказал нам со слов наставника нашего, ученейшего кадия Абу-л-Аббаса /34/ Сиди Ахмеда ибн Ахмеда ибн Анда-аг-Мухаммеда, да помилует его Аллах, и да будет он им доволен, и да сделает он его довольным. Тот-де спросил в день выступления паши Али ибн Абд ал-Кадира[87] в Туат (а паша объявил, что идет в хаджж) о числе лиц из его людей, что шли вместе с ним. И ему ответили, что число вооруженных, бывших с пашой, достигло примерно восьмидесяти [человек]. Кадий сказал: “Велик Аллах!” и “Слава Аллаху!”, затем заметил: “Этот мир не перестает оскудевать. Ведь Канку Муса вышел отсюда в хаджж, и с ним было восемь тысяч [человек]. Потом отправился в хаджж аския Мухаммед, а с ним — восемьсот человек, десятая доля того. А после них обоих третьим пришел Али ибн Абд ал-Кадир с восемьюдесятью — десятой долей восьмисот”. Затем